Игорь Марченко - На краю Вселенной
Подобрав выпавший из рук солдата автомат, я незамедлительно пустил его в ход против второй группы спецназовцев. Разогретое стрельбой оружие привычно дергалось в руках, засылая в ствол заряд за зарядом. Кровавые росчерки и брызги исполосовали в лохмотья этих самоуверенных сытых наглецов, так некстати свалившихся мне на голову. Штурмовая пехота после столь яростного отпора с моей стороны распрощалась с надеждой взять меня живым.
— Презренные трусы! — кричал я им.
Неожиданно волна холода сковала все мои мышцы, и я застыл, парализованный.
Алекс из последних сил нанес ментальный удар и выиграл для своих подручных несколько драгоценных секунд. Первый подбежавший ко мне солдат без замаха ударил меня прикладом чуть ниже челюсти, а когда я пошатнулся, то получил удар по затылку и упал.
Фролов, морщась от боли, встал на ноги и, зажимая кровоточащее плечо, подошел к нам.
— Ты сам вырыл себе могилу, — буркнул он и ударом кулака отправил меня в нокаут.
Через какое-то время я пришел в себя и попытался удержать волну дурноты, подкатившую к горлу. Я лежал, на моих руках были наручники, на ногах кандалы, а на голове стальной обруч.
— Сукин сын! Тварь! Сволочь! — ругался в стороне Фролов, но это относилось не ко мне.
У его ног скорчился человек могучего телосложения, исполосованный стальным хлыстом. Несколько солдат принялись избивать бедолагу дубинками, пока Алекс не сделал им знак прекратить. Я попытался нанести ментальный удар по Фролову, но раздался невероятный по силе звон, словно мою голову засунули в колокол и ударили по нему молотком. Эхо прокатилось по телу с силой цунами, утихнув лишь в пятках. Это было самое отвратительное чувство, которое я когда-либо испытывал. Камень в обруче вспыхнул алым светом, привлекая внимание Фролова.
— Неприятно, правда? Даже и не думай! — бросил он мне. — Ты как?
— Бывало и хуже… Алекс… как твое плечо? Сильно болит? — прохрипел я разбитыми губами.
— Подожди немного… Дай только разобраться с этой мразью, а потом займусь и тобой…
Фролов носком сапога пнул человека по лицу, а когда тот перевернулся на спину, вытащил у ближайшего солдата пистолет из кобуры и направил на лежащего.
— Кэп… — прошептал лежащий человек разбитыми губами. — Прости, что пришел поздно…
Выстрел прозвучал не громче хлопка пробки от шампанского. Пуля попала в левую глазницу, а правая была закрыта повязкой, на которой был нарисован красный глаз.
Гюнтер?! Это невозможно! Зачем ему было возвращаться в этот ад? Но глаза меня не обманывали. В луже крови лежал мой друг — старший из братьев Вульф. Самый преданный человек на свете, пообещавший однажды отдать свою жизнь ради спасения моей.
— Что это? — разъярился Фролов, швыряя в солдата пистолет. — Где звук? Что за извращение?!
— Звукопоглотитель, сэр…
— Знаешь, куда его себе засунь? Твой чертов хлопок испортил показательную казнь…
Не способный даже пошевелиться, я видел перед глазами окровавленное лицо Гюнтера. Я не мог объяснить его поступок иначе, как безумием. Никто и никогда не жертвовал своей жизнью ради меня. Я не просил и не заслужил подобной жертвы!
— За что? — спросил я пустоту, пытаясь разорвать наручники. — Вы все убийцы!
— За что? — удивленно вскинул брови Фролов, медленно оборачиваясь. — Ах, это?.. Подлый ублюдок выстрелил мне в спину. К счастью, он промазал и попал в плечо.
— Он всего лишь ранил тебя, чертов идиот! — выкрикнул я, напрягая мышцы рук. Все тщетно. — Если бы он хотел твоей смерти, ты был бы давно мертв! Это один из моих людей… самый меткий из всех. Он никогда в жизни не стал бы стрелять в спину, если бы мне не угрожали…
Боль утраты почти что родного брата захлестнула меня с новой силой. Хотелось с корнем вывернуть руки из суставов и, вскочив, зубами перегрызть горло ненавистному Фролову. Сейчас ни о чем другом я думать просто не мог. Где же справедливость?
— Значит, он был идиотом, если не воспользовался случаем! — буркнул Алекс. — Сейчас речь не о нем, а о тебе, капитан. Молись своим богам, чтобы командование было в хорошем расположении духа. Твоя жизнь повисла на охрененно тонком волоске. От меня будет зависеть, оборвется она или нет.
Лежа на спине, я опустошенно смотрел в серые небеса, проклиная тот день, когда решил совершить посадку на эту планету. Теперь было не важно, что будет дальше. Жить или умереть. Пустота уже затопила мою душу. Проигрывать всегда неприятно, а когда тебя берут в плен и сковывают, словно дикого зверя, — смертельно.
Фролов, покачнувшись от потери крови, позволил отвести себя к бронетранспортеру, выполнявшему функцию полевого госпиталя. Я же под присмотром дюжины солдат остался лежать на холодном бетоне взлетного поля.
Когда Фролов вернулся, один из солдат поставил рядом со мной раскладной стул и помог своему боссу сесть. Алекс, переведя дыхание, задумчиво смотрел на меня.
Потом, не выдержав затянувшегося молчания, примирительно спросил:
— Что мне с тобой делать, капитан? Я должен тебя убить, но не хочу. На свете много людей, недостойных жизни, но ты не относишься к их числу. Подскажи, как мне быть?
— Подскажу. Сними с меня наручники, и я избавлю тебя от тяжкого бремени выбора.
— Даже пред ликом смерти дерзок до конца. Мне это нравится, и я, пожалуй, спасу твою жизнь, если смогу, конечно. Решено…
— Пошел ты к дьяволу… благодетель хренов! — яростно выкрикнул я. — Лучше сразу убей или не знать тебе покоя, пока я жив!
Подъехавшая командная машина отвлекла Фролова от разговора. Тяжко поднявшись со стула, он медленно захромал навстречу приехавшим людям.
Скосив глаза, я увидел кончик ножа, торчащий из-под моей изодранной куртки. Его никто из врагов не заметил.
Приехавшие офицеры внимательно слушали рапорт Фролова, изредка поглядывая в мою сторону. За это время я ухитрился вывихнуть сустав большого пальца правой руки. Попробовал вытащить ладонь из наручников и едва сумел скрыть радость. Ладонь могла выйти из стального кольца, и кому-то теперь не поздоровится.
— Диверсант пойман и обезврежен! — подвел итог один из офицеров, бросив на меня косой взгляд. — У собаки выдраны зубы…
«Это мы еще поглядим, кто здесь беззубый пес!» — зло подумал я, выгадывая момент, когда можно будет выхватить клинок и нанести последний в своей жизни смертоносный удар.
По возможности, конечно, Фролову.
— А как он перебрался через реку? — неожиданно спросил второй военный.
— Это целая история, господин генерал. В рапорте я отображу все детали, — неуверенно ответил Фролов.
— Расскажите сейчас. Нам любопытно узнать, отчего береговая линия мобильной защиты не сработала. Неужели она настолько неэффективна?
— Диверсант использовал трюк с обычной фольгой. Примитивный, но по-прежнему действенный способ наведения ложных целей.
— Учтите это на будущее. Что рекомендуете с ним сделать? Он повинен в смерти людей из вашей группы захвата. Такое недопустимо и не должно повториться…
— Так точно, господин генерал, недопустимо, — отчеканил Фролов. — На его счету по меньшей мере дюжина наших бойцов. Рекомендую отправить его на перевоспитание в исправительно-трудовую колонию строгого режима. Он нам может еще пригодиться. Являясь офицером запаса, заключенный может нести службу в колониальных войсках. Пары лет на Проционе, думаю, достаточно для искупления любой вины.
— Хм… У нас штрафников и так в избытке. Лучше расстреляйте его.
— Он сильный сенс. Возможно, результат генной модификации на Эпилоне.
Офицеры встревоженно переглянулись. Название планеты им было хорошо известно, это читалось на их лицах.
— Эпилон? Вы уверены? Программа давно свернута. Необходимо проверить его причастность здесь и сейчас…
Из их свиты вышел солдат и направился ко мне. Закрепил провод на моем обруче, а другой конец воткнул в свой ранец. Фролов тоже подошел, склонился надо мной и напряженно прошептал:
— Не противься сканированию, дурень. Иначе тебе не жить…
В голове запульсировала нарастающая боль, затягивая все глубже в бездну памяти. До хруста сжав зубы, я в ужасе ощущал, как мои мысли и воспоминания вытекают из меня сплошным потоком, оставляя после себя черную пустоту. Это я, конечно, образно, но было очень похоже. Промывка мозгов!
Чертов ментальный дренаж! Этих слов в легионе боялись больше всего на свете. Сейчас инстинкты требовали от меня выхватить нож и обрезать щупальце провода, вытягивающее из меня все самое ценное, чем я обладаю, — память о прожитых годах. Я боялся поддаться искушению и тем самым выдать себя. Терпение и еще раз терпение. Но как же мучительно оно давалось.
— Какие странные образы… никогда ничего подобного не видел! — удивленно воскликнул генерал, рассматривая на экране отрывки воспоминаний, перекачиваемых в машину.
