Борис Громов - Насмерть
Паровоз вдруг громко и пронзительно взвыл гудком и резко сбавил ход, так, что платформы и вагон ощутимо тряхнуло. С нар послышались разноголосая матерщина и всевозможные «добрые» пожелания тому, кто возит приличных и интеллигентных людей, словно дрова. Володя встал и выглянул из вагона вперед. Ох ты, надо же — а вот и аборигены. Только вспомнил, и вот они, тут как тут.
— Что там такое? — на плечо ходока легла тяжелая ладонь Тюкалова.
— Местные. Похоже — хотят чего-то, — кивнул он в сторону колоритной конной группы, перегородившей пути замедляющему ход составу. — Сам погляди.
Да уж, поглядеть было на что. Видок у кочевников был еще тот: сами маленькие, ощутимо кривоногие, с темными, словно выдубленными степным солнцем и ветром морщинистыми лицами. Одеты в какое-то невыразимое тряпье, грязное и засаленное. Володя много разных людей повидал во время ходок, и одеты они были по-разному. Но чтобы вот так… Даже чуть не убившие его в Ольховке бредуны, и те выглядели как-то… Ну, не так потрепанно. Такое ощущение, что эти длиннополые, некогда полосатые, а теперь — просто однотонно-грязные халаты вообще никогда не стирали. Как и выглядывавшие из-под них штаны. На широких кожаных поясах висят какие-то подсумки. На головах — бесформенные, похоже, войлочные колпаки. Довершали картину явно самодельные сапоги из шкур. У большинства, судя по остаткам грязной вытершейся шерсти, из овечьих, а у одного, по всей видимости — старшего, из собачьих… Хотя, судя по масти, скорее — из волчьих. Сидят верхом на невысоких, косматых степных лошаденках. А главное — вооружены все поголовно. И пусть винтовки их больше похожи на экспонаты музея, но, собственно, какая разница, из чего именно тебе голову прострелят?
— Та-а-ак, — задумчиво тянет Михаил. — А это что за басмачи на нашу голову? Не, так дело не пойдет. Я не Сухов, ты не Петруха, а Черный у нас по сценарию ни фига не Абдулла, а Полковник. Так что нужно эту ситуацию как-то разруливать, пока они сдуру палить не начали.
— Думаешь, до стрельбы дойдет? — настроение у ходока упало ниже некуда, ведь только что на эту тему думал, и вот тебе пожалуйста…
— Не хотелось бы, — морщится и отрицательно качает головой командир наемников. — Убогих обижать — нехорошо, меня так еще в детстве учили. Но и стрелять в себя безнаказанно мы не позволим. Ладно, пойду поговорю со здешним курбаши.
Михаил натянул поверх оливковой, в темных разводах пота, футболки свою «подвесную», поправил немного съехавшую набедренную кобуру со «стечкиным», перекинул через голову ремень автомата и воткнул в левое ухо «таблетку» наушника, проводок от которого уходил за плечо, к закрепленной в специальном подсумке портативной радиостанции. Потом повернулся в сторону замершей в ожидании команды наемников:
— Так, мне три «тройки» нужны, прямо сейчас, в полной экипировке. До моей команды сидеть в вагоне и наружу носа не совать. Как скомандую — выпрыгивайте наружу и изображайте свирепых и очень плохих мальчиков. Но! Огонь — только в случае крайней необходимости. Рус, хватай «Винторез», он красивый и выглядит внушительно, со мной пойдешь, за переводчика. А то, мало ли, может, тут русский за тридцать-то лет окончательно забыли.
— А можно и мне с вами? — как-то само вырвалось у Володи.
— Тебе? — Тюкалов с сомнением окидывает ходока взглядом. — Ладно, можно. Тебе с твоей работенкой еще не раз с самыми разными людьми и в самых разных ситуациях и обстоятельствах общаться. Пригодится…
Заходящийся в свисте паровоз, наконец, остановился, несколько раз напоследок пыхнув клубами белоснежного пара. Михаил и Руслан легко выпрыгнули из вагона и зашагали по осыпающейся у них под ногами песчаной насыпи в сторону паровоза и замершей перед ним цепочки вооруженных всадников. Подхватив со своего места автомат и «подвесную», Володя бросился вдогонку.
Увидев неспешным шагом направляющуюся к ним вооруженную троицу, только что о чем-то на повышенных тонах общавшиеся с машинистом всадники слегка попритихли. Вид спокойных и крепких мужиков, уверенно и привычно держащих в руках явно не простое оружие их первоначальный пыл похоже охладил.
— Так, и что здесь, собственно говоря, происходит?
Громко произнеся это, Михаил коротко хмыкнул, словно вспомнил что-то забавное. В ответ раздался многоголосый гвалт кочевников.
— Что, по-русски никто не говорит?
Хорошо поставленный командный голос Тюкалова легко перекрыл тарахтение всадников, и те окончательно затихли, пытаясь сообразить, чего вообще можно ожидать от этого странно ведущего себя и совершенно их не боящегося большого и явно сильного человека.
— Значит, никто… — словно в задумчивости повторил Михаил. — Ладно, зайдем с другой стороны. Дружище, ты с ними вроде общался, перевести сможешь?
Машинист, воспринявший их появление с явным облегчением, слегка смешался.
— Да, так… Понимаю немного, но нормально говорить не могу.
— Ладно, тогда мы сами. Рус, спроси у этих басмачей, кто они такие и какого хера им от нас нужно?
Руслан поудобнее перехватил «Винторез», пристроив его толстый цилиндрический ствол на локтевом сгибе левой руки, и бойко затараторил на казахском. На этот раз ответил один, тот самый, в сапогах из волчьих шкур. Точно вожак. Подойдя поближе, Володя разглядел, что и на шапке его сквозь грязь видны какие-то вышитые узоры, и вооружен он не «трехлинейкой», как остальные, а охотничьим карабином «Тигр», правда без оптики и с очень сильно поцарапанным прикладом и цевьем. И на вид ему не меньше шестидесяти, даже странно, что он русского не знает. Хотя в таких суровых к людям краях стареют раньше, и мужик в сорок лет уже вполне может выглядеть на все шестьдесят. А женщины — так и вовсе после тридцати смотрятся натуральными старухами.
— Он говорит, что за проезд по территории его рода мы должны заплатить им бакшиш. Говорит, они все великие воины, потомки самого Темуджина, и если мы откажемся, то очень сильно об этом пожалеем.
— Да ты что? — в голосе Тюкалова явно слышится какое-то нехорошее веселье. — И что они хотят?
Руслан снова бросает короткую фразу на казахском. В ответ вожак степняков разражается целой речью.
— Короче, — морщится снайпер, — всю ту пургу, что он мел, переводить не буду. Там чисто понты корявые, и ничего больше. По делу — они хотят все наше оружие, все боеприпасы и сто монет золотом. Тогда, мол, сохранят жизнь и пропустят. Твой автомат, кстати, ему понравился.
— Ну, еще бы, автоматик у меня знатный, — глумливо хмыкает Михаил и пристально смотрит в глаза вожаку. — А харя твоя узкоглазая не треснет? Совсем, что ли, в атаке охренел?! К вагону!!!
