Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)
Старик добрался к головному сендеру, что-то сказал. Вдоль колонны прокатилось:
– Заводи!.. Выступаем!.. Заводи!
Самоходы и мотоциклетки неровно затарахтели моторами, колонна пришла в движение. Каратели продвигались на юг, и солнце неспешно ползло в раскаленном, побелевшем небе поперек их пути. Медленно-медленно оно стало клониться к горизонту. Закат в пустыне не походил ни на что, виденное Йолей прежде. Ровная, как стол, поверхность ила стала менять цвет, из серой она сделалась красной. Распухший багровый шар солнца сплющился, потерял форму. Над горизонтом висела пелена мелкой пыли. Когда солнце стояло высоко, ее не было видно, она сливалась с серой равниной и белым небом, сглаживала разницу в цвете между ними. А теперь вечерний свет, исходящий от красного светила, преломлялся в этой дымке, лучи как будто били в разные стороны, тени удлинились, но стали прозрачными, такими же красными, как и освещенные участки ила.
Каратели сделали короткую остановку, чтобы долить горючего из бочек в баки. Разнеслась новость – ночевки не предвидится, Корабль уже недалеко, и колонна будет идти, покуда не доберется до места. Сейчас, после бури, пустыня не так опасна, можно двигаться и в темное время.
Заправились и покатили дальше. Солнце, совсем расплющенное, опускалось за горизонт, быстро темнело. Донная пустыня стремительно теряла красный цвет, превращалась в серую, но это был не прежний серый цвет. Днем ил казался желтоватым, теперь сумерки окрасили его в синее; фиолетовые тени следовали за конвоем, а небо и вовсе сделалось каким-то невероятным: в нем можно было различить и рыжие, и зеленые оттенки, его пересекали легкие тени – наверное, не настоящие облака, а пыль, которую нес ветер где-то в вышине. Они последними сохраняли красноватые тона, потом окончательно стемнело, на самоходах зажглись фары. Полосы света рыскали вдоль колонны, вырывали из мрака проклепанную броню, ворохи пыли, летящей из-под тяжелых рубчатых колес… Когда выполняли поворот, Йоля разглядела впереди, далеко по ходу колонны, зарево, встающее над горизонтом. Это показался Корабль. Его огни было видны издалека, потому что нигде больше в безжизненной Донной пустыне не найдешь такого яркого света.
Головной сендер, в котором находился Аршак, затормозил. Вслед за ним встали и другие самоходы. Мотоциклетки разъехались вправо и влево, бронеходы тоже взяли чуть в сторону, чтобы сендер с проводником не закрывал обзор, – всем было охота поглядеть на знаменитый Корабль, о нем так много слышали, да видели впервые.
Вот он, огромный тяжелый силуэт растянулся посреди Соленого озера. Цепочки огней опоясывали его на разной высоте, ярко горели лампы на палубах, в иллюминаторах, в оконцах, которые прорезали в бортах уже после того, как Корабль, заброшенный посреди Донной пустыни много сезонов назад, превратился в город. Прожекторы светили в стороны и вверх – столбы света бродили над Кораблем. А внизу, под тяжелыми длинными бортами, дрожали световые дорожки – там, где опрокинутое отражение дробилось и качалось в вязких маслянистых волнах озера. И отражения прожекторных лучей извивались под опрокинутым Кораблем в озере, как белые огненные змеи.
Мажуга заглушил двигатель, и тут же, словно по команде, стихли моторы на всех машинах конвоя.
Тишина навалилась разом со всех сторон, как будто до сих пор она таилась в темноте, а теперь прыгнула, накрыла, обхватила мягкими лапами, растеклась над головами… И тут стал слышен равномерный многоголосый гомон, доносящийся с Корабля. Прожекторы над темной громадой метнулись, лучи скрестились на корме древнего судна, и точно так же резко сместились их отражения в черных водах озера. Над пустыней прокатился рев.
– Начались игрища на Арене, – громко произнес кто-то из карателей. – Ишь, орут, бойцов завидели.
– Может, щас и подкатим туда? – предложил другой.
– Не болтай, – оборвал пушкаря сиплым голосом Самоха. – Сдурел, что ли? Да если мы ночью заявимся, тамошний народ, чего доброго, решит, что мы воевать прикатили. И чё тогда?
– А чё? Вдарим…
– Дурак. Там народу тыщи две, а то и все три, вон как орут… А стволов скоко? А сендеров? И сам Корабль – чем его взять?
– Там больше людей, начальник, – пробасил Аршак. – Не воюй с Кораблем, не выйдет.
– Да я и не собирался. Завтра при свете поеду на переговоры. А теперь отдыхать всем, что ли. Слышь, проводник, можно здесь наружу-то выйти?
– Выйти можно… – протянул Аршак, – если жизнью не дорожишь. Здесь пустыня злая, нехорошая, враз возьмет.
– Пугаешь на что? – с раздражением буркнул каратель, предлагавший «вдарить».
– Не пугаю, Аршак верно сказал, – отрезал старик. – Возле Корабля много еды. Все, что в пустыне жрать хочет, сюда, к Соленому озеру, тянется. Злое место. Буря ушла, проснулись голодные. Двери свои железные закрывайте, ждите утра.
– Да кто голодный-то?
– Пустыня голодная, все голодные, кто в пустыне живет. Донная пустыня всегда голодная, только и ждет, ищет, кого бы взять.
– Хорош болтать, – оборвал разговор Самоха. – Запирайтесь да дрыхните до утра.
– Дядька Мажуга, – шепнула Йоля, – а кто придет? Про кого старый толковал?
Игнаш не ответил, вытащил кольт и положил руку с оружием на дверцу, ствол глянул наружу.
Послышался легкий топот. Йоля привстала и разглядела, что Уголек, пока старшие болтали, тихонько подкрался к их сендеру, но, когда понял, что обнаружен, и увидел кольт Мажуги, побежал прочь. Девчонка вздохнула:
– Вот еще этот теперь подкрадываться будет. Хочешь, дядька, я постерегу пока? Я в дороге выспалась.
– Давай, стереги.
На башне каратели нацепили лопасти, ветряк тут же мерно затрещал, раскручиваясь. Включился прожектор, потом другой, лучи зашарили по округе. Игнаш откинулся на сиденье и сдвинул козырек кепки на глаза. Йоля глянула на него, вытащила «беретту» и твердо решила не спускать глаз с мелкого гаденыша Уголька. Тот все скакал туда и сюда, сновал гибкой тенью между самоходами, появлялся то из-за одного, то из-за другого.
Пустыня снова сменила цвет. Под луной она стала серебристой. Слежавшийся слой ила блестел, как зеркало. Тени на этом фоне казались особенно темными, черней черного. Лучи прожекторов с башни скользили по чернильным и серебристым пятнам, которыми покрылась пустыня, очертания теней и световых участков менялись, все вокруг дрожало и лилось. В изменчивом черно-серебристом узоре скользил неугомонный дикарь, и тень плясала под его ногами, гибкая, ловкая.
Аршак прошелся вокруг застывшего конвоя, вынырнул из тени башни, бросил на песок одеяло и улегся. Когда ученик пробегал мимо, старик что-то коротко буркнул. Уголек резко, будто его за веревочку дернули, присел рядом и замер. Йоля задумалась: что сказал старый? Велел отдыхать? Или посоветовал погодить, пока все заснут, а потом уже крабами швыряться? Ну, зато теперь уже всяко легче – на месте мутантское отродье сидит, проще его высматривать. В дороге она и в самом деле выспалась, к тому же порез на ноге ноет, так и не заснешь. Каратели на башне тоже не засыпали, вертели прожектор туда-сюда, шевелили тени… На Корабле время от времени поднимался крик…
Луна медленно ползла по темному небу, пел ветер, крики на Корабле пошли на убыль – должно быть, игры на Арене закончились. Йоле хотелось встать, размяться, пройтись вокруг сендера, но было страшновато, старый Аршак все же напугал ее своими словами. «Пустыня заберет» – это еще хуже, чем если бы проводник точно назвал опасность. А когда не знаешь, чего ждать, – совсем плохо. Слишком уж непохожей оказалась Донная пустыня на харьковские подземелья, в которых прошла Йолина жизнь. Здесь прежний опыт никак не годился. В этом краю было чересчур просторно и пусто.
Время тянулось и тянулось, зыбкое сочетание серебристого и черного плыло и дробилось по мере того, как на башне вертели прожектор. Йоля начала клевать носом. Когда она держалась уже из последних сил, Мажуга, не сдвигая кепку с глаз, буркнул:
– Всё, теперь я постерегу, отдыхай.
Йоля встрепенулась. Надо же, рассвет забрезжил серой полосой над горизонтом, и лучи прожектора померкли, и Корабль посреди Соленого озера не так ярко освещен. Ночь прошла… а сон вдруг схлынул, как рукой сняло. Она захлопала глазами, оглядываясь.
– Вина выпей, – посоветовал Мажуга, – теперь можно.
Несколько глотков арбузного вина помогли – глаза стали слипаться… Засыпая, Йоля услышала, как Игнаш бурчит себе под нос:
– Странное чувство, заноза. Слишком тихо, как перед бурей. Будто в последний раз такая тишина.
Потом ей снились небо, пустыня и оружие. В небе проплывали чудовища, и между ними и Йолей не было ничего, кроме оружия. А для чего еще оно нужно? Только для того чтобы стоять между человеком и чудовищами. Чтобы отделять одних от других, чтобы хранить людей от чудовищ. Больше незачем. Но знает ли об этом оружие? Или у него собственное мнение на этот счет?..
