Антон Орлов - Пожиратель Душ
Он свободен. Теперь надо выбраться из Улонбры.
Ксават цан Ревернух не тупак, поэтому раньше всех допер, что происходит. Видать, Ник не так прост, как поначалу казалось, и задумал, втершись в доверие к аристократам, то ли что-то у них стащить, то ли какую аферу провернуть – короче, нажиться. Наглый молодой прохвост, еще не битый цепняками, не обломанный жизнью и уверенный в том, что ее величество удача будет сама за ним бегать, как все эти холеные высокородные соплячки в бриллиантах.
Зависть стала нестерпимо острой, словно Ксавата резали по живому. Он, старый матерый мошенник, вынужден притворяться законопослушным тупаком, а этому юнцу можно жить так, как душа пожелает! Эх, был бы под рукой нож, и не слонялось бы вокруг столько свидетелей…
Зато, когда Ник сломя голову кинулся к служебному входу, Ксават опять же первый сообразил, в чем дело. Сорвал у кого-то из девок или брошку, или колье – и только его видели! Ловок, ничего не скажешь.
– Держите вора! – гаркнул Ксават на все фойе. – Туда побежал!
В театре, как обычно при таком скоплении публики, дежурили цепняки, и они сразу ломанулись за Ником.
– Догоните и наподдайте! – торжествуя в душе, крикнул им вслед Ревернух.
Хорошо, когда ловят не тебя… Девчонки, которые были с Ником, взахлеб тараторили, тут же какие-то знатные господа отдавали распоряжения.
– Что он спер? – протиснувшись поближе, полюбопытствовал Ксават.
Профессиональный интерес. Простительная слабость.
– Вы о чем? – раздраженно бросил грузный пожилой мужчина, стоявший вполоборота.
Невежливо этак, словно лакею или мелкому чиновнику, забывшему свое место.
– Да я интересуюсь, что парень украл! – огрызнулся Ксават. – Это ж я первый крикнул «держите вора!» Считай, переполох поднял в вашу пользу.
– Кто вас спрашивал?! – неожиданно рассвирепел грузный.
– Вот оно, окажешь услугу скверно воспитанным людям, так после сам не рад будешь! Сранью отблагодарят… Между прочим, те, кого обокрали, всегда на восемьдесят процентов сами виноваты, это общеизвестно. Что, какую-нибудь драгоценную финтифлюшку унес?
– Я уже послал людей, господин Аванебих, – вклинился важный полицейский чин в затканном блестящим шитьем мундире. – Мы его поймаем.
– Хе-хе, если догоните, – негромко заметил Ксават.
– Да заткнитесь, вы, клоун ушибленный! – рявкнул, перекрыв гомон толпы, грубиян-аристократ.
– Сами заткнитесь, сами орете, как клоун в балагане!
Тот повернулся – и Ксават, наконец, увидел, с кем он, собственно, имеет честь разговаривать. Варсеорт цан Аванебих, стальной магнат, один из пятнадцати высочайших советников его императорского величества. Похож на обрюзгшего борца-тяжеловеса, на угрожающе крупных пальцах сверкают перстни, заплывшие водянистые глаза тоже бешено сверкают. У Ксавата слова застряли в горле. И надо же было так оплошать… Завел, срань собачья, полезное знакомство!
– Нодорчи, никто ничего не украл, – обратился к цепняку Арвад цан Аванебих, Столп Государственного и Общественного Благополучия города Улонбры и окрестных земель. – Это не криминальное дело, а приватное. Произошло недоразумение, размолвка между молодежью…
Он оглянулся на девушек. Одна из них, тоненькая черноволосая стервочка, согласно кивнула.
– Так что ничего из ряда вон выходящего не случилось, – заключил гараоб, снова повернувшись к полицейскому начальнику.
– Значит, ловить этого парня не надо? – уточнил тот.
– Надо, – буркнул Варсеорт (такой человек – не срань собачья, ему позволительно быть невоспитанным!). – Когда поймаете, сразу доставьте к нам, понятно?
Цепняк отвесил короткий уставный полупоклон.
– И чтобы на нем не было ни одного синяка, – это Дерфар цан Аванебих, опаснейшая сволочуга. – Вы, Нодорчи, лично за это отвечаете.
Нодорчи снова поклонился и ринулся вдогонку за своими подчиненными – проинструктировать. Ксават от души понадеялся, что он не успеет, и те как следует наломают мерзавцу Нику, ежели поймают.
А теперь протиснуться бочком, смешаться с толпой, исчезнуть, пока внимание Аванебихов не переключилось на Ксавата цан Ревернуха… В отличие от молодого и глупого Ника старый вор Клетчаб Луджереф умел исчезать незаметно, без шумихи. Ум, что называется, на рынке не купишь.
Уже отступив за чужие спины, он услышал, как гараоб озабоченно произнес:
– Надеюсь, наши люди опередят полицейских.
Варсеорт что-то невнятно прорычал в ответ и после спросил:
– А где этот?..
Но «этого» уже не было рядом.
Пока провонявшее бензином и дешевым одеколоном такси тащилось по вымощенным белой брусчаткой вечерним улицам, Ксават думал попеременно то о приятном, то о неприятном.
Приятное: молодой прохвост облажался. Судя по всему, родовитые и богатые цан Аванебихи собирались женить симпатичного парнишку на одной из своих девок и принять в семью, такое иногда практикуется. «Имперская программа по борьбе с вырождением аристократии», как острят на свой лад иммигранты. Этому Нику подвалила везуха, о какой великое множество иллихейских граждан даже мечтать не смеет, а он позарился на блестящую побрякушку и сам себе нагадил. Аванебихи, понятное дело, кражу отрицают, чтобы замять скандал.
Неприятное: Ксават цан Ревернух тоже облажался. Угробил свою карьеру. После того как он публично облаял высочайшего советника Варсеорта цан Аванебиха, в Раллаб можно не возвращаться, все равно со службы вышвырнут.
Однако… Если Донат Пеларчи убьет свою дичь, расклад в верхах, возможно, изменится. Аванебихи в силе, потому что владеют промышленными предприятиями, сырье для которых добывают в недрах Сорегдийского хребта. С Королем Сорегдийских гор они закадычные друзья, в благодарность за доступ к месторождениям выполняют все его прихоти. Клетчаба Луджерефа они бы ему из-под земли достали и преподнесли, перевязанного красивой ленточкой – если бы знали, хе-хе, кого доставать. Но ежели окаянную тварь истребят, ихнее незыблемое благополучие скоро обрушится, и еще много чего обрушится… Времечко наступит смутное, как в сопредельном мире – в самый раз для Клетчаба.
Но пока все по-старому, Улонбра принадлежит Аванебихам, и Ксават должен убраться отсюда, не мешкая, нынче же ночью.
Громадный серп цвета топленого молока то прятался за угловатыми черными зданиями, то опять выглядывал, наблюдая за Ником.
Он сворачивал туда, где потемнее, и в конце концов его занесло то ли на окраину, то ли в один из тех запущенных кварталов, какие попадаются в больших городах, иногда в двух шагах от оживленных улиц, как затянутые ряской стоячие пруды в ухоженных парках.
Вокруг домов беспорядочно теснился кустарник, желтый свет редких фонарей выхватывал из темноты фрагменты старых щербатых стен, оплетенных не то плющом, не то лианами – чем-то ползучим. Под ногами шныряли, тихо шурша, пылевые плавуны, похожие на сухие ветки, и Ник опасался на кого-нибудь из них наступить. Хотя они верткие, захочешь поймать – не поймаешь.
Потом заскрипела дверь – заунывный протяжный звук, словно кто-то попытался разорвать неподдающийся ночной гобелен – и на кособокое крыльцо дома по правой стороне улицы вышел молодой парень.
– Эй, ты чего здесь ходишь? – спросил он, глядя на Ника сверху вниз.
– Я заблудился.
Ник хотел выяснить, как добраться до вокзала, но передумал: там его наверняка поджидают.
– Хороший у тебя костюмчик, – ухмыльнулся парень. – Меняемся?
– На твой? Хорошо, давай, поменяемся.
Он не испугался. Наоборот, обрадовался возможности решить хотя бы одну проблему. Он уже думал о том, что стоит переодеться.
Деньги, кроме нескольких мелких купюр, лежат в специальном дорожном поясе, спрятанном под одеждой (на этом настояла Миури), кулон тоже спрятан под рубашкой. А дорогой вечерний костюм с серебряным шитьем – ориентир для преследователей, от него надо избавиться.
При других обстоятельствах Ник растерялся бы, но сейчас сразу начал расстегивать «вельджен» – так, кажется, называются парадные куртки этого покроя. Его самообладание сбило парня с толку. Тот привык, что припозднившиеся прохожие, услышав такое предложение, пугаются. Мозги с натугой заработали и нашли объяснение: раз не струсил – значит, «свой».
– Так ты спер этот костюмчик?
– Не то чтобы спер, но он не мой. Дай мне что-нибудь взамен.
Парень стащил куртку, повесил на перила с погнутыми металлическими прутьями.
– Подожди, штаны другие принесу.
Пока он ходил за штанами, Ник перебросил элегантный «вельджен» через перила, надел чужую куртку. Немного великовата. Синяя шелковая рубашка тоже могла бы понравиться аборигену, но при слабом освещении тот ее как следует не рассмотрел.
Брюки оказались коротковаты, а в поясе, наоборот, широкие, того и гляди свалятся. Тесемки, пришитые к штанинам с боков, на манер лампас, местами болтались, полуоторванные. Заметив это, Ник одну отодрал и завязал волосы в хвост (за эти два с половиной года он отрастил длинные, по иллихейской моде).
