Ахэнне - Mortal Kombat: Icedpath
(и кто ты такой, смертный, чтобы судить всеблагие деяния Богов?)
Саб-Зиро, ловко перепрыгнув через атакующего девятифутового шокана (он выяснил самоназвание четырехруких недолюдей), запустил новой формацией холода в Портал.
Китана методично перерезала спайки-вены живой спирали. Джакс и Кейдж, попутно расплющивая глотки или эквиваленты оных у солдат Канна, раздирали пульсирующие скользкие стенки. Оттуда хлестала маслянистая жидкость.
Шао Канн двинулся к "досадной помехе".
Лю обернулся к главному врагу и поразился до чего огромен Император. При том в нем не было огрской неуклюжести, напротив, он являл собой образчик идеальной мужской фигуры. Десять футов роста и вздутые мышцы не превращали его в груду мяса, но — в полубога…
(человек ли? Или лишь смотрится подобным образом?)
Маска с шипами вещала о неантропоморфности. Его оружие
(Гронд, Молот преисподней!)
тоже. Лю едва заметно пригнулся, ошарашенный мощью Шао Канна. Молот Императора, тускло поблескивающий в выхолощенном солнце и отвратительных бликах Портала, вознесся над ним.
(окей, вот ты и в Ангбанде, Финголфин… готов ли к сражению с Морготом?)
И не надейся на Орлов Манвэ.
— Я вызываю тебя на поединок, Шао Канн! — тихо сказал Лю Кэнг.
(обзови трусом… для завершенности метафоры)
— ТЫ ОСМЕЛИВАЕШЬСЯ ВЫЗВАТЬ МЕНЯ, ЧЕРВЬ?! — зеленые всполохи сменились на багрянец гнева.
— Да, Шао Канн! Победитель Турнира имеет такое право, но ты же нарушил Правила… ты боишься столкнуться со мной?
Молот рухнул на Лю. Он не отскочил, он снова понадеялся на диалог с врагом.
(эй, мы все еще полагаемся на каноны сказок?)
Ведь Канну следовало ответить?
Молот проехался по переносице Лю. "По умолчанию" вместо лица у Чемпиона первого Турнира зияла бы дыра диаметром сантиметров двадцать. Но железо отскочило от Лю Кэнга.
— ХА-ХА! ТВОИ ПОКРОВИТЕЛИ НЕ ЛУЧШЕ МЕНЯ, ЛЮ КЭНГ! — интонация зубоскальства. Нет, Шао Канн не боялся гнева Богов, и уж точно — не Лю…
Но вот его Портал гас, а Армии выплевывались обратно — сухой пылью. Саб-Зиро, Джакс и Кейдж свели на нет усилия и прекрасный стратегический расклад. Обидно. Операция провалилась. Но Шао Канн умел отступать. Он все-таки не Черный Властелин из милых историй для малышей.
Он без усилия перебросил трехцентнеровый молот из правой руки в левую.
— ТУРНИР ВЕЧЕН, ЛЮ КЭНГ. МЫ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ. В ДРУГОЙ РАЗ.
Финальную фразу Канна раслышали все. Кейдж, Джакс, Китана и Саб-Зиро обернулись к Императору. Пока Лю Кэнг, негласный лидер — и официальный Чемпион швырял виртуальную перчатку, они не вмешивались, ибо дуэль — это битва двоих. Им же хватало работы и со спиралью.
Но Канновское "в другой раз" цапнуло их многоножкой самых глубинных галлюцинаций.
— ЛЮ-КЭНГ. ДЖАКС. САБ-ЗИРО. ДЖОННИ КЕЙДЖ. И… КИТАНА. ВЫ ДОПУСТИЛИ ОШИБКУ, ПОЛОЖИВШИСЬ НА БОГОВ. ВЫ ПРОИГРАЛИ.
Шао Канн поднял руку. К кончикам пальцев и к остриям его костюма приливала розовая, будто жевательная резинка, материя Портала. Шао Канн отступал. Менял декорации.
— ВЫ ОТДАЛИЛИ СЕБЕ ГИБЕЛЬ, НО И УХУДШИЛИ ЕЕ. ВАША ПЛАНЕТА ОБРЕЧЕНА. ВЫ НЕ ЗАМКНУЛИ ПОРТАЛ, ОН РАСКРОЕТСЯ, КОГДА ПОСЛЕДНИЙ ИЗ ВАС УМРЕТ. СКОРО, ИЗБРАННЫЕ. СКОРО.
Воронка танцевала из глазниц и ногтей Императора. Воронка всасывала камни и тени, какие-то лица с вырванными губами, сшитые грубыми нитками тела… Синдел и Шэнг-Цунга…
Саб-Зиро закашлялся. Кислород мутировал во фтор.
("Будь ты проклят, Ледышка! Будь ты проклят, ибо Рокси и я — мертвы по твоей вине, а теперь ты обрек и Землю!")
Он видел, как сама Башня — столь же жуткая, как и неизменная тает… растворяется, будто заливаемая плавиковой кислотой.
И Эдения разрушалась вместе с древним зданием, точно Башня была гвоздем, ржавым и зараженным столбняком — но на нем держалось королевство Китаны.
— Нет! — завопила принцесса. — Не-е-т!
(препарированные Рокси и Смоук, угли Храма Света, Соня — рабыня колдуна… теперь и ты среди нас, Китана…)
Их отбросило прочь. Шао Канн пропал.
Вместе с Внешним Миром, с Эденией…
— Скорее туда! — сквозь свежую порцию грохота просипела Китана, слезы катились по ее лицу, обернутому дрожью. Все страдают одинаково.
И они понеслись. Сомнабулично. Дежа-вю самого ужасного дня Саб-Зиро отодвинуло рамки Внешнего Мира. На самом деле, он никогда не покидал квартиры Рокси, на самом деле он все еще там… разве ты не видишь бурую кровь на стенах, а прах Башни — обломки стекла в артериях?
Своих или чужих — так ли важно?
Эдения распахнулась пред ними, оглушенная и извивающаяся в предсмертных судорогах. Синдел сегодня убила несколько тысяч горожан, остальные следовали теперь. Разверзлись подземные резервуары, и кислота с отравленными водами плескалась на улицах. Здания-крепость крошились, истончаемые сонмом невидимых короедов, а люди дергались в эпилептических припадках, распластываясь посредь улиц. Едкая субстанция моментально обгладывала их до костей, темнея до рубинового оттенка. Даже солнце потухло, солнце взывало к игле-Башне.
Эдения была наркоманом слишком долго. Без героина ломка добивала ее.
"Фаталити", подумал Саб-Зиро.
— О Боже, — простонал Кейдж. Джакс зажал ноздри. Невыносимый смрад густым облаком, последним вздохом псевдоживого королевства окутал их. — Боже, что за дерьмо приключилось с долбанным городом…?
— Не-е-ет, — Китана рухнула на мостовую, и кислота заскворчала на ее сапогах. Сейчас она прожжет ее тело… знак равенства между едкой жижей и стеклянным крошевом. У каждого свой День и Место Смерти.
Лю Кэнг поднял ее, обнял, что-то шепча. Малоутешительно. Ибо сам ступал кромкой безумия.
Саб-Зиро с иронией осознал, что он опять-таки — наиболее вменяем из всех. Способность оценивать ситуацию сохранялась в нем всегда… почти всегда.
(ну, эпизоды с вестью о гибели брата и изчезновением Смоука — не в счет?)
— Нам нужно уходить, — сказал он.
— Я — не — уйду! — плакала Китана. — Я — хочу — умереть — здесь… в моем мире!..
(как похожи — смертные и эденийцы, Посвященные Холода и принцессы…)
— Ну и сдыхай, дура! — заорал Кейдж. — А я — сматываюсь! В Фриско! Пошли, Сабби, Джакс! Пусть здесь нюни разводят — Лю ведь шибко благородный, милашку не кинет?!
— Китана, — поцелуй Лю был стимулятором. — Китана, мы должны бороться… Пожалуйста, пойдем…
Параллельно он с ненавистью взглянул на Джонни.
— Нет… мой мир… он уничтожил… все… — Китана уткнулась в плечо Лю. Но на самом деле она уже поддалась, точно так же как Саб-Зиро, когда Рэйден затронул что-то недостаточно замороженное в нем… И в самом Лю после разрушения Храма Света. Рэйден умел. Он тоже. Китана — не самый тяжелый случай.
Она всхлипнула. Кейдж передразнил.
— Ребят, поглядите, — Джакс указал на толпу эденийцев. Выжившие маршировали с видом линчевателей…
— УБИТЬ ИХ! ОНИ — ВИНОВНЫ! ВИНОВНЫ! — донеслось до Защитников.
Эденийцы ищут образ Зверя. Они нашли.
— Уходим, — отрезал Саб-Зиро, ибо медлить было нельзя. Линчеватели — корчащаяся в боли, полуискалеченная толпа с веревками и ножами, шагала на них. Какой-то ребенок — при том, что дети редки среди эденийцев — возглавлял шествие, вертя лассо.
Кровь стекала с них. Крови они и жаждали.
— Это же я! — Китана отодвинула спутников, обращаясь к сородичам. — Я ваша принцесса! Шао Канну не истребить нас! Прошу вас, услышьте!
В тот момент она была поразительно, ирреально прекрасна — готовая взойти на костер ради народа ее. Святая Китана, ангел с жестяными веерами вместо крыльев.
Она верила — искренне и наивно, что толпа послушает ее, законную наследницу престола. Она вырвала бы сама себе сердце, дабы вернуть разум ее людям.
Черные волосы развевались. Тонкая фигура — квинтэссенция надежды, веры… и любви.
Стилет полетел в нее, она даже не увернулась, и острие слегка оцарапало плечо. Штук двадцать кинжалов разных калибров последовали за первым.
— Почему?!
— Уходим, — Саб-Зиро грубовато схватил новоявленную святую за запястье, в отличие от Китаны он не желал жертвоприношения — ни ее, ни кого-то из спутников.
И это короткое замечание сломало принцессу. Она покорилась ледяной правоте.
Эденийцам не нужно ничего, кроме их смертей. Вот правда.
Защитники Земли с довеском из непризнанной королевы бросились бежать.
— Стой!
Шаркающие шаги преследователей не отставали. Поразительно, как эти инвалиды — жить эденийцам оставалось около трех дней, умудрялись висеть на пятках у Защитников.
Город — выброшенный на побережье спрут, сократил внутренние мышцы, стискивая инородные щепки. Спрут ненавидел все живое.
Вырваться. Куда угодно — лишь бы за пределы.
Они пробирались сквозь катакомбы, иногда руша по пути хлипкие заборы и рассыпающиеся дома. Их покрыл толстый слой щебня, они напоминали дикарей в ритуальной окраске.
