Александр Сивинских - Имя нам – Легион
Он принялся ковырять онзана ножом. А «дитя природы» Филипп блаженно растянулся на перине из онзанских припасов. Или отбросов.
Разницы, в принципе, никакой…
Поверхность встретила их суетой и беспорядком. Бардаком. Стало понятно, почему так приземисты местные деревья, и для чего им столь разветвленная корневая система. Здесь, оказывается, правили бал ураганы. Очевидно, они были столь же привычны здесь, как дожди в Питере или солнце на Кавказе.
Привычны для аборигенов, разумеется.
Чужакам же пришлось несладко. Стихия разметала дирижабли, повалила компрессоры, закидав их кучами мусора, вырвала и унесла флажки-указатели. Досталось и людям. Кое-кто демонстрировал свеженькие повязки, чьи-то конечности упаковывали в жесткий лубок. Начальственные Братья нервно орали на терран-спецов, «не обеспечивших». Спецы лениво отбрехивались.
«СКАМСС не имеет отношения к метеорологии», – должно быть, говорили они.
Грязные легионеры, только что выбравшиеся на поверхность, нетерпеливо вертели головами в поисках обещанной кормежки.
Филипп с Бородачом присоединились к своим. Четвертый взвод потерь не имел. Рейнджеры жадно глотали воду и грызли пересованные сухофрукты, предоставленные запасливым Меньшиковым. Он возбужденно живописал прошедшую бурю:
– Транспортер трясется, как старая дева в мужской бане, в лобешник говно всякое летит, на всех частотах командирский мат не по-русски… «Ну, – думаю, – абзац! Если сейчас мужики из нор полезут, калек будет – до хрена и больше». Только успел так подумать, а ветер и стих. Минут пять всего бушевал. Ох, и поотскребал я потом грязь с блистера. Весь ведь залепило! Смотреть неохота было. Да вы кушайте, кушайте, – всполошился он, заметив, что Мелкий прячет последний батончик в карман, про запас. – У меня еще есть. Много. Горячего сейчас долго не будет. Гаврики Бобсона как раз заканчивали термосы выгружать, когда налетело. Вся жратва, понятно, разлилась.
Мелкий тут же разорвал упаковку и задвигал могучими челюстями.
– А мы детенышей видели, – сказал он, расправившись с брикетом. – Они как меховые игрушки. Я, мужики, чуть не заревел, ей-богу! Хоть и мерзкие твари из них получаются, а все равно жалко. Все мертвые. На хрена вот так делать? – обернулся он к Генрику. – Что за война такая – с ребятишками? Козлы мы все!..
Генрик не ответил. Он неторопливо жевал, и глаза его были пустыми.
С ревом начали прибывать грузовые транспортеры. Они приземлялись, располагаясь по огромной окружности, и возле них тут же закипала работа.
Командир базы распорядился выстроить Легион. Прихрамывая, неся на лице печать забот и усталости, он вышел к подчиненным, и оперся на боковину опрокинутого бурей компрессора. Рядом с ним замер, широко расставив длинные ноги, хмурый начальник штаба.
– Легионеры! – прогромыхал «батя». – Нами три часа назад была начата – и чертовски профессионально! – великолепно разработанная начальником штаба нашей базы (благодарный кивок Семену Семеновичу) акция возмездия…
Он начал говорить вполне ясно и твердо, но с каждым словом речь его становилась все более и более эмоциональной, а артикуляция – все менее и менее разборчивой. Не знай Филипп, что Большие Братья питают стойкое и неодолимое отвращение ко всем видам наркотических веществ (за исключением табака), он бы решил, что «батя» здорово перебрал. Но! Как для подавляющего большинства землян омерзительна сама мысль о каннибализме, так для терран страшна мысль о применении воздействующих на психику веществ. Терру заселяла цивилизация абстинентов.
Филипп терялся в догадках.
Причина же стремительного «окосения» командира была проста и находилась прямо под его боком, причем в самом прямом смысле. Из емкости, спаренной с компрессором, что служил «бате» опорой, тонюсенькой струйкой стравливался газ. Смертельный для онзанов, газ был сравнительно безвреден для здоровья человека, но мозги мутил – любо-дорого!
– …не занятная прогулка со стрельбой, как кажется некоторым горе-воякам из генштаба! – Степан Степанович презрительно мотнул головой в сторону, где, видимо, и окопались названные недоумки. – И не карательная экспедиция, как предательски заявляют опасные личности, к Легиону ни малейшего отношения не имеющие. К сожалению, эти люди давно и успешно пользуются мягкосердечием… э-э… не важно кого. Мы блестяще провели первую часть операции, и не наша вина, что завершать ее – не нам. Не нам! Дьявольщина! Она вообще не будет завершена! Руководство решило закапсулировать оккупированный противником район. Знаю, вам тяжело будет это слышать, мои герои, но оставшихся в живых онзанов оставят жить и далее. Им даже позволено будет продолжать свой никчемный род. Но уничтожить этот поистине райский край… – Он величественно повел рукой над разоренными ураганом окрестностями. – …целиком им все же не удастся. Да, расход энергии на поддержание капсулы будет велик. Неоправданно велик! – Командир снова обратил яростный взор в сторону расточительных горе-вояк и гневно возвысил голос: – Но кое-кто готов пойти и на это! Да, мне, как и вам, горько бросать дело незавершенным. Но я, как и вы, строго соблюдаю воинскую дисциплину и чертову субординацию. За мужество и верность контракту объявляю вам, мои солдаты, благодарность. На базе вас ждет двухдневный отдых и даже кое-какие развлечения. Надеюсь, они немного скрасят боль, принесенную вам неожиданным отступлением. Но прежде мы еще послужим в роли боевого охранения. Пока идет монтаж энергоузлов капсулы. Еще пару часов у вас будет возможность вышибить дух из онзанов, ежели эти членистоногие трусы вдруг появятся из своих зловонных нор. По машинам, герои!
Вздох облегчения пронесся по рядам рейнджеров.
Отцы-командиры, должно быть, приняли его за вздох разочарования. «Батя» поднял левую руку над головой и сжал кулак – то ли приветствуя героев, то ли грозя врагам и наивным генштабистам, попавшим под влияние ренегатов. Начштаба похлопал его по плечу.
Послышались громкие слова команд. Легионеры заспешили к своим транспортерам.
«Батя» поник и бессильно опустился на пожухлую траву. Голова у него гудела, мысли (непривычно сумбурные) – путались и скакали, а тело казалось только что пропущенным через камнедробилку. Он застонал, и его вырвало. Семен Семенович, почуяв неладное, вызвал штабной транспортер, и через минуту здоровью отравленного газом «бати» больше ничего не угрожало.
Транспортер четвертого взвода, окончательно оставшегося без куратора, метался от одного монтажного участка к другому. Все плацкарты были уже заняты. Взводов шестнадцатой базы для этого было явно маловато. По-видимому, в охранении также участвовали легионеры, привлеченные со стороны.
Наконец им удалось пристроиться к только что опустившемуся транспортеру строителей.
Попытка выяснить, какую площадь займет монтажный участок, закончилась впустую. Братья-инженеры не бельмеса не соображали ни по-русски, ни по-армянски, ни по-английски. Так же неведомы были им иврит (Березовский и сам знал его едва-едва), французский (близнецы плюс Генрик) и гремучая смесь из смеси нецензурных и общеупотребительных словечек полудюжины языков тюркской группы, на которой пытался объясниться с ними Филипп.
Монтажники жизнерадостно улыбались и красиво рокотали одну и ту же фразу. Обозначала она, как нетрудно догадаться, «не понимаем». Потерявший терпение Генрик с самым доброжелательным выражением на лице послал их по матушке (они заулыбались еще шире) и сказал:
– Так, мужики, принимаю решение единолично. Остановимся здесь. Линия обороны – дуга. Сперва разойдемся с запасом, потом видно будет. Петруха, ты секи сверху. Связь не отключать. Забрала не поднимать. Не спать. Оправиться сейчас. Разведу вас сам. Все.
Филипп скучал… В самом начале бдения он устроил обмен впечатлениями о прошедшей операции с личным составом взвода, но суровый сержант быстро прервал «пустой треп». И вот сейчас приходилось тупо изучать территорию, откуда грозил предполагаемой атакой злокозненный противник. Обещанная командованием «пара часов» явно затягивалась. Дело у монтажников двигалось споро, грибовидный энергетический узел рос прямо на глазах и к исходу второго часа выглядел вполне завершенным… Но рядом терране заложили фундамент еще одного. Дополнительные два часа караула были гарантированы.
Начинало медленно смеркаться.
Снова просыпалось привычное уже чувство голода. Этому способствовали и окружающие пейзажи. Выбравшиеся после урагана из укромных местечек представители местной фауны с аппетитом закусывали опавшими фруктами и друг другом.
Филипп не без гастрономического интереса следил за упитанным зверьком, похожим на морскую свинку с вытянутым усатым рыльцем. Неповоротливый зверек гонялся за лиловой двадцатисантиметровой многоножкой, которая без труда успевала ускользнуть из-под самого его носа каждый раз, когда он разевал розовый ротик в предвкушении ужина. Наконец зверьку надоело играть в догонялки и он с неожиданным проворством прыгнул на добычу. Пролетев добрых полтора метра, «морская свинка» шлепнулась в кучу сухой травы, накрыв собою многоножку. Через секунду зверек приступил к трапезе…
