Павел Марушкин - Властелин знаков (Лексикон)
— Ты так и не рассказал, что ты там делал.
— Учился. Учился и искал ответы на вопросы. Разбойничьи деньги я к тому времени потратил почти все: жизнь в Империи недешева. Не так уж сложно заиметь средства, думал я. Азартные игры, скачки, дерби. Побывай на бегах, запиши результаты, прогуляйся в ближайший лесок — и вернись на несколько часов назад! А странное свечение — ну что же, если кто и увидит, одной легендой больше, только и всего. Поначалу казалось, что все сошло гладко. Конечно, было много разговоров; все-таки проекция Знака — слишком зрелищное явление, чтобы оставить свидетелей равнодушными! Даже тиснули заметку в газете. Но никто не связал происходящее с Адамом Дрейзе, студентом Гейдельбергского университета, — так меня звали в то время… А спустя неделю в городе появилась эта парочка: долговязый француз и его громила-телохранитель, неандерталец.
— Как тебя нашли?
— Понятия не имею! Но сделали они это чертовски быстро. Никаких попыток вступить в переговоры: они напали прямо на улице, громила прижал к моему лицу тряпку, пропитанную серным эфиром, — вдохнув его, человек теряет сознание. Тут мне впервые пригодились монастырские навыки. — Озорник ухмыльнулся. — Неандерталец, полагаю, был немало удивлен; все же их раса гораздо сильнее человеческой. Но с тех самых пор они идут по моим следам. Правда, мне каждый раз удается быть на шаг впереди — но кто знает, как все обернется теперь.
Ласка зябко поежилась.
— Пошли в хижину.
— Пойдем. Я, кстати, принес перекусить. Подозреваю, гостеприимство Мусорной Головы не распространяется столь далеко, чтобы кормить нас.
— Я бы в любом случае не стала злоупотреблять кухней пиктов, — в тон ему ответила девушка.
Из хижины доносились странные звуки. Ласка заглянула в дверь — и тихонько ойкнула от удивления. Потап, которому полагалось бы валяться без сознания, восседал у горящей печки и меланхолично тренькал когтем по струнам растрескавшейся, с облезлым лаком мандолины, извлекая простенькую мелодию.
— Вот, вылез дров поискать и нарыл, — проворчал он при виде вошедших. — Жаль, не балалайка. Но тож сойдет. Струнки бы заменить, конечно…
— Как твои раны? — с беспокойством спросила девушка.
— Да ниче так, вроде… Не беспокоят.
— Ну, и то хлеб, — усмехнулся Озорник. — Чего дальше делать думаешь?
Медведь глубоко вздохнул:
— Дык это… Чего уж там… Я с вами — коли не прогоните.
— Не прогоним. Но ты все же подумай, — серьезно сказал Осокин. — Дела у нас рисковые, да враги со всех сторон обложили, и чего дальше будет — неизвестно.
— Суворов Ляксандр Василия так, бывало, говаривал: семи смертям не бывать, одной не миновать! — философски откликнулся Потап.
Лекарства пиктов оказали на медведя поистине фантастическое действие. Низкорослые татуированные человечки делали перевязки еще дважды; и Ласка с изумлением отмечала, как быстро затягиваются раны, обложенные отвратительными заплесневелыми корками. «Здесь любая царапина сразу начинает гноиться, — пояснил Мусорная Голова. — Так что зеленая плесень у нас первое средство».
Выходить за пределы свалки было небезопасно; но и сидеть целыми днями в маленькой душной хижине скоро сделалось невыносимо. Ласка стала предпринимать прогулки — сперва короткие, потом заходя все дальше и дальше, с любопытством исследуя этот загадочный мир. Постоянное зловоние вскоре перестало донимать ее: обоняние частично утратило чувствительность и напоминало о себе лишь изредка, когда ветер доносил особенно мерзкие ароматы. Снег вскоре сошел, и великое многообразие мусорных куч явило на свет свои богатства. Пикты вышли на промысел: согбенные фигуры неторопливо ковыряли в отбросах длинными палками. Рядом бегали их детишки, столь же грязные и лохматые, как и взрослые: некоторые играли, другие сосредоточенно рылись в соре, время от времени хвастаясь друг другу находками. Свалка жила по своим законам. Некоторые места принадлежали отдельным кланам, и соваться туда без особой надобности не стоило, а кое-где и вовсе было опасно — как, например, на кромке невысокого обрыва неподалеку от хижины Мусорной Головы. Внизу протекал ручеек, и прямо из воды торчали грязные треугольники битого оконного стекла. Каждый вечер Озорник отправлялся в город, но результатов эти вылазки не приносили: Хиггинс и его кузены как сквозь землю провалились. Наконец в один из дней гостеприимный хозяин принес весточку от фелис.
— Они не собираются отдавать тебе «ее» за просто так. Хотят, чтобы ты заплатил… — Мусорная Голова коротко глянул на Озорника. — Похоже, парни решили пересмотреть вашу сделку.
— Хм-м… — тот оглянулся на свою команду, задержал взгляд на Потапе. — Если бы знать, где у них логово.
— Здесь мы тебе не помощники! — твердо заявил пикт. — Я и так сделал достаточно. Кроме того, у фелис свои секреты: эти создания обжили мир крыш и чердаков, мы же предпочитаем подземелья.
— Да, разумеется. Я займусь этим сам.
— Хиггинс парень отчаянный, — предостерег Мусорная Голова. — Лучше попробуй договориться с ним; сунешься напролом — как пить дать нарвешься на пулю.
Озорник погрузился в раздумья. Ласка не понимала, чего он медлит: если есть способ обнаружить убежище фелис, то надо им воспользоваться, а там — будь что будет. Может, им повезет и получится застать хвостатых негодяев врасплох! В конце концов она высказала свое мнение вслух.
— Не все так просто, — покачал головой Озорник. — Наш татуированный друг прав: это слишком опасно. Если помнишь, я могу… Ну, не то чтобы предвидеть будущее — скорее, выбирать наиболее оптимальный его вариант. Так вот, сейчас мы вроде как у развилки. Одна дорога… Она, скорее всего, закончится смертью кого-то из нас.
— А другая?
— Другая поначалу приведет к успеху. Но вот потом… — Он поморщился. — Знаешь, очень трудно говорить о таких вещах. У меня нет нужных слов, а любые аналогии настолько беспомощны. Если мы выберем второй путь, у нас останется слишком мало пространства для маневра. Ни свернуть, ни переломить ситуацию — а отменить решение будет уже слишком поздно. Все равно что катиться с ледяной горки. И чем все это закончится, бог весть.
Девушка закусила губу.
— Скажи… А другие варианты имеются?
— Это я и пытаюсь понять. Но знаешь — такое ощущение, что времени у нас все меньше.
— Тогда выбираем второе! — решительно заявила Ласка. — Нельзя же сидеть до бесконечности в этой помойной яме! Что надо делать?
Озорник сдвинул повязку на лоб. Девушка вздрогнула: Знак в черной пустоте глазницы занялся неярким свечением.
— Этот путь открывается на берегу Темзы. В старых доках, незадолго до полуночи… — глухо проговорил Осокин.
— Да ты колдун! — охнул Потап.
Озорник вернул повязку на место и ухмыльнулся:
— Боишься, косолапый? Смотри, отказаться еще не поздно!
Медведь сердито засопел.
— Мое слово крепко! Не таких еще видывал.
В путь они выступили на закате. Ласка и Озорник шли первыми, Потап следом за ними. Треснувшую мандолину медведь прихватил с собой; в его лапах хрупкий музыкальный инструмент казался детской игрушкой. Замыкал процессию Мусорная Голова, вызвавшийся проводить своих гостей. Озорник убрал глазную повязку и надвинул пониже козырек кепи, чтобы светящийся мутно-зеленым глаз не привлекал внимания прохожих. «Ну и компания у нас подобралась! — неожиданно развеселилась девушка. — Еще и разит как следует после свалки-то. Таких в темном переулке встретишь, на всю жизнь заикой останешься». Прохожих навстречу почти не попадалось. Фонарей здесь не было; узкие улочки прятались в сумеречных тенях. И все же район нельзя было назвать обезлюдевшим: где-то неподалеку шипел и постукивал большой механизм, из подвальных окошек то и дело доносился звон и лязг.
— Старые доки, — подал голос пикт. — Раньше тут было куда оживленнее. После того как построили новый порт, корабли становятся на ремонт там.
Озорник свернул в узкий проулок, но Мусорная Голова внезапно остановился:
— Все. Дальше я не пойду. Удачи вам.
— Спасибо. Тебе тоже удачи; тебе и твоему племени.
Свет сюда почти не проникал, зато влаги было в избытке. Очевидно, в подвалах располагались прачечные: удушливые облака пара застилали все вокруг, в воздухе стоял густой запах мокрого тряпья. Внезапно впереди мелькнул голубоватый отблеск — быстрый, словно проскочила искра.
— Что меня больше всего поражает в пиктах — так это их чутье, — нервно усмехнулся Осокин. — Наш друг смылся очень вовремя, буквально за минуту до начала неприятностей.
— А у нас что, неприятности? — удивилась Ласка.
— Похоже на то.
Искра вспыхнула снова, уже ближе, — а вслед за тем облака пара приняли вдруг очертания человеческой фигуры. Призрак вытянул руку в повелительном жесте, приказывая остановиться. Озорник замер. Ласка во все глаза разглядывала удивительное существо. Силуэт его то расплывался, то вновь становился четким — словно пар был заключен в стеклянный сосуд, имевший форму человеческого тела. Слева, там, где должно располагаться сердце, у призрака пульсировал голубоватый огненный шар размером с теннисный мяч — бледный, как пламя горящего спирта. Время от времени из него били ветвистые пучки молний, таких же бледных, еле видимых — они расползались по телу призрака, словно сеть кровеносных сосудов.
