Михаил Соколов - Бог-Император
Превозмогая быстро проходящее отвращение, люди учились управлять тарканами и лорками, животными глупыми и покорными. Человек, провозившись полчаса, уже умело, будто всю жизнь это делал, погонял неуклюжих гигантов — послужат теперь и человеку!
Конные воины опережали обров, отравляли источники и колодцы. Обезвоженные за день, сипло ревели тарканы, им пронзительно, со скрипом вторили лорки.
На рассвете, окружив ночлег обров редкой цепью, воины осыпали врагов стрелами. Обры отвечали. Доброслав отводил своих за пределы досягаемости луков зверолюдей. Люди рассыпались цепью, а у обров из-за тесноты, страшной скученности редкая стрела не находила цель. На большом расстоянии стрела убивала редко, но даже легкая рана скоро делала бойца слабым, как ребенок.
Солнце поднималось высоко, множество людей и животных перемалывало траву, в воздухе зависал туман из спор растений и истолченной в пыль земли. Вопли животных, вскрики обров, ржавая сухость во рту… У людей взамен уставших приезжали новые стрелки.
Натягивал свой лук и Сергей. Тетива била в железную пластину на левом предплечье, и стрела, пролетев более четырехсот метров, исчезала в самом центре лагеря. Молодые воины крутили головами, подъезжая, трогали его лук. Сохраняя невозмутимость, Сергей не показывал вида, что доволен выстрелом. И вновь пускал стрелу.
Наконец обоз начинал движение. Часто уже через несколько километров обров ждал клин конного войска. Пока обры перестраивались в боевой порядок, пока отводили неповоротливых тарканов, солнце поднималось еще выше, время уходило, лучшие стрелки продолжали жалить захватчиков.
На третий день, после очередной задержки, размахивая флажком на длинном древке, из строя зверолюдей выехал всадник. Доброслав дал знак прекратить стрельбу. Кто-то гулко загудел в рог, чтобы услышали дальние стрелки. Все молча следили за серым от пыли обром, от жары не смыкавшим длинной пасти.
Зверочеловек, понукая лорка, приблизился на границу слышимости голоса. Привстав на стременах, закричал:
— Мир! Мир! Всемогущий Арсун, вождь обров, желает беседовать с предводителем людей воеводой Доброславом.
И словно не было этих нескольких суток, вновь все повторилось. Однако тогда говорили в темной юрте, лишь сторожа да семь пламенных язычков светильника были свидетелями брошенных наудачу слов.
Теперь — другое. Теперь солнце смотрит прямо вниз на большой квадратный ковер, где с одного краю на подушке сидит Арсун и держит в зеленоватой, покрытой мелкими чешуйками руке золотой кубок. На другом конце воевода Доброслав присел на седле и молча разглядывает поставленные перед ним кубки, кувшин, блюдо с фруктами. Серо-зеленые глаза жестко смотрят с коричневого лица, и временами пробегают на скулах желваки.
Сердит воевода, сердит, и все же весело ему. Знает, что нет выхода у обров, пришли выторговывать свою жизнь. Что ж, послушаем.
— Ты, воевода Доброслав, хочешь накликать на себя несчастье, — говорит Арсун и, открыв пасть, вкладывает узкий сосок кубка чуть ли не в глотку. В составе свиты сидит за спиной воеводы и Сергей. Кроме Малинина, Исаева и Ильи, на этот раз здесь Радим и трое его друзей. Люди все с оружием, и это тоже отличает нынешний торг от прошлого. Сергей вместе с товарищами наблюдает за приемами питья этого полуящера. Несколько проведенных здесь дней заставили полностью перенять отношение людей к обрам. И странно, как же далеко канула в прошлое недавняя столичная жизнь!..
— Наше войско, не трогая вас, пытается уйти домой, а вы мешаете. Где справедливость?
— Зря время тратишь, вождь. Не я к тебе пришел, а ты к нам. Не мы хотели разорить ваши поселения, а вы наши. С чем пришел, от того и гибнешь. Говори, если у тебя есть что сказать. А нет, пусть договорят за нас мечи.
— Крови хочешь, кровавый воевода? У нас в обозе женщины, раненые. Ты и женщин хочешь побить?
— О пустом толкуешь. — У Доброслава вновь пробежали желваки по скулам. — Что нам твои женщины? И что нам жизни твоих раненых? Не заставляй повторять одно и то же. Раз вы к нам пришли с войной, для нас хороший обр — мертвый обр. А женщины ваши умрут, чтобы не порождали подобных вам.
— Жестокий ты, воевода. Все вы опасные для живых, потому что считаете свое существование главным. Дай вам волю — расползетесь по всей земле. Надо было к вам раньше прийти. Тридцать лет назад у вас едва нашлась бы сотня-другая мечей.
— Чего ж задержался? — лениво спрашивает Доброслав и смотрит на солнце, давая понять, что разговор пуст, а время идет.
— Не мог, знаешь ли, переубедить старейшин. Глупые старейшины слишком буквально приняли наказы Бога-Императора держаться от вас подальше. Теперь я убедился, Господь хотел уберечь нас от ваших убийц. И довольно. Смотри, мы тут вдвоем сидим, решаем каждый за свой народ. Не хочешь нас отпустить — давай биться. Но и твоих жизней мы возьмем много. А хочешь, решим один на один, тогда тебе не придется прятаться за своих бойцов. Я тебя одолею, твое войско будет моим. Ты меня свалишь — возьмешь всех моих, на веревке погонишь к себе. Или тебе выгодней прятаться за другими?
Воевода выпрямился и оглядел своих товарищей. Сергей вспомнил их разговор на вышке. Вновь воевода один, и решать ему одному. Легче спрятаться за шуткой, легче поиздеваться над почти побежденным обром. Но нельзя. Сильный сам творит законы, которые тяжелее всего для самого Творца. На то ты и сильный.
Сергей встретился взглядом со светлым взором Доброслава: что промелькнуло там, в ледяной глубине?.. Но воевода уже отвернулся.
— Вот ты и заговорил по-своему, змей, — сказал воевода. — Линяешь шкурой на ходу, не получилось нахрапом нас взять и в пораженье ищешь выгоды. Бой приму. А условия твои для глупых детишек. Одолеешь меня, мои всех вас добром отпустят. Я одолею — всех твоих возьму. Не согласен, иди прячься за спинами охраны, буду тебя силой брать. — И, поднимаясь, добавил — Оружие бери, какое хочешь. Мне все едино.
Выше урочища была площадка солончака, где и трава не росла, и сурки не рыли нор, а значит, конь не поломает ног. Трехпалым птичьим лапам лорков норы не страшны, а конь, на скаку ломая ногу, мог рассчитывать лишь на милосердный взмах стали.
На одном краю стеной столпились обры, на другом — люди. Все прослышали об условиях, но известие по-разному на всех действует. Людей веселит злая радость. Однако и колет мысль: а ну как?.. Нет, все будет хорошо! И сразу думается: а ну как все-таки?.. Будешь способен покорно отпустить врага, убийцу близких? Нет ответа, да и не нужен. Воевода Доброслав знает все. И делает как лучше.
А вот обры, кажется, забыли о войне. Чувствовалось, война для них в любом случае кончилась. Победит Арсун — уйдут домой, погибнет вождь — пленному тем более не нужно оружие. Стоит толпа чешуйчатых воинов и разевает розовые пасти. Так бы и воткнул меч!..
Приказав Радиму, чтобы заставил всех не на поле глазеть, а за обрами следить, воевода легко вскакивает в седло и шагом трогает коня.
Обр выше ростом, а сидя на лорке, кажется еще больше. И многие сомневаются на мгновение: ну как задавит нашего воеводу? Но вера в силу вождя торжествует — нет, не может быть.
Обры по природе мощнее, и руки — силы нечеловеческой, но на то они и нелюди. Кому же много дается, тот, уверовав в свою исключительность, обычно только слабеет, регрессирует во всем. По сравнению с этими ящерами человек от рождения не имеет ничего, он вынужден совершенствоваться, и предела этому нет.
Воевода одет в железный доспех. Точнее, в кафтан из кожи зубра в палец толщиной, на которую чешуйками — есть у кого поучиться! — нашиты железные бляхи. Под кафтаном — кольчуга, под ней поддет толстый ватник из льняной пряжи, иначе доспех как бы и ни к чему: от удара ломается кость. Так же одет и обр, лишь по верху шлема вместо острия, как у людей, идет острый гребень.
А щиты, копья и мечи одинаковы, все сделано по одному образцу, ибо умельцы-кузнецы есть только у людей — обры к тонкому ремеслу неспособны. Начав завоевания, они просто вынудили трудиться пленных. Сергею об этом рассказал Доброслав, а ему — пленные обры, которых заставило разговориться каленое железо.
На поле вот-вот начнется схватка. Арсун наклонил копье и, понукая лорка, помчался навстречу воеводе. Доброслав со щитом, но без копья, а с цепным кистенем, состоящим из ручки с ременной петлей для запястья, цепи длиной почти в метр и кованого железного шара с шишками, весом килограмма в два. Такое оружие требовало не столько силы, сколько безупречно тренированного глаза.
Два всадника несутся навстречу друг другу. Кто победит? Сомкнулись. Воевода поймал острие копья срединной бляхой щита, а сам, крутанув кистенем в воздухе, задел убийственным замахом утиную голову лорка.
Разъехались. Что-то там?.. Обр потерял копье — неудачно отбитое Доброславом, оно поразило коня, отъехав в горячке схватки, конь уже, шатаясь, падал. Вождь ловко соскочил. Все так быстро! У лорков, видно, нет мозгов — железный шар снес полчерепа, а тот все еще несет всадника.
