Игорь Поль - Личный номер 777
В следующий миг Брук увидел, как вспыхнул и опасно прогнулся пузырь силового поля за бортом, и тут же последовал зубодробительный удар. Свет в отсеке моргнул. Те, кто бил по ним с земли, знал свое дело!
Ему стало страшно — до чертиков страшно. Он ощутил себя беспомощной живой мишенью, подвешенной в тире. Еще он размышлял о том, что его появление на Луакари было ошибкой. Самой большой, страшной и, наверное, последней ошибкой. Чего он здесь забыл? Кому помогает? Ради чего рискует? Что ожидает его в джунглях? Что, если зона высадки окажется заминированной? Что, если эта чуждая и зловещая местность — его последняя обитель? Что, если на него набросится ядовитая змея? Что, если он не вернется? Что подумает о нем Марина?
Стрелок дергался, как припадочный. Его движения больше ничем не напоминали человеческие — он был как марионетка на ниточках. Иллюминаторы озарялись пламенем. Пушки выли, словно исполинские циркулярные пилы. Свет в отсеке моргал всякий раз, как на машину обрушивался удар великаньего кулака.
«Нет, — думал Брук. — Я к этому не готов. Я еще слишком молод, чтобы сдохнуть! О нет, я не гожусь для этого дерьма! Я не готов, не готов, не готов…»
Потом ему стало стыдно. Что сказал бы отец, узнав, что его сын оказался хуже каких-то горожан? Да он сгорел бы со стыда за него! И не только отец, а и все их соседи и знакомые. Они решили бы, что он слабак и трус.
Он стиснул покрепче скользкий от пота фал. Ну уж нет. Не дождетесь. Он не слабак. Пускай это корыто с маху грянется о землю, но он не раскроет рта. В конце концов, никто его сюда не гнал. Если выдержат эти горожане, то выдержит и он.
Но выдерживали не все. Кто-то начал вопить, осознав весь ужас происходящего:
— Нас подбили! Мы разобьемся! Разобьемся! Не хочу сдохнуть, не хочу сдохнуть, не хочу!
Брук увидел его — тот самый парень с выпученными глазами. Он сидел напротив него, совсем близко, плакал, и глаза у него были белыми от ужаса. И он, не переставая, кричал, кричал…
— Не хочу быть здесь! Где угодно, только не здесь! Нас подбили! Мы упадем!
— Заткнись, ты! — гаркнул сержант, перекрывая вой турбин.
Но солдат все так же смотрел в никуда и, захлебываясь слезами, кричал:
— Подбили! Упадем! Сгорим заживо! Не хочу!
Совсем рядом, подумал Брук. Рукой можно дотянуться. Он не замолчит. Будет орать, пока все не сойдут с ума от страха, будет всем душу растравлять, не даст сосредоточиться, прийти в себя.
Сержант двинул беднягу кулаком в стрелковой перчатке. Лязгнули зубы, голова мотнулась, солдат поперхнулся криком.
— Ты, слабак! — проревел сержант. — Терпи, понял?
Лицо сержанта под козырьком шлема побагровело от ярости. Он снова обрушил кулак на голову стрелка.
— Трус, мать твою! В космической пехоте не плачут! Будешь драться, как я! Как все! Столько же, сколько все! И все вытерпишь!
Остальные опустили глаза, потому что всем было так же до ужаса страшно. Брук знал, что страх сродни заразной болезни, понимал, что сломавшийся боец — переносчик этой заразы. Поэтому молоти его до полусмерти, сержант. Пинай его, бей прикладом. Вытряси из него этот вирус, пока он не заразил остальных.
И лекарство сработало. Страх смерти был задавлен страхом посильнее — страхом перед разъяренным, как голодный леопард, сержантом. Размазав кровь по лицу, солдат вцепился в страховочный ремень и умолк.
Палуба ушла из под ног. Свет в иллюминаторах померк.
Они падали. Падали. Падали. Брук закрыл глаза. Напряг ноги. Глубоко вдохнул. Приготовился к последнему удару.
Но оператор продолжал бешено извиваться, мгла за бортом по-прежнему озарялась вспышками, все так же взвизгивали пушки, а двигатели продолжали исправно сотрясать корпус.
Дрогнул и ухнул вниз десантный пандус, обнажив пятно мутного света. В отсек ворвался непереносимый грохот. Запахло химией, болотом и гнилью.
«Внимание: в воздухе опасные для здоровья вещества! — сообщил БИС. — Внимание…»
Брук поспешно натянул воздушную маску. Все, включая истеричного труса, давно натянули очки и маски, превратившись в мутантов с лягушачьими мордами.
«Как странно, — мелькнуло в голове. — Через очки видно лучше».
Замигал красный сигнал над люком. Щелкнули замки, ремень отпустил грудь и с глухим рычанием намотался на барабан. От неожиданности Брук едва не клюнул носом.
Сосед толкнул его в бок.
— Не отставай, напарник! Будем прыгать! Прыгать! — едва различил Брук.
Сквозь очки было видно, как стремительно уносятся вверх стволы деревьев. Снизу к ним мчалась окутанная дымом земля.
Нудное нашептывание. «Внимание, вы приземляетесь в горячей зоне. Соблюдайте осторожность. Соблюдайте…»
«Заткнись! Без тебя вижу!»
Бортстрелок взмахивал руками, как заправский фокусник. Каждый взмах отдавался вспышкой и гулким ударом где-то за бортом. Крайние к люку бойцы открыли огонь по дымным зарослям на границе леса. Их карабины застрекотали, словно швейные машинки, — так тихо, что из-за царящего снаружи звукового шторма казались совершенно бесшумными. Бледно-голубые дульные вспышки. Струйки противоотдачи над рукавами. Мутные пятна отражений на стеклах очков. Пляска недогоревших патронных донцев по палубе. Что-то звонко блямкнуло, и по стеклу стрелкового отсека чиркнула молния. Запах паленого ощутился даже сквозь маску.
Брук чувствовал себя, как в западне. Снизу к нему приближались враждебные джунгли. Там, внизу, царили хаос и смерть. Его охватила полная беспомощность. Грохот и уходящая из-под ног палуба сбивали с толку. Господи, подумал он, да ведь меня могут шлепнуть еще до того, как я выпрыгну из этой штуки! Бежать — некуда. Укрыться — негде. Учиться — некогда. В нем закипала слепая ярость на весь белый свет, но он был бессилен что-либо сделать, пока нога не ступит на твердую землю.
«Черт! Черт! Черт! Меня не предупреждали о такой ерунде! Зачем я уехал? Почему не послушал Марину? Марина — я тебя люблю! Люблю твою шею… Запах твоих волос… Твои нежные пальчики… Люблю, когда ты улыбаешься. Люблю, как ты приоткрываешь губы, когда я тебя целую. Я…»
Сирена. Перегрузка. Палуба качается. Голос в голове. «Десантирование. Десантирование…»
— Пошел! Пошел! — вопят сержанты у пандуса и, торопя бойцов, наподдают по ранцам.
Один за одним солдаты сбегают по железному языку и исчезают, проглоченные дымной мутью.
Брук вскочил. Вскинул карабин к груди, как это сделали остальные. Замер, балансируя на пляшущей палубе. Время спрессовалось в бесконечность. Еще одна молния. Вспыхнул и рассыпался потолочный плафон. Очки окрашивают мир зеленым. Ботинки со скрипом скользят по настилу.
Сосед слева пригнулся, бросился вперед и исчез.
— Давай!
Мышцы напряглись, как канаты. Брук слышал, как бьется его сердце и как пульсирует кровь в висках, — словно сбесившийся метроном. Ноги стали будто чужие. Толчок в спину, и он наполовину побежал, наполовину свалился вниз. Он уже почти вывалился, но пандус под ногами все не кончался. Молния чиркнула по ботинку. Брук почувствовал себя мишенью. Шаг. Еще один. Ребристый настил кажется бесконечным. «Вот оно, сейчас меня грохнут», — мелькнуло в голове.
Он шагнул и провалился в пустоту. Все было как во сне, когда летаешь без крыльев и когда, стоит только перестать верить, ничто не в силах остановить твоего падения.
Он медленно парил, словно гусиное перышко. Вниз. Вниз. Прямо в заросли незнакомой травы, которую рвут и пригибают воздушные вихри от винтов. В клочья дымного тумана. В неизвестность.
Земля выскочила из дыма и с маху врезала ему по пяткам. Ноги подогнулись, боевой ранец потянул его назад, Брук неуклюже кувыркнулся, перекатился и растянулся на спине. От удара головой о землю едва не хрустнула шея. Ремни шлема впились в подбородок. Над ним раскачивалась тень коптера. Его пушки изрыгали бледные струи пламени. Уши пронизывала нестерпимая боль.
«Нет! Нет! Нет! Неправильно! — едва не закричал он. — После высадки из десантного средства…»
Он задергался под весом своего барахла, как перевернутая на спину черепаха. Не стоять! Главное — не стоять! Перевалился на бок, засучил ногами и пополз наугад. Куда? Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. В мозгу свербило: «Как можно быстрее покинуть место высадки…» Карабин волочился за ним на ремне, цепляясь магазином за траву. Рядом кто-то с шумом и лязгом грянулся о землю, перекатился, вскочил и растаял в дыму. Белые молнии секли траву над головой. С треском впивались в деревья. Наушник изрыгал какие-то неразборчивые обрывки.
Коптер позади него развернулся, поднял хвост и с ревом устремился прочь. Его пушки бесновались, словно стая вырвавшихся из преисподней демонов.
Брук уткнулся в замшелое бревно и замер, прижав к себе карабин. Нащупал пальцем пластину предохранителя, и на этот раз оружие подчинилось — рукоятка в руке слегка дрогнула, когда сработал механизм подачи.
