Василий Гавриленко - Теплая птица
-Слышь, дай на пиво.
Муравей-вырожденец, муравей-трутень. Глаза мутные, щеки залило красным, от грязных лохмотьев вонь; все шарахаются от него, опасаясь даже краешком одежды коснуться бомжа.
Я отшатнулась, и – спешно – туда, в арку, за которой синеет бок подошедшего поезда. Не оглядываясь, нырнула в вагон.
«Следующая станция – Смоленская».
Пока поезд, погромыхивая, полз по темному тоннелю, я во все глаза рассматривала москвичей. Красиво одетые, с задумчивыми или улыбчивыми лицами, они завораживали меня. Моск – вичи! Удивительное слово. Точно наименование восточной сладости. Сколько раз в родном городке я слышала разговоры о Москве и ее жителях. Почти все они были сдобрены неприязнью, за которой, как за ширмой, скрывалась остро отточенная зависть: «Вот бы туда!». Кое-кто, такой же отчаянный, как я, однажды покупал билет в один конец и – ни слуху ни духу.
«Слышь, дай на пиво».
Я вздрогнула: так отчетливо и объемно прозвучал в голове голос бомжа из людского муравейника. А вдруг и он когда-то сошел на перроне, одержимый смутными надеждами, молодой и наивный, с одной лишь твердой убежденностью: не возвращаться обратно? Да, так оно и было. Так было с ним и может быть со мной. На мгновение перед моими глазами возникла женщина в обносках, с лохмотьями волос на голове, с распухшим синеватым лицом. Узнав в этой женщине себя, я вскрикнула.
Старушка в розовом пальто испуганно посмотрела на меня.
-Извините, - пробормотала я.
Глядя на бегущую за окнами поезда черноту, я поклялась, что пойду на все, чтобы не стать той женщиной в обносках.
Поезд замер, стукнули отворившиеся двери, я вышла на перрон. Оглядевшись, шагнула к близстоящей женщине и произнесла, как заклинание, как молитву:
-Подскажите, пожалуйста, как мне выйти к МГУ.
Это было желтое приземистое здание, показавшееся мне невзрачным не в последнюю очередь потому, что напротив него виднелась башенка и зубчатая линия Кремля. Я была в самом сердце страны. Всего сутки назад я стояла рядом с обшарпанным одноэтажным строением, серым до тоски, под крышей – деревянная табличка, вещающая всем и каждому: «Вокзал. Город Изюминск». Немного в Изюминске я видела изюму. И вот теперь в каких-то сотнях метров от меня лысеющий, но все еще привлекательный мужчина решает судьбу страны и ее граждан, в том числе и мою. Пожалуйста, будь добр ко мне, господин Президент!
Замечтавшись, я едва не наткнулась носом на постамент памятника, стоящего во дворе Университета. Михаил Васильевич Ломоносов.
«Что может собственных Платонов, и быстрых разумом Тевтонов российская земля рождать». Строчки запомнились со школы, а еще рассказ нашей учительницы о юноше Михайло, не захотевшем рыбалить с отцом в студеном море и отправившемся с попутными подводами в Москву.
«Почти как я», - я невольно засмеялась. Было приятно осознавать, что путь мой – не Голгофа, а протоптанная миллионами подошв дорога, идти по которой уже не так одиноко и страшно.
В приподнятом настроении я вошла во вращающуюся дверь.
Боже мой! На мгновение мне показалось, что я вновь очутилась в метро. Площадка перед турникетом, загораживающим вход на мраморную лестницу, была полна людьми. Здесь толпились юноши и девушки приблизительно одного возраста со мной, у некоторых были сумки, почти такие же, как у меня. Кое-кто был с мамой или папой.
Сидящий перед монитором охранник красен, как отварной рак, и время от времени утирал платком выступающий на лбу пот.
-Не толпитесь, - крикнул он. – По одному.
Невысокий парень с зародышем бороды на подбородке протянул охраннику паспорт. Тот взял документ, словно рыбу-пиранью. Этот человек был явно чем-то раздражен. Через мгновение стало понятно, чем именно. Откуда-то сбоку к нему подошел мужчина в такой же форме, с надписью «Security» на груди, бледный, как стена больницы.
-Где ты бродишь? - недовольно пробурчал краснолицый. – Погляди, какой наплыв, до ночи не успеем.
-Успеем, - беззаботно отмахнулся его напарник, опускаясь в кресло неподалеку.
Теперь дело пошло быстрее: толпа редела, пропуская на мраморную лестницу все новых счастливчиков. Наконец, очередь дошла и до меня.
-Ваш паспорт. А сумку оставьте здесь, - сказал бледнолицый, окинув меня мгновенным взглядом. – Деньги и ценные вещи возьмите с собой.
Деньги – две синие бумажки - и аттестат я взяла с собой, с легким сердцем присоединила свою сумку к ее собратьям, горкой возвышающимся на широкой скамье.
Охранник вернул мне паспорт, в который была вложена белая бумажка: «Факультет журналистики МГУ. Пропуск». Может быть, я сохраню эту бумажку, как и первый билет на метро.
Пройдя через турникет, я ступила на мраморную лестницу, несколько шагов вверх – и перед моим взором возник цветной портрет Михайло Ломоносова.
-Девушка, проходите сюда, - окликнул меня молодой человек в очках с бейджиком на груди: «Сергей».
Я еще не привыкла к обращению на «вы», к слову «девушка» по отношению к себе, и слегка растерялась. В родном городе меня называли по имени, а в школе и вовсе по фамилии: «Эй, Книппер, дай списать домашку!».
-Проходите, - улыбнулся Сергей, пропуская меня в ярко освещенный зал, где за длинными столами сидели два юноши и девушка. У всех к одежде приколоты бейджики – «Аркадий», «Елена», «Нектарий».
«Нектарий? Вот так имя!».
-Ко мне присаживайтесь, – крикнул Нектарий.
Аркадий засмеялся:
-Самых красивых – себе, так, Ник?
Нектарий не ответил, только улыбнулся. Я присела на стул напротив него.
-Ваш паспорт и аттестат, пожалуйста.
Нектарий был толст и некрасив, волосы на его голове топорщились, словно к ним никогда не притрагивалась расческа. Рыжеватая борода топорщилась на подбородке, точно приклеенная пакля.
-Марина Александровна Книппер.
Прочел Нектарий и поднял глаза от паспорта.
-Родственница?
-Что?
- Ольга Книппер, жена Чехова, вы, случайно, не ее потомок?
Не знаю, как и почему это произошло, но мой язык, точно обладая собственной волей, повернулся и произнес:
-Да, ее.
Впоследствии я не раз размышляла об этом случае, случае первой лжи и не могла найти причин, заставивших меня солгать.
Коллеги Нектария посмотрели на меня с интересом.
-Я читал письма Книппер к Чехову, - сообщил Аркадий. – Очень занимательно.
-Возьми паспорт, - переходя на «ты», сказал Нектарий.
-А аттестат?
-Аттестат останется у нас до окончания экзаменов. В случае, если не поступишь, мы тебе его вернем.
-Поступит, - уверенно сказал Аркадий.
-Вот твой экзаменационный лист. На каждый экзамен приходи с ним и с паспортом.
-И со шпорами, - вставила Елена.
-И со шпорами, - усмехнулся Нектарий. – Да, чуть самое главное не забыл, - ты нуждаешься в общаге?
Я ожидала этого вопроса и, если бы его не последовало, мне пришлось бы самой узнавать у них, где мне жить на период экзаменов. Эти трое сидели передо мной, как жрецы древнего культа, они – я почему-то не сомневалась, - все были москвичами, и, закончив принимать абитуриентов, разойдутся по своим уютным квартирам.
Мне хотелось сказать «не нуждаюсь», но, представив холодную ночную улицу города либо зал ожидания на вокзале, где кругом – менты и бомжи, я проговорила:
-Да, нуждаюсь.
Небо не рухнуло на землю и не случилось всемирного потопа.
-Хорошо, - сказал Нектарий. – Адрес общаги знаешь? Вот с этой бумажкой – к коменданту…
Между двумя утрами: тем, когда я впервые увидела памятник Михайло Васильевичу, и еще одним июльским утром, когда я стояла у этого же памятника со следами слез на лице, не знающая, куда пойти и что делать, - прошло пятнадцать дней. Мне казалось, что первые дни в Москве я жила по своему собственному, изюминскому, времени. Времени – октябрьской мушке, привезенной мною из родного городка в сумке и застрявшей в моих волосах. Но московское время – паук, одним броском умерщвляло октябрьскую муху и вступало в свои права, заставляя дни лететь подобно оперённой стреле.
В суетливой дымке экзаменов я не замечала ничего вокруг; приходила в общагу, валилась на продавленную, нечистую кровать, едва успевая перемолвиться парой фраз с соседками по комнате: Татьяной и Дарьей. Татьяна приехала покорять Москву с Кубани, со станицы с веселым названием Задорные Дворики. Дарья - из Новосибирска, города, судя по ее рассказам, многолюдного и перспективного, в котором есть метро, пусть не такое, как в столице, но все-таки…
-Новосиб – столица науки, - говорила Дарья, поглядывая на меня и Татьяну, - По количеству живущих в нем кандидатов намбер ван в России.
Она бахвалилась своим городом так часто, что Татьяна, наконец, не выдержала:
