Максим Хорсун - Зона Посещения. Бродяга Дик
– А где, кстати, он сам? – спросил Папаша Линкольн у Лопеса.
– В Зоне, – ответил тот. – Молится о спасении ваших душ.
На границе городка Гуталина собралось множество бандитов. Все были в рванине, все небритые, все – с автоматами Калашникова наперевес. Здесь же остались те, кто сопровождал сталкеров в тоннеле, за исключением Андре Лопеса.
– Через четыреста ярдов начинается Зона, – сказал он. – Даже под землей она в своем праве. Мне приказано привести вас в горы, поэтому нам всем придется проверить свою удачу уже сейчас.
Папаша Линкольн кивнул.
– Зона… – он втянул широченными ноздрям воздух. – Вот это по-нашему. Вот это мы понимаем.
– А что, привала не будет? – заныл Кучерявый.
– Для тебя, ниггер, не будет, – отрезал Папаша Линкольн. – Дейли, ты как?
Ким торопливо проглотила таблетку обезболивающего, сделала глоток воды из фляги.
– Я нормально, я иду… я вообще люблю ходить пешком. В Нью-Йорке это в моде…
Злой внимательно посмотрел на нее.
– Если тебе нужно прокладку заменить, ты скажи. Мы отвернемся, – проговорил он с деланной заботой в голосе.
– Злой, мать твою! – ругнулся Папаша Линкольн, до того, как Ким успела открыть рот. – Сильно умный, да?
– А что? – Злой хохотнул. – Дело естественное. Или забыл, Папаша, каково это – с бабой жить?
Строгов поморщился. А Картоха сказал, поглядывая искоса на людей Гуталина, словно стеснялся их:
– Вздумали препираться перед Зоной. Силы некуда девать.
Навуходоносор и Кучерявый, воспользовавшись остановкой, закурили, а Злой задумчиво почесал выпирающий пупок и заявил:
– Это все из-за бабы. Зря мы ее взяли. Не к добру.
Лопес встретился взглядом со Строговым и усмехнулся. В глазах бывшего лаборанта читалось злорадство. Латинос вынул из поясной сумки резную табакерку, вытряхнул на тыльную сторону ладони понюшку табака и втянул ее в себя. Заморгал покрасневшими глазами, шмыгнул и тут же подставил палец под кончик носа, чтоб не чихнуть.
Строгов ощутил фантомное жжение в переносице и под глазами. Сердце гулко заухало, на лице выступила испарина. Он сглотнул, наблюдая, как по стенам коридора идет волна перистальтической дрожи, и как далеко впереди тоннель выгибается то вправо, то влево, виляя, словно собачий хвост.
– Хочется? – поинтересовался Лопес, скалясь. – Холодненького? Беленького?
Ким сейчас же увидела, как переменился в лице Строгов. Она почувствовала одновременно и жалость, и волнение, и в то же время промелькнула мыслишка вроде «вот и поделом тебе, нарик несчастный!» Следом пришел сумасбродный порыв, и она почти ласково положила ладонь Лопесу на плечо, а затем проговорила, глядя в его слезящиеся глаза.
– Еще раз так сделаешь, запихну тебе в глотку грязную прокладку. Ясно?
Кучерявый, Злой и Навуходоносор переглянулись и хохотнули. Лопес снова оскалился, но уже без прежней уверенности. Ким же повернулась к Строгову.
– Мужичье! – бросила она сквозь зубы. – Что у тебя за компания…
– Вы закончили? – рявкнул Папаша Линкольн.
Лопес спрятал табакерку в сумку.
– Ладно, – он вяло махнул рукой. – Идем.
И они двинули дальше. Ким не сводила со Строгова глаз, ей не давали покоя мысли о том, что творится у него на душе и в порядке ли он. Но Строгов даже не глядел в ее сторону, шел себе, дыша в затылок Папаше Линкольну.
Коридор пересекла проведенная белой краской полоса. Лопес остановился, словно перед ним возникла стена.
– Дальше – Зона, – пояснил он и вытянул из сумки гайку.
– Стой! – Папаша Линкольн перехватил руку Лопеса. – Пусть впереди идет профи. Без обид, но я не видел тебя в деле.
– Я пойду! – вызвался Кучерявый.
– Куда, ниггер? – Папаша Линкольн гневно поглядел на младшего сталкера. – Вали назад, гайки будешь подбирать, – он прошелся взглядом по отряду. – Картоха! Давай, что ли, ты. Веди нас, корнеплод.
Картоха с провинциальной неспешностью и обстоятельностью перевесил рюкзак со спины на грудь, поплевал на ладони, выудил пригоршню гаек и болтов и шагнул вперед.
Ким дернула Строгова за рукав.
– А зачем это нужно? Здесь же хожено не один раз.
– В Зоне ни в чем нельзя быть уверенным, – ответил Строгов.
– И торопиться нельзя, – добавил Навуходоносор.
– Да. Вчера путь был чист, сегодня на него «комариная плешь» переползла. Вот мы с Картохой… – Строгов осекся; сталкеры были суеверными, и за разговоры о том, что из последней вылазки его группа вернулась не вся, можно было получить существенный минус к репутации. – Короче, есть подвижные аномалии, а еще есть спонтанные. И то, и другое – коварная штука. Так что у нас всегда – как первый раз.
Гайка зазвенела, кувыркаясь по цементному полу. Отряд двинулся вперед.
Ким перешагнула белую линию.
Она была разочарована. Все происходило не так, как виделось в мечтах. И не возникало сожаления, что она оказалась без камеры – ну что здесь фотографировать? Невыразительные стены тоннеля и низкий, в потеках, свод? Да в редакции ни одна собака не поверит, что это – Зона! Зона – это индустриальные развалины, пустошь в терриконах, располосованная ржавыми рельсами, простор и горы на горизонте. А здесь – какое-то надувательство, а не Зона.
И все же что-то произошло. Тоннель преобразился, больше он не походил на бледную кишку. Ким вдруг поняла, что может разглядеть каждую пылинку под ногами, каждую трещинку на стене, стоит только сфокусировать взгляд. Она слышала, как стучат сердца сталкеров, и ритм каждого был словно песня со своим смыслом и эмоциями. Она раскрыла рот, недоуменно озираясь. Но Злой снова пихнул ее брюхом. И Ким уловила в этом движении, в запахе пота брюхатого сталкера смесь из самых черных чувств: и ненависть, и зависть, и страх, и похоть. Недаром Злой носил свое прозвище, совсем не даром…
Следующая гайка завертелась по цементу. А Строгов наклонился к Ким и принялся рассказывать:
– Кстати, был в России такой мужик, Андрей Тяглов его звали. Физик, специалист по материалам с аномальными свойствами, он потом еще в предприниматели подался. Так вот, Тяглов разработал экстраполяционную модель распределения аномалий, это была гениальная программка, которая генерировала динамическую карту Зоны со стопроцентной достоверностью. Имея такую, можно было обойтись без гаек, а в Зону въехать хоть на КамАЗе…
Ким ощутила сумбур, творящийся в голове у русского. Какой-то непривычный, нездоровый сумбур – словно увальня физика и по совместительству шпиона вдруг заменили пафосным пустозвоном.
– Гризли! – Папаша Линкольн рывком развернулся. – Ты чего? Не заткнешься, получишь в челюсть!
– Угу-угу, – подтвердил Злой.
Строгов замолк на полуслове. Виновато огляделся. Затем погладил Ким по голове, словно котенка.
– Ох, меня накрыло, – выдохнул он.
– Ты же не салага, – проворчал, отворачиваясь, Папаша.
Картоха швырнул следующую гайку. Папаша дал знак продолжить движение.
– Стоп! – Картоха поднял руку. – Что это за художества?
Ким выглянула из-за плеча Строгова. На полу был прочерчен пунктирный полукруг, примыкающий к стене. Внутри полукруга валялись покрытые мумифицированной плотью кости. Ким с интересом присмотрелась, но человеческих останков в этой куче не обнаружила. Крысы, собаки, кошки, летучие мыши, всякая пузатая мелочь.
– Мы отметили расположение постоянных аномалий, – ответил Лопес. – Здесь, если не ошибаюсь, притаилась «душегубка».
Кучерявый запустил в гиблое место подобранной гайкой. Железка пролетела аномалию насквозь, как ни в чем не бывало.
– Да, «душегубку» только своей шкурой определить можно, – пояснил Папаша Линкольн для Ким.
– В тоннеле больше таких нет, – сообщил Лопес. – По крайней мере – до сегодняшней ночи не было.
Отряд двинулся дальше.
– Хорошо идем! – подал голос из арьергарда Кучерявый. – Как по бульвару! Вот если бы всегда так ходить в Зону.
– Артефакты все выработали, – заметил Навуходоносор. – Чисто, будто метлой мели.
– Святоши хреновы, – согласился Злой. – Мы, дескать, руки об артефакты не пачкаем! Дескать, бережем бессметные души! Дьяволу дьяволово, да? А сами небось подобрали все и выменяли на оружие и наркоту, да?
Лопес не стал отпираться.
– Добро должно быть с кулаками, – ответил он развязным тоном. – А грехи наши Гуталин отмолит, у него это хорошо получается. Манна небесная на головы нам не сыплется, а жить община как-то должна.
– Ну да, – саркастически усмехнулся Строгов. – Грех, совершенный во имя благой цели, грехом не является. Узнаю типичное ханжество всех пришибленных праведников.
– Ты меня знаешь, Мигель, – отозвался Лопес. – Какой из меня праведник?
– Почему тогда служишь Гуталину? – осведомилась Ким.
Лопес высокомерно поглядел на нее.
– Ну, призвание у меня такое – прислуживаться ниггерам, веришь?
– Не-а, – мотнула головой Ким.
– Твои проблемы. Вообще, исповедует у нас Гуталин, а не ты… как тебя там. «Дейли Телеграф», – Лопес поджал губы и отвернулся.
