Вячеслав Седов - Ловчие Удачи
- Ваша правда, - усмехнулся полукровка, - В таких доспехах вам вряд ли удастся воспользоваться луком. Стало быть, вы поедете верхом?
- Черт возьми, сударь, прекратите строить свои догадки, если не знаете кодекса истинного карателя магов! - с этими словами воин отвернулся к одному из наемников, что проверял, ладно ли сидит левый наплечник.
Перекинувшись парой фраз с наемниками и справившись о готовности поединщика, гномы двинулись по полю в направлении "лагеря" ларонийского мага. Карнаж поспешил к ним присоединиться. Попутно он выслушал множество восхищенных криков "о настоящих воинах, не то что в нынешнее время", которые только укрепили его уверенность в правильности своей ставки. Он даже начал подсчитывать примерный размер той суммы, что скоро осчастливит его ненасытный кошелек.
Вокруг невозмутимо потягивающего вино из изящного фужера Зойта Даэрана собралось куда меньше народу. В основном это были молодые друиды из какого-нибудь Круга в Фивланде, где их брат несколько веков тщетно пытался восстановить былое великолепие природы. Молодые последователи древних учений явно намеревались получить неплохой куш в качестве пожертвований их общине, поэтому появление еще одного претендента на выигрыш не прибавило энтузиазма.
- О, Карнаж, и вы здесь!? - обрадовался ларониец и протянул полукровке свой фужер с вином.
- Разумеется, я явился, как только услышал о вашем поединке, - ответил Феникс, принимая угощение под завистливыми взглядами окружающих.
По старинному обычаю белых эльфов, они пили не за свою победу, а за поражение противника, ставя, тем самым, во главу угла цель, а не собственное тщеславие. Карнаж последовал этому обычаю, "поддержав" устремления Зойта, и осушил фужер, вернув магу. Тот принял его с одобрительным кивком. В конечном итоге Феникс оказывался среди всех присутствующих единственным, кто немного знал традиции Ларона.
- Не теряйте времени, - тихо произнес колдун, сбрасывая свой великолепный плащ.
Гномы засуетились, полагая, что фраза была адресована только им. На самом деле ее подлинный красноволосый адресат поспешил смешаться с остальными зрителями.
Противники были готовы, и вышли на поле. Покуда оглашались титулы и фамилии, а также причины поединка, писарь и сборщик ставок под охраной своих соплеменников переместились подальше от места действия, где старательно пересчитали полученные деньги.
- Отлично! - сказал один, - Если нам повезет, то к мастеру Хроносу мы явимся гораздо богаче, чем были до прибытия сюда. Клянусь бородой Основателя, этот поединок озолотит нас. Как думаешь?
- Не знаю, много ставок на карателя. А если он выиграет? Тогда плакали наши денежки!
- Не так громко! - приложил палец к губам сборщик ставок, оглядываясь на шестерых гномов с увесистыми топорами, которые стояли чуть в отдалении и охраняли то ли от охотников до общественного золота и серебра, то ли золото и серебро от самих счетоводов.
- Делить выигрыш придется только с кучкой этих молодых друидов, но они и поставили не очень много. У адептов Круга, сам знаешь, в карманах больше не деньги, а листья, - заговорщицким тоном продолжил гном, - Но этот полукровка поставил довольно много. Черт бы его побрал! Кстати, где он!?
Оба тут же завертели головами, стараясь найти того, о ком они говорили, по приметной кроваво-красной шевелюре. Однако объекта поисков нигде не было видно. Писарь посмотрел на приятеля и, почесав в затылке, удивленно добавил:
- И где твой шикарный шестопер?!
Карнажу пришлось истратить немало времени, чтобы покинуть ряды увлеченных будущим поединком зрителей, потому как, чем ближе становилось событие, тем менее проходимы становились ряды собравшихся.
Вернувшись, наконец, в Лангвальд, он попался на глаза мэтру Николаусу, но это уже не имело значения. Пожелав хозяину гостиницы доброго утра, Феникс двинулся по дороге к лесу на берегу моря.
"Ловец удачи" как никто другой чувствовал приближение того, чего ждали все те, кто явился в этот город на краю обитаемого мира.
Небо над гладью Покинутого Моря приобретало свинцово-серый оттенок, словно перетекающий из чернеющих вдали, на линии горизонта, туч, которые, однажды возникнув там много веков назад, уже никогда не рассеивались.
Когда-то давно Карнажу приходилось слышать множество предположений об этом явлении на диспутах магов в Высоких Шпилях Швигебурга. Тогда посещение подобного рода собраний было свободным для всех желающих приобщиться к тайнам мироздания. И Феникс с интересом "приобщался", выслушивая нескончаемые речи о Пустоте, что затаилась на грани мира темной громадой и, якобы, вот-вот должна двинуться в сторону Материка. Постепенно в речи какого-нибудь оратора явственно различалась паника, так как бедняга сам глубоко проникался собственными словами, и, в определенный момент, хватаясь за голову, затихал и садился на свое место с заключительной фразой: "Мы обречены".
Потомок Xenos также слышал множество упреков в адрес своего беловолосого родителя, который избавил мир от непосредственной власти над Восьмью Стихиями, в результате чего магия ослабла, став Единой. Точнее, возможностей в магическом плане появилось больше, но, для того, чтобы творить нечто равное по силе тем, кто обладал раньше Кристаллами Стихий, приходилось совершенствовать и развивать собственный потенциал. А он, разумеется, был безграничен по идее, но очерчивался навыками и достижениями за все то время, что прошло с восхода Ta'Erna. Слышалось множество утверждений на разный лад о том, как легко могли былые магистры Орденов Стихий совместными усилиями остановить Пустоту, если той вдруг вздумалось бы двинуться на Материк. Однако, нашлись и те, кто могли опровергнуть утверждение, вспомнив тот факт, что Аир А'Ксеарн и его славная шайка именуемая "Xenos и его последователи" не без труда, но смогли одолеть всех магистров. Конечно, не сразу, а по очереди. Но то были простые смертные, а Пустота, по утверждениям чародеев, которых, кстати, не опровергал уважаемый мастер Хронос, могла являться темпоральной аномалией, что было куда серьезнее горстки удачливых храбрецов.
Тропа вела меж редких чахлых деревьев наверх к утесу. Карнаж прибавил шаг. Все быстрее и быстрее, пока не осознал что бежит, словно на ежедневных тренировках Киракавы, где учитель клал ему на грудь соломенную шляпу и велел бежать так быстро, чтобы потоки встречного воздуха не давали головному убору свалиться на землю.
Топот его ног, еле различимый, благодаря науке старика, сейчас отдавался растянутым неестественным эхом в ушах. Воздух стал тугим и густым как вода. Феникс с усилием рассекал его, чувствуя нарастающую боль в мышцах.
Голова гудела. Один за другим исчезали, словно растворяясь эхом, окружающие звуки. Над головой нависало тяжелой, прижавшейся своей громадой почти к самой земле, свинцово-серое небо. Деревья вокруг страдальчески изогнулись, обшаривая ветвями воздух и, поминутно, сцепляясь друг с другом. Феникс старался не смотреть по сторонам, а устремлять свой взор только вперед.
Наконец, он вырвался из наступившего затишья, резко спадшего, словно пелена, едва он успел остановиться на краю утеса.
Внизу пенилось и бурлило Покинутое Море. Ветер постоянно менял направления: то налетая со спины, то ударяя в лицо и не давая вдохнуть. Высокая трава волновалась у обитых мысков сильванийских ботфорт. Карнаж стоял один посреди всего этого хаоса и лицезрел, как, медленно и неторопливо, из-за высоких далей темнеющей у горизонта тучи появилась черная точка. Она плыла в воздухе, быстро приближаясь, оставляя за собой шлейф неясной субстанции, которую, видимо и составляла, так называемая, Пустота. Темное вещество полосой спускалось на бурлящие внизу воды, и отходило по ним обратно к линии горизонта.
Феникс впервые встречал Странствующую Башню здесь, в Лангвальде. Раньше он приезжал слишком поздно, но теперь обстоятельства заставили быть первым из первых и он не жалел об этом. Подобное зрелище стоило того.
Огромная конструкция башни начала вырываться из окутывавшего ее "кокона", прорезая сиянием лунного камня* густую оболочки и вспарывая водную гладь, словно ножом, отчего в тех местах клубился густой пар.
Мимо острых ушей Карнажа медленно плыли звуки, то приближаясь, то отдаляясь и, под конец, изламываясь до неузнаваемости. Послышался резкий треск, и "кокон" лопнул, рухнув остатками неясного черного облака в воду.
Два огромных кольца замедлили свое хаотичное вращение, открывая сферу, в которой помещался невероятных размеров обелиск, перевернутый каменным острием вниз, будто готовый пронзить морское зеркало. Теперь вода ясно отражала его своей тихой гладью, хотя еще недавно бурлила.
