Лев Жаков - Во имя Зоны
— Используем как противовес, — решил он наконец, взвешивая ее на ладони. — Тащите веревку.
* * *Цыган так и не заснул, сидел под окном, согнув ноги, облокотившись на колени и подергивая себя за мочку. На запястье тикал хронограф, и в тишине темной избы звук казался очень громким. Цыгана одолевали мрачные мысли. Шансов у них практически нет. Конечно, он любил такие предприятия, полагаясь на удачу, которая его всегда баловала. Ну, чаще всего. Обычно. Но сегодня на кону, кроме его собственной жизни, стояла жизнь еще тридцати человек. Такой ставки в игре со смертью Рамиру пока не приходилось делать.
Однако когда пришло время, он встал собранный и бодрый. Было около пяти ночи, снаружи раздались шаги. Цыган дождался, чтобы патруль прошел, и начал всех будить. Некоторые его посылали, но он поднял и этих.
Гвозди в окне, предназначенном для побега, были расшатаны заранее, но доски сталкеры не трогали, чтобы не заметил обход. Теперь их осторожно сняли, положили на пол. Рамы тоже были приколочены — сталкеры просто выставили стекла, аккуратно, по одному. Образовались два квадратных отверстия — с трудом, но можно протиснуться. Цыган мысленно перекрестился и полез в окно.
Он ловил всякий шорох и чуть что замирал. Оказавшись на земле, на хрусткой подмерзшей траве, встал и осмотрелся, дыша полной грудью. Морозный воздух защипал кончик носа, голую грудь под расстегнутой курткой, но Цыган обрадовался этому.
Было темно, ветер гнал по черному небу толстые облака, закрывая луну, что было только на руку. Цыган помог выбраться Грыже, махнул остальным и, пригибаясь, двинулся по хрустящей траве к холмам. Младший лейтенант кусал губы, чтобы не застонать.
Когда-то вокруг избы стоял забор, но то ли от старости обвалился, то ли его сломали — почерневшие колья беспорядочно валялись в траве метрах в пяти от дома. Земля была неровная, в кочках и ямах. Огород, догадался Рамир. Сердце билось сильно и гулко, кровь стучала в висках.
Холмы высились в пятидесяти метрах перед ними, похожие на гигантских черепах, крутые склоны поросли зелено-серой травой. Между холмами и деревней лежала небольшая ложбина, кое-где покрытая кустами, по спинам черепах, тьфу, склонам холмов были раскиданы одинокие деревца.
За плечом послышалось громкое сопение: к Цыгану подобрался Ботаник и задышал в ухо:
— Куда? Цыгана передернуло от горячего пара, обдавшего шею.
— Тсс! — выдохнул он и стал осторожно пробираться вперед, пригибаясь, прячась за кустами. За ним двинулись сталкеры, кто на корточках, кто ползком, кто на четырех костях. Тишина заполнилась громким дыханием, сопением, шуршанием. Цыган болезненно морщился, ему казалось, что звуки разносятся далеко и сейчас сбегутся военсталы, услышав их. Вот почему он предпочитал работать один: на себя всегда можно положиться.
Цыган проверил чугунную чушку, примотанную веревкой к животу под курткой, — держится крепко. Захлопала крыльями ворона где-то неподалеку, и он замер, настороженно прислушиваясь. Застыли и остальные. Цыган выглянул из-за куста, посмотрел прищурившись на вышку. Она стояла слева, там, где холмы полого спускались к реке, — дощатый настил и ограда прямо на сосне. Видно ли их оттуда, слышно ли? — все гадал Цыган. Он оглянулся на пригнувшихся сталкеров — камуфляж, кожа, брезент… Вроде бы не выделяются на фоне растительности. Теперь их задача — как можно скорее подобраться к холмам. Ряд холмов неровный, образует дугу, выгнутую к Могильнику, и если они доберутся в ту «бухту», то с вышки их нельзя будет заметить. Цыган махнул и двинулся дальше. К тому же склоны — не сплошная стена, между ними ложбины, заполненные густой тенью.
Несмотря на холод, он вспотел, пот скапливался на висках и скатывался по щеке за ворот, обжигая кожу. Передвигаться на корточках было нелегко, ноги быстро устали, ныла спина, любые звуки в тишине ночи казались оглушительными, Цыган невольно дергался от любого хрустнувшего под чьей-то ногой сучка, от слишком громкого шелеста палой листвы. Покатые спины ангаров справа скрылись из поля зрения. Цыган нервничал. Они двигались слишком долго, цепочка сталкеров растянулась от огорода поперек ложбины, открытая любому любопытному взору.
Цыган снова приподнялся и посмотрел на вышку, напрягая зрение. Силуэт часового был почти неразличим на фоне темного неба, но вот набежало облако, серое, длинное, и Цыган заметил наблюдателя — тот стоял, облокотившись на ограду, и смотрел на реку; луч белого света прожектора упирался в воду. Слава богу, похоже, лагерь ему совсем неинтересен или имеется команда следить за внешней границей.
Через пятнадцать долгих, мучительных, наполненных страхом минут Рамир был у подножия холма. Здесь он встал, разминая ноги, нагнулся пару раз, снимая напряжение в пояснице. За ним выполз из кустов Ботаник и упал лицом в траву, подогнув под себя руки. Следом Куряга, шепотом чертыхаясь, выволок Грыжу, белого, как лунный свет, с черными виноватыми глазами. Цыган помог усадить младшего лейтенанта, осмотрелся.
Лагерь лежал позади — сборище черных крыш, дома и палатки. В середине горел прожектор, и стоящие на краю деревни дома были подсвечены сзади.
А вот вышка отсюда все равно видна, со злостью понял Рамир. И они тоже просматриваются. Гряда тянулась слишком пологой дугой, не создавая прикрытия. Кара минжа, что за непруха! Надо быстрее перебираться за холмы, там они окажутся в безопасности. Ну, в относительной. По крайней мере, будут зависеть сами от себя.
Цыган размотал самодельную веревку на поясе, взвесил в руке импровизированный крюк — чугунную петлю, — размахнулся и зашвырнул на склон, метя в ближайшее деревце. К холму подтягивались сталкеры, здесь уже раздавался шепот: люди переговаривались, выясняли, кто как добрался и что делать дальше. Рамир шикнул на них. Кругом кусты и островки высокой травы — наверное, здесь их не заметят, но все равно следует соблюдать величайшую осторожность.
Веревка перехлестнула деревце и намоталась на ствол. Цыган подергал ее — крепко держит. Видно, Бог с ними, они спасутся. Рамир взял крестик, медленно поднес к губам — пусть им повезет! — и позвал свистящим шепотом:
— Куряга, бери Грыжу и идите вперед!
Патлатый свободовец не заставил просить себя дважды, подхватил под мышки Грыжу и, когда тот кое-как вцепился в веревку, стал подталкивать его вверх. Подошвы младлея заскользили по листьям-лезвиям, он накренился, выбросил руку, чтобы не упасть…
У подножия холма столпились сталкеры, наблюдая за ним, из ложбины продолжали выползать отставшие. Ботаник дернулся вперед, пытаясь подхватить Грыжу, встал в растущий у самого склона островок высокой травы.
Лезвия-стебли подскочили, словно распрямившаяся пружина, и пронзили ладонь младшему лейтенанту, тот вскрикнул.
— Лежать! Ни слова! — зашипел Цыган, валясь в траву.
Упал Ботаник, легли сталкеры, Куряга повалился у склона — и Грыжа рухнул на стоящие торчком ножи. Лезвия бесшумно вошли в тело, свободно разрезав одежду. Цыгану на щеку брызнула кровь. Потемнело в глазах, он сжал зубы до скрежета. Что это было?! Он понятия не имел, что трава-лезвия может так делать! Она что, не просто растет, еще и срабатывает, как аномалия какая-нибудь? Если наступить на какую-то нужную точку, как только что Ботаник? Что за точка, как ее определить, вычислить?
Грыжа не издал ни звука. Цыган приподнял голову и посмотрел — не на младшего лейтенанта, на вышку. Другие тоже уставились туда со страхом и надеждой: может, не услышали, может, не заметят?
Часовой, хорошо видный в лунном свете, стоял спиной к реке, лицом к холмам, выпрямившись, приложив ладонь козырьком ко лбу.
Секунда растянулась в столетие — она все тянулась и тянулась. Глаза заболели, подсохшую роговицу словно песком присыпало, но Цыган боялся даже моргнуть.
Часовой опустил руку, подошел к самой ограде, постоял. Затем снял с ремня на груди что-то и поднес ко рту… Рация!
У Рамира все оборвалось внутри, он мигом ощутил покрасневшие, распухшие от холода пальцы на руках, ощутил движение ночного воздуха на горячем от волнения лице. «Что делать? — заметались лихорадочные мысли. — Бежать? Драться? Заметили нас или нет?» Сердце заколотилось в груди, как раненая птица. Добежать до вышки, забраться по сосне и прикончить часового? Да нет, не успеть, и заметит. Карабкаться вверх, в надежде, что, когда прибежит по тревоге весь лагерь, они уже будут за холмами? Но генерал станет преследовать их и в Могильнике, Цыган не сомневался. Нет, надо лежать тут, не двигаясь, не дыша, переждать — возможно, это ложная тревога, часовой мог связываться с кем-то и не из-за них. Главное — не поддаться панике и не выдать себя. Сначала надо понять…
В какой-то избе хлопнула дверь. Цыган облился холодным потом. Он боялся дышать, ночной воздух застыл в ноздрях, словно клей, ни туда ни сюда. Он боялся обернуться и только молился, чтобы никто, ни один чертов сталкер не пошевелился!
