Валерий Вайнин - Четвертое правило Мангуста
Тут я не выдержал:
– Еще раз произнесешь слово «хрен», из окна выброшу!
Дашка вклинилась между нами:
– Не смей угрожать посторонним женщинам.
– Не встревай, выпорю! – пообещал я.
– Меня, что ли?
– Кого же еще!
– Другое дело.
Мы с женой рассмеялись.
Светлана улыбнулась из-за Дашкиной спины.
– Ладно, постараюсь без хрена. – Славная у нее была улыбка. – Так что еще там за ластик?
Дашка объяснила:
– Если ты говоришь «ластик» – значит, стираешь произнесенные тобой необдуманные слова. Вычеркиваешь их из жизни, вот и все.
Светлана смотрела на нее, будто не верила ушам.
– Значит, Стас стер насчет сточной канавы?
Рыжий вскочил со стула.
– Свет, если я сказал «ластик» – значит, «ластик»! И хватит об этом!
– Конечно, Стас, – поспешно согласилась Светлана. – Просто я сперва не поняла.
Рыжий хмуро плюхнулся обратно на стул.
– Тогда, может, начнем наконец разбор полетов?
Тут он был прав. Присев к столу, мы со Светланой по-военному сухо изложили наше приключение.
Повисла тишина. Дашка сверлила меня глазами, в которых читалось: «Почему там была не я?» Илья размышлял, поглаживая бороду. Стас вроде бы с завистью посетовал:
– Надо же, а у меня – как по маслу. Встретился с этим Гномкиным – верзила еще тот, выше меня почти на голову… Кстати, Свет, как он в рукопашном? Силен?
Светлана едва не поперхнулась кофе:
– Не очень. Рыхловат.
– Тренироваться надо с такими данными. Короче, нормально поговорили. Я объяснил, что капитан Сычова сама прийти не могла, и я как ближайший ее друг… В общем, Серега мигом врубился и просил передать Свете, что шеф, полковник Жмыхов, рвет и мечет: обещает отрезать Сычовой уши.
Уминая бутерброд, Светлана отмахнулась:
– Пускай грозит.
Стас продолжил:
– Тут я ввернул про склады в Ясенево. Мол, сам понимаешь, Светку припекло: ухватила тигра за хвост, ну и… Серега опять же все просек. Предупредил, чтоб я не трепался, где Сычиха скрывается. Я вроде обиделся: кому бы мне трепать? А он: хотя бы мне. Я на голубом глазу: ты ведь свой. А он: откуда знаешь? В таких делах, говорит, своих не бывает. Шеф, говорит, икру мечет, потому что у нас где-то утечка. Короче, условились держать связь. Хороший, по-моему, парень.
Илья задумчиво поглаживал бороду:
– «Хвоста» не привел?
Рыжий вспыхнул от гнева:
– Илюха, я не пальцем деланный. Тачку бросил у «Динамо», в метро с двумя пересадками доехал до «Беговой»-Туда мой приятель, который тоже не вчера с печки упал, подогнал мою «Тойоту». И, пока я сюда ехал, по улицам попетлял с оглядкой. Можешь поверить, никаких «хвостов».
Илья поднял руки:
– Молчу.
– И правильно делаешь, – заметил я. – Потому что «крот» – не лейтенант Гномкин, а майор Калитин. Завтра мы займемся им вплотную. Кстати, следите все за новостями про склады в Ясенево. Желательно, по «Эхо Москвы»: там ребята оперативные. У нас с Дашкой, как известно, ни телевизора, ни радио, так что…
– Не верю! – перебила капитан Сычова, инстинктивно подражая Станиславскому. – Леша Калитин – не «крот»!
Мне было ее жаль.
– Не веришь – не надо, – сказал я. – Если мы в нем ошиблись, приятно будет в этом сознаться. Предлагаю…
– И я не верю, – заявил вдруг Илья.
Станиславских, таким образом, у нас стало двое. Причем второй был куда въедливей первого. Я осторожно спросил:
– Почему, старик?
– Потому, старик, – ответил Илья, – что не нравится мне хороший парень Серега. Слишком герметично он упакован. Претензий к нему никаких – так он еще и предупреждает Стаса, чтоб не трепался. Ну как на такого подумать?
Рыжий отгородился широкой дланью:
– Илюха, нравится, не нравится – не аргумент. Этак мы «крота» не вычислим.
– Это не математика, – возразил Илья. – Тут не вычислить надо, а разгадать.
Мы помолчали. Светлана изучала кофейную гущу.
Я полюбопытствовал:
– Майор Калитин тебе нравится больше? Когда стреляют в Сычову, он либо отсутствует, либо ему царапают бедро. А в промежутке он ухитряется обнаружить бомбу в моторе. Не молодец ли? Не он ли герметично упакован?
– Он нравится мне больше, – упрямо заявил Илья. – Думаю, старик, что шефа Светланы подталкивают к тем же мыслям, которые возникли у тебя.
Дарья задумчиво покачала головой:
– Сложно, Илюшка. Слишком психологично для майора спецназа.
– Вот именно, – поддержала Светлана. – То он мочит всех, кто подвернется под руку, то просчитывает все, как компьютер. Чушь собачья.
Илья вздохнул, как профессор, объясняющий студентам очевидные истины.
– Не чушь вовсе. Мозги маньяков порой устроены изощренно. К тому же Остапчук заинтересован в том, чтобы отвести подозрения от своего человека в МУРе. Раз уж он взял себе кличку Француз, переведя таким образом стрелку на Глеба, почему бы заодно не подставить и Калитина?
После продолжительного молчания Стас пробасил:
– Илюха, у меня крыша от тебя едет.
– Не только у тебя, – ввернула Дашка.
Я же четко осознал, насколько Илья, черт его дери, прав. В этой схватке даже мелкие победы праздновать еще рано.
– Что же, – подытожил я с кислой миной, – значит, придется по-прежнему разрабатывать обоих: и Калитина, и Гномкина.
Стас тотчас поднялся.
– Ну я погнал. Завтра во сколько?
– В десять, – ответил я. – Но если что… Кто приедет первым, ждет остальных.
Рыжий кивнул:
– Хорошо. Илюх, тебя отвезти?
– Непременно, – ответил я за Илью. – Нашего аналитика нужно беречь. И завтра, Стас, если не трудно, доставь его сюда.
– Легко. – Рыжий потопал к двери. – Пошли, у меня дел по самую макушку.
Вставая, Илья развел руками:
– Извини, старик, если испортил тебе обедню.
Я уставился на него взглядом Карабаса-Барабаса:
– Вот эту свою папочку оставь завтра дома. Не до уравнений.
Илья усмехнулся и, проходя мимо Светланы, обронил:
– До свидания, товарищ капитан.
Светлана оторвала взгляд от кофейной гущи:
– Пока, борода.
Илья со Стасом ушли.
Дашка взирала на ссутулившуюся за столом Сычиху.
– Свет, пойди душ прими. А лучше ванну. Полежи – расслабься…
– Душем обойдусь, – отозвалась Светлана, не поднимая головы. – Не волнуйся, одежду твою я выстираю. Пятнышка не останется.
Дашка бросила на меня беспомощный взгляд.
– Черт с ней, с одеждой. Отдохни, Свет, телик включи…
Светлана криво усмехнулась:
– Думаешь, опять нажрусь?
– Да ничего я не думаю…
– Врешь, зеленоглазка, думаешь. А я не нажрусь. Раз обещала – капли в рот не возьму.
Я поспешил вытащить жену из этого бесплодного диалога:
– Завтра нелегкий день. Поехали, Даш. – Я направился к двери. – Светка, пока.
– Угу, давай. Посуду я перемою.
– Смотри, супермент, – прозвенел голос Дарьи, – чтоб посуда у меня блестела.
Мы вышли из квартиры, спустились в лифте и молча Поехали к дому. Разговаривать было опасно: слишком хорошо мы друг друга чувствовали.
ГЛАВА 24
Но стоило войти домой…
– Не прячь глаза, – потребовала Дашка.
– Я не прячу.
– Прячешь. – Она указала на свою переносицу, – Сюда смотри.
Глаза ее влажно блестели. Мы стояли посреди комнаты.
– Даш, лучше не будем…
– Будем, любовь моя. Я должна об этом поговорить.
– Хорошо. Только успокойся.
– Я спокойна, как сытый удав. Смотри: улыбаюсь, чечетку могу сбацать. А она там одна.
– Сбацай чечетку, – подхватил я. – Ни разу не видел.
Она поводила пальцем перед моим носом.
– Не собьешь, не старайся. Целых два года носит она в себе этот ад, ей даже перемолвиться не с кем. Бандитов ловит, под пули подставляется – кто о ней пожалеет? Она и напилась-то…
– Дашка, прекрати. Ты так хорошо держалась.
– Да-а, держалась… Теперь, если не поговорю с тобой, развалюсь на кусочки, никакой Мангуст не соберет. – Дарья старалась выровнять дыхание. – Она ведь и напилась потому лишь, что храбрости пыталась набраться для своих откровений. А я… – губы жены дрогнули, – я ударила ее по лицу. Добавила, мерзавка. – Дашка разрыдалась у меня на груди.
Я гладил ее волосы:
– Прекрати. Или я сам чечетку сбацаю.
– Любовь моя, – выговорила она сквозь всхлипы, – реви со мной, дурак.
Похоже, это было предложение, от которого я не мог отказаться. И мы, обнявшись, оплакивали этот мир, который вряд ли могли изменить, однако оставлять в таком неприглядном виде тоже не собирались. Надеюсь, Бог за компьютером ревел с нами заодно. А что еще ему оставалось?
Зазвонил телефон. Мы примолкли. Второй звонок, третий…
– Отвалите, – всхлипнула Дашка. – Не до вас.
Телефон звонил и умолкать вроде не планировал.
– Не отвалят, – резюмировал я, беря трубку.
В ухо плеснул бодрый женский голос:
– Алло! Глеб? Слава богу, я вас застала.
– Проявив завидную настойчивость, – заметил я сухо.