Закон «Бритвы» - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

– Бросьте, – скривился я. – Это все условности. Моя жизнь не настолько ценный хабар, чтобы ее спасать. Но если так хочется, вы можете рассчитаться прямо сейчас, не откладывая благодарность на неопределенный срок.

– Это как же? – Академик удивленно поднял брови, слипшиеся в две кровавые полоски.

– Отдайте мне то, что у вас лежит на пульте и вон в том приборе, и разойдемся довольные друг другом.

Ученый бросил взгляд через плечо, поджал губы.

– А вы умеете просить, молодой человек, – процедил он сквозь зубы (и куда только восторженная патетика делась?). – Эти десять артефактов, пожалуй, самый ценный клад, который когда-либо был найден во всех Зонах планеты. Но в то же время моя жизнь и свобода сто́ят намного дороже, потому забирайте свой приз – и до свидания. Я найду другой способ оживить своих морф.

Я покачал головой.

– Это не все, господин академик. Я не уйду, пока вы при мне не уничтожите всех тварей, которые лежат в автоклавах. Их нельзя выпускать наружу.

– Почему же, интересно? – прищурился ученый.

– Непобедимое оружие непременно превращает гения в диктатора, – ответил я. – И вы – не исключение. Скажу честно: вы мне не нравитесь, но я вас уважаю как человека умного и сильного духом. И мне очень не хочется потом разыскивать вас, чтобы убить того, кто силой захватил власть на земле.

Академик расхохотался – слишком громко и зычно для пожилого человека; определенно с его телом было что-то не так.

– Вы думаете, что, если убили несовершенную морфу, то можете ставить мне условия? – отсмеявшись, произнес Захаров. – Да кем вы, черт побери, себя возомнили? Забирайте свой хабар и выметайтесь из моей лаборатории. И постарайтесь, чтобы я вас больше никогда не видел!

– Вы, наверно, меня не расслышали, господин ученый, – тихо произнес я. – Те твари, которых вы создали, будут уничтожены. И, если понадобится, вместе с вами.

– Я вас услышал, – широко улыбнулся академик, показав зубы, необычно крупные для человека, и для наглядности крутанув в руке оторванную голову. – Но, похоже, вы не услышали меня. Искренне жаль вас, но никто не имеет права диктовать мне, что делать.

Его тело внезапно стало меняться. Окровавленный халат затрещал, и из прорех полезли дополнительные гибкие, мускулистые руки, похожие на щупальца, оканчивающиеся когтистой пятерней. В сумме их лезло штук десять, отчего академик довольно быстро становился похож на паука, вставшего на дыбы. Что ж, надо признать, что и учитель, и ученик стоили друг друга. Правда, ученику оторвал башку Захаров, а мне теперь придется отрезать ее академику. Если он раньше не оторвет мою…

Но мы с Захаровым не успели начать выяснение отношений, так как позади меня раздался жуткий грохот. Я резко развернулся, одновременно уходя в сторону с возможной линии атаки академика.

И понял, что дело плохо.

– Что, так и будем как крысы в кустах сидеть? – шепотом поинтересовался Меченый.

– Снайпер сказал не вмешиваться, – тихо проговорил Японец. – И, думаю, он прав. Руконоги получили команду не трогать Шрама – и, как видишь, не трогают, так как команда не отменена.

– Да вижу, – недовольно прошипел Меченый. – Ловко он, конечно, и морду себе переделал, и плащ этот в тему. Но сидеть тут уже достало.

– В бой рвешься? – усмехнулся Савельев. – Древние японцы говорили, что лучший бой – это тот, которого удалось избежать.

– Твои замшелые японцы, может, и правы, но, по ходу, Снайперу боя избежать не удастся. Смотри.

После того как Снайпер проделал «Бритвой» проход в двери бункера, прошло минут пять, не больше. Эти минуты полдюжины руконогов вели себя довольно мирно, доедая чей-то труп, только хруст костей стоял да треск разрываемой плоти, сопровождающийся громким чавканьем. Однако внезапно твари замерли, словно одновременно получили команду, после чего, забыв про труп, ринулись ко входу в бункер. И самый первый принялся активно протискиваться в дыру. Получалось у него это не очень, руконог был крупный, но он очень старался, визжа от напряжения.

– А ведь он влезет, – задумчиво проговорил Меченый. – И остальные за ним. После чего и Снайперу хана, и нашему со Шрамом хабару – такой хабар даже муты не пропустят, а уж эти тем более. Умные, сволочи, сразу видать.

– Плохо, когда человек думает только о наживе, – негромко проговорил Японец.

– А я не только о ней, – пожал плечами сталкер. – Я и о Снайпере, если ты заметил. Как-никак, не первый день друг друга знаем, обидно будет, если его схомячат за здорово живешь, пока мы тут по кустам ныкаемся. Ну и хабар жалко, конечно, чего уж тут…

– Согласен, – сказал Виктор, извлекая черный меч из ножен, закрепленных за спиной. – Пора нам вмешаться.

И с места рванул вперед с такой скоростью, что Меченый сначала опешил и, лишь через мгновение осознав происходящее, побежал следом.

Один баг уже залез в проход, прорубленный Снайпером, и с этим уже ничего было не поделать. Зато второй влез туда лишь наполовину – и остался там, так как подбежавший Виктор рубанул мечом сверху вниз, и половина твари просто шлепнулась в грязь, отделенная от другой половины.

Оставшиеся руконоги, толпившиеся возле входа в бункер в ожидании своей очереди и потому не заметившие человека, подбежавшего на удивление бесшумно, среагировали мгновенно. И тут же бросились в атаку на мечника… но слегка тормознули. Потому что Меченый, держа в руках два автомата, свой и Снайпера, оставленный им взамен «Винтореза» Шрама, принялся поливать их с двух рук, крича при этом во все горло:

– Ублюдки, мать вашу, паскуды позорные! Мало нам своих мутов, вы тут еще повылезали не пойми откуда! Твари косорылые, ненавижу!!!

Орал сталкер и правда устрашающе, накрутив себя до крайней степени боевого безумия, когда пофиг, на кого бросаться – на руконогов, ктулху, головорука или же на толпу вооруженных людей, которые будут пострашнее любого мутанта Зоны. И оно по-любому вот так, с пеной у рта, с безумием в глазах – проще. Так страх криком, матом, пальцами, сжатыми на рукоятях автоматов, забивается настолько глубоко внутрь себя, что вылезти обратно получится у него лишь после боя, когда смотришь вокруг и думаешь: ё-моё, жуть-то какая, неужто это я наворотил?! Или же никуда не смотришь, широко открытыми глазами навеки уставившись в одну точку, – но тогда уже неважно, что страх твой вытекает из тебя вместе с кровью из рваных ран. Тогда уже вообще ничего не важно…

Первая сдвоенная очередь хорошо попала, разнеся голову одному из руконогов. Но стрелять так из АК долго не получится. Стволы заходили в руках Меченого, и пришлось ему указательные пальцы со спусков снять, иначе так запросто можно и товарища свинцом нашпиговать.

А товарищ между тем, воспользовавшись секундной паузой, успел отскочить в сторону, одновременно отрубив ближайшему руконогу две лапы.

И на этом успехи закончились.

Один из багов бросился на Меченого, который хоть и успел снова выстрелить, но без особого успеха. Тварь прыгнула, сбила сталкера с ног, подмяла под себя…

Это было последнее, что увидел Савельев перед тем, как на него с двух сторон ринулись два оставшихся руконога. В лапах тварей откуда-то появились заточенные куски арматуры, которыми они принялись орудовать очень быстро, стремясь ударить мечника либо проткнуть насквозь.

Савельеву понадобилось все его умение и навыки, чтобы в первые же секунды не превратиться в отбивную, которую, мягкости ради, еще и щедро потыкали заточенным железом. Он отбивался с неимоверной для человека скоростью, даже умудрился отрубить еще пару лап, но было понятно: профессор Кречетов накачал своих охранников какими-то препаратами, от которых они не чувствовали боли и двигались поразительно быстро даже для мутантов.

В какой-то момент Виктору показалось, что это его последний бой. Оно и понятно – когда твою руку выше локтя пропарывает железный прут, оптимизма это не прибавляет. При этом мышцы сохранили функционал, значит, арматурина лишь сорвала кожу. Но то, насколько быстро рукав стал мокрым и горячим, свидетельствовало, что сорвала хорошо, до мяса. И кровь хлестанула соответствующе, не собираясь останавливаться. Плохой признак. Какой бы ты ни был супервоин, кровопотеря скоро ослабит тело. И это будет конец…