Михаил Кликин - Идеальный враг
Он не дышал – Павел чувствовал это, видел. Лицо Некко налилось кровью, опухло. Шея вздулась, проступили сквозь кожу сизые жуткие вены. На серых губах пузырилась пена, густая слюна текла по щеке.
Некко не дышал. Он не мог дышать. И артерии на шее были пережаты.
Он должен бы был потерять сознание. Как любой другой человек.
Но он все сопротивлялся. Он бился. Боролся. Дрался.
Он был не по-человечески вынослив.
И он не чувствовал боли…
Некко рванулся, и нога его почти выскользнула из узла захвата. Он выгнулся, встав на мостик, вывернул шею, прижал подбородок к плечу, пытаясь ослабить захват.
И в этот момент Павел понял, что проиграл.
Он поднял голову, отыскивая взглядом Тину, еще как-то удерживая слабеющими руками скользкую от пота, слюны и крови шею противника.
Девушка стояла там же. Лейтенант Уотерхилл преградил ей дорогу, но вывести так и не сумел.
Их глаза встретились.
– Паша! – вскрикнула Тина, каким-то образом поняв, что сейчас произойдет.
– Я приду, – прошептал Павел. – Я обязательно приду.
Сначала соскользнула правая рука. Некко, почувствовав слабину, ухмыльнулся – страшная гримаса на серо-синем лице. Через мгновение хрустнули пальцы левой руки.
Некко вдохнул воздух – полураздавленная гортань засвистела, заклокотала.
Павел, теряя силы, ударил врага в лицо. Резкое движение разбудило боль.
Ноги соперников расплелись.
Некко перевернулся на бок, стряхнув с себя противника. Закашлялся, брызжа красной слюной. Встал на колени, хрустнув суставами. Захрипел, заскрежетал ржаво. Медленно стал подниматься, словно вырастал из ринга.
Павел отползал к канатам. Сейчас он чувствовал себя раздавленным, беспомощным. От той нежданной мощи, что ощутил он пару минут назад, осталась лишь всеоборяющая пустота.
Откуда взялась та сила? Как ее вернуть?
«Стань псом…»
Павел заскулил.
Некко шагнул к нему.
– Все! – завопил сержант Хэллер, снова хватаясь за канаты. – Бой остановлен!
Некко занес кулак.
Тина вздрогнула всем телом.
Гнутый, сунув в чьи-то руки хота, вслед за сержантом полез на ринг. Цеце и Рыжий, переглянувшись, устремились следом. Отчаянно жестикулирующий Шайтан, ругаясь по-арабски, требовал, чтобы его подсадили.
Павел увидел стремительную тень. Она скользнула по глазам, и тьма затопила весь мир.
– Паша! – успел услышать он.
«Я вернусь, – мелькнуло в сознании, – я обещал».
Сержант Хэллер, Рыжий, Гнутый и Цеце повисли на взбесившемся Некко, пытаясь оттащить его от окровавленного бессознательного тела.
Титан размазывал свою жертву по рингу.
3
Боль.
Холодное металлическое лязганье. Плеск жидкости. Запах спирта.
И равнодушный гул голосов, один – громче остальных:
– Переверните… Руку придержите! Крепче держите! Вот так. Хорошо… Режьте! Вы готовьте коллоид. Глюкозу, противошоковое. Где инъектор? Рентген готов? Томограмма? Лепите датчики, не ждите!.. А посторонних попрошу покинуть помещение!
– Паша! – единственный родной голос. – Паша!
Кто это?
Кто-то из своих.
Тина?
Тина!
Значит, все в порядке.
Значит, можно спать.
4
Он пришел в себя от какого-то неуютного чувства. Распахнув глаза, долго лежал, смотрел в белый потолок, пытаясь понять, что же не дает ему покоя.
Вдруг вспомнил – обещание вернуться.
Сколько же сейчас времени? Вдруг уже слишком поздно?
Он попытался перевернуться на бок, но не смог. Попробовал приподняться и не сумел.
Он был беспомощен. Он был привязан к своей кровати, и все, что мог он сейчас делать – это пялиться в потолок и немного ворочать глазами.
– Эй, здесь есть кто-нибудь? – Павел сам испугался своего голоса, хриплого, слабого, незнакомого. И испуг этот придал ему чуточку силы.
Никто не отозвался.
– Сколько сейчас времени? Давно я здесь?
В голове шумела кровь. Колотилось сердце.
Собравшись, стараясь не обращать внимания на боль, Павел чуть изогнулся, неудобно вывернул шею.
В палате было пусто. Матово, в полнакала, светили лампы под потолком. Опущенные пластиковые шторы плотно закрывали окна, и не понять было, день сейчас или ночь.
– Эй! Кто-нибудь! – крикнул Павел в сторону двери. И разозлился на себя за жалобные интонации, прорезавшиеся в голосе.
Он подождал, затаив дыхание, напряженно вслушиваясь, не раздадутся ли шаги в гулком коридоре за дверью.
Нет. Тишина.
Словно вымерло все.
– Ладно, – негромко сказал себе Павел. – Подождем.
Он вновь уставился в потолок, не догадываясь, что каждое его движение сейчас отслеживают скрытые видеокамеры, каждый звук ловят направленные микрофоны, а крохотные беспроводные датчики непрерывно передают информацию о пульсе, давлении, температуре, активности мозга в маленькую комнату в самом конце коридора, на пульт дежурной сестры.
Было три часа ночи.
Дежурная сестра спала, убаюканная тихим гудением электронных устройств.
А на противоположном конце Форпоста, в его жилом комплексе, в номере полупустой гостиницы никак не могли заснуть три человека.
Три женщины.
Они ждали.
Сына. Брата. Любимого.
Они уже привыкли ждать.
Глава 12
29.06.2068
Я снова пишу!
Впрочем, это не совсем верно. Писать я не имею возможности, поэтому кое-как обхожусь стареньким диктофоном, который дал мне во временное пользование доктор. Никогда не любил надиктовывать, мне значительно удобней выражать свои мысли на бумаге. Но выбирать не приходится.
Итак, главная новость: я жив, и я в сознании. Врач говорит, что состояние мое стабильное, и никаких осложнений не предвидится. Если только я не соберусь раньше времени отсюда сбежать. Тогда он ни за что не ручается. Пугает!
Смешно – при всем желании я и из комнаты выбраться не смогу без посторонней помощи. Забинтован, загипсован, закован – словно египетская мумия в средневековых латах.
Лежать мне долго: недели три. У меня сломаны четыре ребра, ключица, несколько пальцев на руке. Перебит нос, выбита пара зубов. Смещены позвонки (кажется так). Что-то с коленной чашечкой. Трещина на лодыжке. Растяжения и разрывы сухожилий. Сотрясение мозга (радует, что есть еще, чему сотрясаться). Бессчетные ушибы. Ссадины. Кажется, ничего не забыл.
Но это все мелочи. Самая большая неприятность – скука. Вроде бы, когда был здоров, хотелось отдохнуть от всех этих бесконечных подъемов, учебных тревог, построений. И вот свершилось – лежу. Тишина. Ящик, полный развлечений, под боком (на стене висит). Монитор компьютера, настроенного на управление голосом, в изголовье. Еду приносят четыре раза в день. Даже в туалет не надо ходить. Рай, если не считать некоторых малоприятных процедур.
Но скучно.
Хочется поскорей в казарму.
Ребята уже навещали меня несколько раз. Докладывали новости. Интересовались, не собираюсь ли я на тот свет. У них там много знакомых, велели передавать приветы.
Мама и девчонки от меня почти не отходят. Сторожат, пока их доктор не прогонит. Они решили задержаться еще дня на три, договорились с нашим начальством, получили разрешение. Лейтенант Уотерхилл посодействовал. Хороший он парень!
Мои, конечно, сильно расстроены. Но вида не подают. Да и я стараюсь их не тревожить. Веселюсь, подшучиваю.
Боли почти нет. А вот зуд, порой, сводит меня с ума. Страшно хочется почесаться, но не могу. Настоящая пытка. Док говорит, что это мне в наказание.
Мы с ним почти сдружились. Как я понял, он часто тут засиживается, бывает, заходит ко мне в палату поздно вечером. Увлеченно рассказывает о своей прошлой жизни.
Странно это, когда человек говорит лишь о своем прошлом, словно нет у него будущего.
Я-то о прошлом не вспоминаю. У меня все впереди.
По крайней мере, я на это очень сильно надеюсь.
1
– Привет, Писатель!
Павел сказал «стоп» цифровому диктофону и скосил глаза в сторону беззвучно распахнувшейся двери.
– Можно к тебе? – заглянул в палату Гнутый. За его спиной маячил еще кто-то.
– Привет! Заходи!
– А док где? Я не один.
– Не знаю, наверное, ужинать ушел.
Последнее время Гнутый всюду таскал с собой хота. Даже лейтенант Уотерхилл смирился с присутствием еще одного слушателя на своих занятиях, да и сержант Хэллер больше не ругался, окончательно признав хота штатной единицей своего взвода. Но док, день назад заметив высунувшуюся из-за пазухи посетителя острую морду любопытного зверька, немедленно выставил Гнутого за дверь своего стерильного царства, напористо и сердито сыпля заумными обидными словами. С той самой поры Гнутый старался избегать встреч с суровым непреклонным доктором, пообещавшим в следующий раз конфисковать хота для лабораторных нужд.
