Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)
План претерпел немало изменений. Каждая эпоха требовала своих инструментов для достижений поставленной цели — и потому закованные в броню линкоры уступали место атомным субмаринам, эскадры тяжеловесных бомбардировщиков «Суперфортресс» — стремительным и неуловимым ракетам «Томагавк», стелющимся низко над землей, а потому невидимым для любых радаров. Но никогда и никто не ставил задачей сжечь своего врага дотла в атомном пламени, а потому после военной победы ничего не заканчивалось, лишь наступало время перейти к новому этапу замысла.
Даже если бы Россия, как государство, исчезла, осталась бы огромная территория, и остался бы народ, которым нужно править. И потому десятки, сотни искушенных аналитиков изучали все доступные особенности личностей наиболее заметных представителей элиты врага, военной, культурной, политической, выбирая тех, кто здесь и сейчас, начнись война прямо сегодня, стал бы исполнять приказы победителя. Это была непростая задача — выбрать тех людей, за кем пошел бы их народ, но кто сам при этом оказался бы послушным и покорным чужой воле.
Состав правительства «новой России», того, которое должно было стать ширмой для прикрытия любых дел победителей, постоянно менялся — старые люди уходили, вместо них появлялись новые, и кто-то из них непременно был, пусть и потенциально, сам еще не зная об этом, готов сотрудничать с врагом. Порой — искренне веря, что делает это исключительно из лучших побуждений, на благо собственного народа. Разубеждать в их этом, конечно же, никто и не думал.
План «Иерихон», невероятно «живой», менявшийся буквально каждый день, оставался, однако, эффективным, и теперь в его действенности разом убедился весь мир. Но если мир уже поверил, что все закончилось, уже почти приняв вновь установившийся порядок вещей, то безвестные «архитекторы» блистательной победы лишь готовились к тяжелым трудовым будням. И сейчас Натан Бейл, как заправский лектор, излагал дальнейший замысел, целью которого было достижение его страной абсолютной власти в этом мире.
— Второй этап — создание сил безопасности, русской полиции, которая под нашим контролем будет бороться с террористами и экстремистами, с теми, кто еще сомневается в нашей победе. Пусть русские убивают друг друга, если им этого так хочется, но американские солдаты больше не должны гибнуть. В прочем, наши войска останутся в России, разумеется, имея статус миротворцев или еще кого-то подобного — за русскими нужно хорошенько присматривать.
— Кстати, Натан, вы предложили президенту кандидатуру на роль командующего этими миротворческими силами? — как будто только сейчас вспомнил Сайерс.
— Командующий Десятой легкой пехотной дивизией, генерал Камински. Он и его бойцы проявили себя с лучшей стороны в этой кампании… и понесли, пожалуй, наибольшие потери. В южнорусских степях был почти полностью уничтожен целый батальон, всего за несколько минут оборвались жизни полутысячи американских парней, ни один из которых не дрогнул. Поэтому генерал не испытывает жалости ни к одному русскому, и, если будет нужно, станет действовать с предельной жесткостью, не оставляя шансов своим противникам. И они должны это сознавать уже сейчас.
— А почему не генерал Стивенс? Ведь весь этот план принадлежит именно ему, и это было бы справедливо.
Они лениво потягивали коктейли, подставляя лица легкому ветерку — под потолком мерно вращалась крыльчатка вентилятора, разгоняя горячий влажный воздух. Несколько человек, забывших про свои дела, собравшихся вместе, чтобы провести время за приятной неторопливой беседой — беседой, после которой запросто может перестать существовать мир, привычный многим поколениям людей всех цветов кожи, национальностей и любой веры. А новым миром, миром, выкованным в огне войны, вырвавшемся из пламени, словно мифический Феникс, будут править, все время держась за спинами «демократически выбранных президентов», именно эти люди, что расслабленно пили ледяной лимонад, развалившись в легких плетеных креслах.
— Наше главное правило — оставаться в тени, — ответил сам Эндрю Стивенс. — И я не желаю нарушать его, для этого нет по-настоящему веских причин. А Мэтью Камински — отличный парень, настоящий патриот, опытный командир, храбрый, рассудительный, уважаемый своими солдатами.
— Он, кажется, поляк? — уточнил Рональд Говард. Менеджер «Юнайтед Петролеум» уже понимал, что судьба русской нефти — того заветного приза, ради которого на алтарь победы легли сотни американских солдат — станет его судьбой, а, значит, придется поближе познакомиться и с тем, кто ее, нефть, сейчас охраняет от любителей легкой добычи.
— Он американец во втором поколении. Его семья бежала из Польши перед Второй мировой войной, дед, получивший американское гражданство, воевал в Корее, отец успел побывать во Вьетнаме, был даже награжден, сражаясь за новую родину, но кровь есть кровь. Мытью Камински — больший патриот Америки, чем иной потомственный американец, но славянские корни у него остались. Так что, надеюсь, генералу Камински удастся лучше других разобраться в загадочной русской душе, ведь он сам сродни этим русским.
— В генерале Камински сомнений нет, — помотал головой Алекс Сайерс. — А вот насколько надежно это русское правительство?
— Пока в Москве находятся наши солдаты — оно абсолютно надежно, — довольно оскалился Эндрю Стивенс. — Если русские дернутся, парни из Десятой пехотной и десантники из Восемьдесят второй раскатают по кирпичику их чертов Кремль и возьмут все ублюдков за задницы. Но мы вечно не сможем держать русских под прицелом.
— Нужно сделать так, чтобы русские были заинтересованы в сотрудничестве с нами, хотя бы только русское «правительство», — предложил Рональд Говард. — Они должны понять, что сами по себе никому не нужны, что их попросту сожрут те же китайцы или еще кто-нибудь, стоит только нам «забыть» о России. Если новая русская «элита» осознает свою никчемность, они собственными руками будут душить тех своих соотечественников, кто посчитает наше присутствие на их земле оккупацией.
— Повяжем их кровью, — понимающе кивнул Эндрю Стивенс, вовсе не тот туповатый, но исполнительный солдафон, каким он мог казаться, но человек, искушенный в политике.
— Этого мало, — возразил Натан Бейл. — Каждый русский, а не только те, кого мы приведем к власти, должен понимать, что без нас они все пропадут. Нужно завязать их экономику на взаимодействие с нами, а для нас экономика России — это, прежде всего, русская нефть и газ.
— Сейчас на девяносто процентов энергетический комплекс России направлен на Европу, отчасти — на Китай, а нам это не нужно, — произнес оказавшийся в своей стихии Говард. — Хорошо, если арабская нефть так и будет дальше течь потоком в баки американских авто, но если что-то пойдет не так, нужен запасной вариант. Существует уже несколько проектов транспортных систем, которые позволят направить русскую нефть через Атлантику. Мы создадим тот самый «запасной аэродром», ради которого все и началось, а заодно дадим работу самим русским. Пусть валят лес, тянут трубы, создают новую инфраструктуру, ну а мы оплатим их труд. И если русским будет, на что поесть и выпить, вряд ли они захотят бунтовать — обычному человеку чужды все эти разговоры о политике и патриотизме, ну а тех, кто все же будет против, задавят сами русские.
