Павел Дартс - Крысиная башня
— А потом все так быстро завертелось, так быстро… Я и понимать что-то не успевала!..
И тут ее осенила мысль:
— Я же телефон свой там… оставила!!
Толик хмыкнул, а батя съюморил:
— Элеонора, — не оставила, нет! Не оставила, а метнула его в голову гостю нашего города, который пришел в это культурное заведение культурно же рости. Над собой. А ты своим телефоном и своими капризами этому воспрепятствовала!
Мы все грохнули смехом. Вроде бы ничего смешного, а смеялись аж до слез, до икоты. Смеялась и сама Элеонора:
— Он как!.. А я ему!.. Бах! — прямо в лоб! А Олег Сергеевич ему — бац!!
Я смеялся как от самой удачной остроты… Как потом батя пояснил — «отходняк после стресса». Только притихли, еще всхлипывая от смеха, как батя вновь:
— А за ужин? За ужин-то мы не рассчитались??
— Сплошные убытки у ресторана! Эдак можно ходить почаще — у нас экономия получится! — вставил Толик и мы опять закатились.
Еще всхлипывая от смеха, Элеонора пожаловалась:
— Агааа!.. Смешно… А трубка-то — Vertu, мне ее папа на семнадцать лет подарил, она шесть тысяч евро стоила!..
— Ого! — покосился на нее в зеркало Толик, — Так у джигитов удачное приобретение, — ведь не раскололась же она ему об лоб!
Мы опять посмеялись, и батя уже серьезней отметил:
— А ведь это возможный залет, братцы! По телефонной книге найдут хозяйку, адрес, за Элеонорой выйдут и на нас…
У Толика своеобразное чувство юмора:
— Ну, тогда у нас есть один выход: прикопать девушку где-то здесь, на обочине, — не найдут ее, не найдут и нас!
Элеонора визгнула и схватилась за ручку двери. Я схватился за нее — еще выпрыгнет на ходу, дура. Батя торопливо-примирительно произнес:
— Ничего-ничего!.. Не пугайся! Это он шутит так. Шутник он у нас. Такой шутник! — и, повернувшись к брату, выразительно постучал согнутым указательным пальцем по лбу.
— А что? — как ни в чем ни бывало ответил тот — Тоже выход. Не лучший, конечно. Но как вариант…
Поймал в зеркале заднего вида ее испуганный взгляд, рассмеялся, и добавил:
— Да ладно! Че ты? Я ж говорю — не лучший вариант! Вон, сейчас Олег что-нибудь придумает. Не боись! Мы не для того за тебя вписывались, чтобы потом тебя вот «прикапывать»!
— А для чего?
— А из человеколюбия! Исключительно. Веришь? — и опять взглянул в зеркало.
Элеонора отрицательно покачала головой — не верит, типа.
— Ну вот… — расстроенно произнес Толик, — Типа «знаешь жизнь»? А ну и зря. Из чистого аль… Это… Как, Олег?
— Альтруизма.
— Во-во. Из чистого его. Ну сама посуди — какой нам от тебя прибыток кроме синяков? — и потрогал припухшую бровь со ссадиной, — тот хач, у столика, все же попал ему кулаком в лицо.
Элеонора, видно было, что устыдилась. Отцепилась от дверной ручки, тряхнула плечом и возмущенно зыркнула на меня, чтобы я за нее не хватался. Больно надо, — пусть прыгает…
Батя подумал, порасспрашивал ее, что за телефоны были в телефонной книге мобильника, и махнул рукой:
— А! Пусть ищут. Прописана, говоришь, в коттеджном поселке? Ну, пусть там и ищут. Про квартиру в городе кто из сотрудников — коллег отца знал? Знают, что есть, не знают адреса? Это хорошо. Ну и все. И вообще. Сейчас, по мере усугубления ситуации, много желающих будет счеты там свести, или предъявить чего, — от всех прятаться… Пусть придут и предъявят, если горят желанием. И мы — предъявим!
На том и порешили.
Рыжую завезли домой, проводили до квартиры. Света опять не было, подъезд открыл дежурный, мужик с 11-го этажа, поздоровался, с любопытством позырил на Элеонору и всю нашу гоп-компанию.
Отворив уже свою пафосную дверь в квартиру — ну точно сейф, а отделка какая! Даром что я в первом подъезде не бываю, обратил бы внимание, — она извиняющимся тоном сказала:
— Я бы вас пригласила на чай, но, Олег Сергеевич, мне даже угостить вас нечем… Может, завтра зайдете? Мне, право, не удобно…
— Чай с собой приносить? — отметился Толик.
Рыжая фыркнула, попрощалась до завтра со всеми нами, и закрылась.
Дома мама с удивлением рассматривала ссадины на лице Толика, ободранный и залитый йодом кулак, но ничего не сказала и ушла спать. Наверняка ведь подумала: «Я знала, что он бандит!», что бы еще? А что Толик вписался за девчонку «против превосходящих сил противника» — так и не поверила бы, небось.
Пили чай на кухне, батя назначил «разбор полетов».
— Да. Это мы влезли… РобинГуды хреновы… Ну Толян-то ладно, — отморозок, но я-то?… Да еще Сергей с нами… Не, это была конкретная дурость, и мне за этот эпизод в биографии всегда будет стыдно!
— А я думал — гордиться будешь! Не все же в жизни ути… ли…
— Утилитарно?
— Да. Не все же быть «практичным»? Девчонку вот от хачей спасли. Зачтется «там»? — Толик потыкал пальцем в потолок.
— Навряд ли. Мало надежды. И вообще, не надо с богом строить отношения «баш на баш», он, говорят, этого не любит. Да и влез ты, Толик, согласись, потому что… Ну вот вписался бы ты за женщину весьма средних лет, по комплекции — работника общепита?
— А то. Тут дело прЫнципа. Я наглых хачей не люблю. И вообще — наглых. Потому что сам — наглый, хы! Вписался бы — веришь? Че, думаешь, чисто на телочку запал? Ну и запал — подруга очень ничего себе; но одно другому не мешает!
— Ну, ладно. Сергей…
— Да понял я все, пап… Ступил. Осознаю.
— Ты понимаешь, что тормозя, ты нас мог всех подставить?
— Я же сказал… Ступил. Больше не повторится.
— Ну, надеюь, больше в кабаки мы таскаться не станем; хотя ситуации в жизни могут быть всякие. Толя! Ты чего ломанулся на стволы в вестибюль?
— Я ж сам со стволом был. Время. Пока, в сумятице, и нужно было к выходу прорываться, а не устраивать позиционные бои. Все логично. Тут мне краснеть не за что.
— Ты ж сам говоришь — попали в тебя два раза?
— Гы. Соврал. Не попали ни разу; это было бы для меня не только больно, но и западло. Чтоб какие-то лохи попали? В скоротечном огневом?… Не. Там толстый сразу шмальнул в меня — из какой-то большой дуры, типа Осы, я ушел оба раза, и в ответ — в него! Потом…
— Ты ж говорил…
— Перед девочкой, ага. Чтоб чувствовала, что «я за нее на фронтах раненый», хы! — Толик довольно засмеялся.
— Психолог… хренов. Ладно. А когда ты понял, что у тебя резиноплюй?
— Да сразу и понял. И отдача не такая, и пули от стен живенько так отскакивают. Был у меня наган. Уважаю я эту систему. За неименеем других…
— А если бы был боевой — ты бы тому, у входа в вестибюль, в голову бы стрелял? Честно говоря, я аж дрогнул, когда ты эдак, не задумываясь…
— Знаешь, братан, если бы в меня там, в вестибюле, палили бы из боевого, — я бы этого тоже завалил бы, рука бы не дрогула. Ибо вместе они были. А так… Ну че «если бы»? Знал я, что «резина», потому и… Где, кстати?
