"Зарубежная фантастика 2024-9". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Геммел Дэвид

Зусаи, одетая, сидела у пруда. Ее длинные волосы слиплись от пота. На лице и бледно-зеленом шелковом камзоле, таком красивом в Гульготире, густо лежала пыль.

— Умеешь ты плавать, Зусаи? — спросил он. Она покачала головой.

— Хочешь, я тебя научу?

— Вы очень любезны, Талисман. Может быть, в другой раз.

Талисман подплыл к берегу, вылез и сел рядом с ней. Став на колени, она набрала в ладони воды и умылась. За два дня их совместного путешествия Зусаи ни разу не заговорила первой. Если разговор начинал Талисман, она отвечала ему со свойственной чиадзе учтивостью. Снова водрузив на голову широкополую соломенную шляпу, она продолжала сидеть на палящей жаре, не жалуясь и не глядя на него.

— Это нетрудно, — сказал Талисман. — И не опасно — я ведь буду держать тебя в воде. Зато какая там прохлада!

Она склонила голову и закрыла глаза.

— Благодарю вас, Талисман. Вы, право же, очень внимательны. Солнце палит нещадно. Быть может, вам лучше одеться, иначе оно сожжет вашу кожу.

— Нет, я еще поплаваю. — Он снова прыгнул в воду. То, что он знал о чиадзе, ограничивалось их военной наукой с ее строгими ритуалами. Согласно готирским книгам, многие их кампании выигрывались без всякого кровопролития — армии просто маневрировали, пока одна из них не признавала преимущества другой. Это никак не помогало ему понять Зусаи. Перевернувшись на спину, Талисман растянулся на воде. Ему все труднее становилось терпеть хорошие манеры этой девицы. Улыбнувшись, он снова подплыл к берегу и оперся локтем о камень.

— Ты мне доверяешь?

— Разумеется. Вы мой опекун, хранитель моей чести.

Талисман удивился:

— Я буду защищать твою жизнь, Зусаи, чего бы мне это ни стоило. Но честь человека никто не может сохранить, кроме него самого. Честь — это то, чего отнять нельзя. Ее можно только отдать.

— Как скажешь, мой господин, — покорно сказала она.

— Нет, нет! Не надо соглашаться со мной из вежливости, Зусаи. — Их глаза встретились, и она долго не отвечала.

Когда она заговорила вновь, ее голос слегка изменился — он остался певучим и мягким, но в нем чувствовалась уверенность, задевшая какую-то струну в душе Талисмана.

— Я боюсь, что выразилась недостаточно точно. Вы говорите о мужской чести, которая неотделима от крови и битвы. Слова патриотизм, мужество — все эти чисто мужские понятия действительно относятся к чести, которую можно только отдать. Быть может, выражение «хранитель моего целомудрия» было бы более уместно. И хотя мы могли бы провести целый философский диспут о значении слова «целомудрие», я употребляю его в том же смысле, что всякий мужчина по отношению к женщине — особенно надирский мужчина. Я слышала, что у вас подвергшаяся насилию женщина предается смерти, в то время как насильника всего лишь изгоняют из племени. — Она умолкла и снова отвела глаза. Это была самая длинная речь, которую Талисман от нее слышал.

— Ты сердишься, — сказал он. Зусаи покачала головой:

— Мне просто жарко, мой господин. Боюсь, что это сделало меня нескромной.

Талисман вылез на берег, прошел к лошадям и достал чистую рубашку и штаны. Одевшись, он вернулся к девушке.

— Мы останемся здесь на ночь. Там, около южного берега, есть полка, где глубина не больше четырех футов. Можешь выкупаться там. И не смущайся — я пройду назад по тропе, поищу топливо для костра.

— Благодарю вас, господин, — склонила она голову.

Талисман натянул сапоги, перекинул через плечо пустой мешок и стал подниматься в гору. У вершины холма он остановился и оглядел степь. В поле зрения не было ни одного всадника. Здесь, наверху, жара донимала особенно. Талисман двинулся вниз по склону, собирая хворост в свой мешок. Корни растущих здесь деревьев и кустарников уходили глубоко в сухую землю — эти растения поддерживали свою жизнь лишь благодаря коротким, но обильным зимним дождям. Сухого топлива было в избытке, и скоро Талисман набил мешок доверху. Он повернул назад и вдруг услышал крик Зусаи. Бросив мешок, он помчался обратно к водоему. Зусаи соскользнула с полки и уходила под воду, отчаянно молотя руками по воде.

Талисман добежал до пруда и нырнул за ней. Под водой он открыл глаза. Зусаи, продолжая барахтаться, ушла уже футов на двадцать в глубину. Пузырьки воздуха бежали у нее изо рта. Талисман опустился к ней, ухватил за волосы и стал всплывать. Тяжесть Зусаи не пускала его, и он ощутил легкую панику. Если он не отпустит ее, они утонут оба. Он огляделся: полка, с которой она упала, была всего в десяти футах слева — значит и до поверхности недалеко. Одолевая мертвый груз тела Зусаи, Талисман забил ногами с удвоенной силой и скоро высунул голову из воды. Глотнув воздуха, он вытащил девушку на каменную полку. Она обмякла в мелкой воде. Талисман, упершись ногами в камень, взвалил ее на плечо и вылез на берег. Он уложил Зусаи на живот, оседлал ее и надавил на спину. Вода полилась у нее изо рта. Талисман нажимал снова и снова. Наконец Зусаи закашлялась, и ее вырвало. Талисман сбегал к лошадям и отвязал ее одеяло. Когда он вернулся, Зусаи уже села, и он набросил одеяло ей на плечи.

— Я чуть было не умерла, — сказала она.

— Теперь все позади. Ты жива.

Помолчав немного, она взглянула на него.

— Хорошо бы мне в самом деле научиться плавать.

— Я поучу тебя, только не сегодня, — улыбнулся Талисман.

Солнце уже садилось, стало немного прохладнее. Талисман принес мешок с хворостом. Зусаи, в штанах и голубом камзоле, стирала их пропыленную одежду. Он развел костер в скальной выемке, на старой золе. Зусан подсела к огню, и они провели некоторое время в уютном молчании.

— Ты тоже изучаешь историю, как твой дед? — спросил Талисман.

— Я помогаю ему в занятиях с восьми лет и не раз ездила с ним в разные священные места.

— И в святилище Ошикая бывала?

— Дважды. Когда-то там был храм — самое древнее строение в готирских землях, по мнению дедушки. Ошикая, по преданию, похоронили там после Битвы в Долине. Его жена была с ним, когда он погиб, поэтому долину потом и назвали Слёзы Шуль-сен. Паломники уверяют, будто ее рыдания слышны до сих пор, если сесть вблизи от святилища в холодную зимнюю ночь. А вы слышали, как она плачет, Талисман?

— Я там никогда не бывал.

— Простите меня, господин, — с поклоном сказала она. — Боюсь, что мои слова вас задели, хоть я этого не хотела.

— Не беда, Зусаи. Расскажи мне о святилище — какое оно?

— В последний раз я была там три года назад. Мне исполнилось четырнадцать, и дедушка нарек меня женским именем — Зусаи.

— А как тебя звали в детстве?

— Вони. На чиадзе это означает «писклявая крыса».

— По-надирски будет почти так же, — усмехнулся Талисман.

— По-надирски это будет «паршивая коза». — Зусаи склонила голову набок и сверкнула такой улыбкой, что Талисмана точно кулаком между глаз ударили. Он заморгал и втянул в себя воздух. До этой улыбки ее красота казалась столь холодной и недоступной, что не причиняла Талисману никаких хлопот. Но теперь? Ему почему-то стало трудно дышать. Вытащив Зусаи из пруда, он почти и не заметил ее наготы. Теперь же ему не давала покоя память о ее золотистой коже, округлостях бедер и живота, больших темных сосках маленьких грудей. До него с опозданием дошло, что Зусаи к нему обращается.

— Что с вами, мои господин?

— Ничего, — ответил он резче, чем намеревался, ушел вверх по тропе и сел там на камень. Улыбка Зусаи не шла у него из ума, и все тело ныло от желания. Его точно околдовали. Он оглянулся на девушку, тихо сидящую у костра. Нет, она не колдунья — просто она красивее всех женщин, которые Талисману до сих пор встречались.

И он обязался честью доставить ее другому мужчине.

Чорин-Цу говорил о жертве — теперь Талисман понял, что это значило...

Зусаи сидела у костра, закутавшись в пестрое одеяло. Талисман спал рядом, дыша глубоко и ровно. Когда одна из лошадей во сне задела копытом камень, Талисман вздрогнул, но не проснулся. Зусаи рассматривала его лицо в лунном свете. Не красавец, но и не урод, даже милый, подумала Зусаи, вспомнив, как осторожно он закутал ее в одеяло и как заботливо смотрел на нее, когда она оправлялась после страшного происшествия. За годы, проведенные с дедом, Зусаи встречала многих надирских кочевников. Некоторые ей нравились, другие были противны. Но все они пугали ее — свирепостью, которая неизменно проглядывала в них, склонностью к насилию и кровопролитию. А вот Талисман не такой. В нем чувствуется сила и власть — редкость для столь молодого человека. Но он не жесток и не любит крови — это видно.