Алексей Евтушенко - Отряд-3. Контрольное измерение
– А вы думаете о будущем? – осведомился Велга. – И что же вы о нем думаете, интересно узнать?
– Извольте, я могу рассказать, что думаю и о настоящем, и о будущем. Не смотря даже на вашу иронию. Настоящее таково, что на Земле, кроме человека, сегодня существует еще две разумные силы. И обе они возникли как своего рода ответ на безудержную экспансию человечества и его неумеренные запросы и претензии. Это разум машинный, компьютерный и разум… как бы это сказать… природный, живой, управляющий всем живым на планете, кроме непосредственно человека. Единый живой разум Земли. И вот…
– Послушайте, – перебил Геннадия Игоревича Хельмут. – Все это мы уже не раз слышали. Давайте короче. В чем заключается ваша конечная цель? Цель Рабов? Подчиниться или подчинить?
– Ни то, ни другое. Мы хотим консенсуса.
– Я не знаю такого слова, – сказал Дитц.
– Согласия. Мы думаем, что все три разумные силы на Земле способны объединиться и вместе решать задачи и проблемы. Воевать бесполезно. Дело можно решить только миром. И мы, Рабы, точнее… э-э… некоторые из них как раз к этому и стремимся.
– Ерунда какая-то, – сказал Велга. – Вы же сами говорите, что машины не могут без вас обойтись. Бросьте их обслуживать, и они погибнут. А потом человечество начнет все с начала. С учетом ошибок прошлого. Чего проще?
– Вы не понимаете, – вздохнул раненый. – Вы ничего не знаете и поэтому не понимаете. Мы не можем бросить обслуживать машины.
– Почему?
– По многим причинам.
– Тогда не философствуйте, а расскажите об этих причинах. Мы уже чуть ли не полчаса беседуем, а толку – ноль.
– Вы же меня все время перебиваете! – воскликнул Геннадий Игоревич. Взгляд его на мгновение метнулся к окну и тут же снова обратился на Велгу. – Ну, во-первых, мы зависим от машин напрямую.
– То есть, от них зависит ваше благополучие?
– Не просто благополучие, – жизнь. Вы же видели, что произошло сегодня? Поверьте, у центрального Разума достанет сил уничтожить все человечество. Мы просто боимся, в конце концов!
– С этого бы и начинал, – пробормотал негромко Валерка. – А то кос… консус какой-то, согласие, мир-дружба. Собака, она всегда в одном месте зарыта.
– Я же говорил, что вы не понимаете, – взгляд Геннадия Игоревича снова прыгнул к окну и обратно. – Здесь нет простого решения. Нельзя просто взять и победить или умереть. Как бы вам объяснить….
– Конечно, конечно, где уж нам уж выйти замуж, – ухмыльнулся Валерка и, обращаясь к Велге, добавил. – Товарищ лейтенант, разрешите, я на улицу гляну? Окна-то на одну только сторону выходят. Что-то мне беспокойно.
Но ответить ростовчанину Александр не успел.
– Вертолёты! – крикнул из другой комнаты Охотник Вадим. – Они возвращаются! Раз, два, три… шесть машин! Идут прямо на нас!
– Аня? – Велга посмотрел вопросительно на девушку, а та, прикрыв глаза, вслушивалась во что-то доступное только ей.
– Аня, – повторил Велга, – что?
– Это ловушка, – Аня быстро поднялась со стула. – Нужно уходить. И немедленно.
Им снова повезло, – они успели выскочить из подъезда за пару секунд до ракетного залпа вертолётов. Но радоваться было рано, потому что и справа, и слева во двор, перегораживая пути отхода и как бы вынюхивая противника длинными стволами плоских башен, уже въезжали широкие приземистые боевые гусеничные машины…
В следующие пятнадцать минут двор превратился в пылающий и грохочущий ад.
Вертолеты, нанеся первый удар по дому, развернулись и снова пошли в атаку. На этот раз они целились непосредственно по людям, и, если бы отряд вовремя не рассредоточился, в живых не остался бы никто. К тому же и танки не замедлили открыть огонь из орудий и пулемётов. Но с ними было проще, – складывалась впечатление, что бьют они не прицельно, а по площадям, надеясь просто смести мощью своего огня все живое с заданной территории.
И частично им это удалось.
Под очередь из пулемета попал Соболь. Умер он сразу. Велга видел, как тело разведчика из племени Леонида Макаровича, насквозь прошитое пулями, было отброшено к стене дома, сползло по ней вниз и, дёрнувшись в последней судороге, замерло в расползающейся луже крови.
Погиб и молодой спутник Геннадия Игоревича – Александр. Его просто разорвало на части прямым попаданием ракеты, выпущенной с вертолёта. Геннадий Игоревич погиб тоже, сам того не желая, сохранив жизнь Михаилу Малышеву. Бывший таежник вынес раненого из дома на себе, перебросив через плечо. И, как оказалось, не напрасно. Потому что пули, предназначавшиеся Малышеву, нашли вначале Геннадия Игоревича, и Михаил, укрываясь за ближайшим деревом, сбросил на землю уже не живого человека, а бездыханный, нашпигованный смертельным металлом, труп.
Были убиты и оба Охотника, Вадим и Людмила.
Людмилу посекло осколками от взрыва танкового снаряда, а когда Вадим наклонился над ней, чтобы помочь, их обоих накрыло вторым попаданием.
Но остальные были пока живы.
Так бывает чаще всего. Первыми гибнут те, кто не умеет воевать, затем те, кому суждено погибнуть. И лишь потом приходит черед ветеранов. Но их черед так и не пришел. Возможно потому, как позже пошутил Валерка Стихарь, что все они уже были однажды убиты, и теперь смерть просто не обращает на них внимания, считая, что выполнила свои обязанности по отношению к ним.
Ну и, конечно, их выручало то, что выручало десятки раз до этого: отменная выучка, долгий опыт, привычное хладнокровие и надёжное оружие.
Плазменные винтовки в очередной раз доказали свое несомненное преимущество перед пулеметами, орудиями и даже неуправляемыми и управляемыми ракетами. Два танка из четырёх и один вертолет удалось сжечь в первые же минуты боя. Еще у одного танка заклинило башню, и сорвало плазменным зарядом гусеницу, после чего он потерял возможность оперативного управления огнём. Три вертолета, истратив боезапас в основном на то, чтобы превратить их недолговременное убежище – восьмиэтажный кирпичный дом – в пылающие развалины, ушли, судя по всему, на базу, а ещё один, получив попадание по касательной, сел, дымя, где-то далеко в стороне.
Оставалось два вертолета и один танк.
Ерунда, по сравнению с тем, что было в самом начале. Но к этому времени большая часть их плазменных винтовок перегрелась и временно превратилась из грозного оружия просто в тяжелые и горячие куски металла и пластика, а во двор уже въезжало, шелестя по асфальту обрезиненными траками и стреляя на ходу, подкрепление из еще пяти танков, и в воздухе нарастал рокот винтов и гул двигателей приближающихся новых вертолётов и самолётов.
…Руди Майер выстрелил, промазал, упал, перекатился через плечо, снова нажал на спусковой крючок и понял, что винтовка отказала. А ближайший танк уже разворачивал орудие в его сторону, и укрыться пулеметчику было просто негде…
«Перегрев, – толкнулась в виски мысль. – Тут-то мне и… Чёрт, как не вовремя… О, а это что?!»
Прямо перед его носом, в полуметре, чернела изрядно заросшая грязью и пылью и чуть сдвинутая в сторону крышка канализационного люка…
Ему понадобилась секунда, чтобы, орудуя винтовкой как рычагом, откинуть тяжелый чугунный кругляш в сторону и еще полторы на нырок вниз головой в черноту бетонной трубы. Вверху грохнуло, со злобным визгом метнулись, не находя жертвы, осколки, но Майер, зацепившись руками за ржавые металлические скобы лестницы и зажав в зубах ремень винтовки, уже повис в утробе трубы, недосягаемый для пуль и снарядов.
Канализация, пронеслась мысль, святое дело в нашем случае. Здесь точно не достанут, а иначе – не выкарабкаться. Ох, опять под землю и в темень, зараза! Только там и спасение бедному солдату, что делать…
Он уж, было, собрался высунуться наружу и позвать в укрытие остальных, как ему на голову свалилось чьё-то тело. Пулеметчик не удержался, разжал руки и провалился вниз.
Благо, оказалось неглубоко, да и Валерка Стихарь (а это был именно он) не обладал таким собственным весом, чтобы нанести Руди хоть сколько-нибудь серьёзный ущерб.
– Хорошо, что хоть не Малышев, – прокомментировал Руди, когда оба кое-как разобрались со своими руками и ногами.
– Сейчас будет и Малышев, – пообещал ростовчанин. – Там, наверху, полный конец света, а ребята заметили, что ты первым нырнул в норку и всем тоже в неё захотелось. Главное, чтоб успели… Давай-ка в сторонку, а то сейчас братва посыплется, так хоть чтоб поместиться где ей было…
…Труднее всего пришлось Малышеву и Дитцу. Рост, рост… С их почти четырьмя метрами на двоих в тесной высоте внутрирайонного коллектора приходилось сильно пригибаться, а в таком положении двигаться тяжело. Особенно, если долго. Именно поэтому впереди шёл юркий и невысокий Валерка Стихарь. Впрочем, и он вжимал голову в плечи, чтобы не задевать макушкой о потолок. Мучения, однако, продолжались не очень долго, – минут через сорок они вышли к более просторному коллектору, где можно было распрямиться и вздохнуть свободнее. Здесь был даже кое-какой, хоть и очень слабый, но – свет. Правда, не электрический, а поступающий, судя по всему, с поверхности по редким, скрытым от глаза, световодам.
