Сергей Хорунжий - Гражданская самооборона
Отхлебнув из фляжки холодной родниковой водички, которую набрал в одном из Царицынских ручьёв, Горыныч тоскливо осмотрелся. Опять захотелось в старую добрую Москву, к друзьям-бичарам. Он поймал себя на мысли, что это время вспомнилось ему даже с каким-то небольшим оттенком грусти: свежий воздух, простая незатейливая пища, ага! спитые сизые рожи и вонь от этих закадычных приятелей така-ая…
Вся прелесть былого тут же улетучилась, возвращая его в придорожные развалины. Тяжело вздохнув, и почесав по-обыкновению макушку, он решительно отогнал от себя призраки недавнего прошлого, в котором, если честно, ничего путного на самом деле и не было. А вот мозговой штурм, который Гор себе устроил, не прошёл безрезультатно, некий начальный алгоритм действий в голове отложился. Сохранность и безопасность отряда он считал наиважнейшим делом, а значит, и решать этот вопрос необходимо было в первую очередь. Какое-нибудь укромное местечко с несколькими вариантами быстрой ретирады, при необходимости — это было самое то, так как дальнейший поход в никуда Егору представлялся абсолютно бесперспективным.
— Вась, а Вась, — Горыныч позвал мальчишку, замечая с какой прытью от него драпанул щенок. — Слушай, ты чего там терроризируешь бедного Тузика?
— А сего он такой неслух? — воинственно зашмыгал носом маленький воспитатель. — Я ему говолю, а он не слусается, вот и полусяет, по попе…
— Да-а! — обрадовался Гор. — Так ты тоже отыскал максимально эффективный способ объяснения чего и как делать, а самое главное, как добиваться того, чтобы твои указания всё-таки выполнялись…
— Ну да, насол, — насторожённо согласился мальчуган, ещё не до конца понимая, к чему клонит его старший товарищ.
— Смотри ты, мы оказывается с тобой ещё те, ну оба, в общем, Макаренки…
— Сего, сего? — с недоумением уставился на Егора мальчишка. — Какие такие макалонинки?
— Эх, ты, педагог, — улыбнулся парень. — Да это учитель был такой, мог, кого хочешь уму разуму научить.
— И да зыть Тузика?
— Ну-у не знаю, — засомневался Горыныч и поманил того пальцем. — Но от себя совет дать могу, хочешь?
Пацанёнок придвинулся поближе, оттопырив ухо…
— Я бы на твоём месте так уж сильно на собачуру не напирал.
— Ет посему ета?
— Ты про папаню его не забывай, а то если обидишь евонного сынка, он тебя в шесть секунд слопает!
— Сутис, да? — попробовал улыбнуться мальчишка, но с опаской поводил вокруг головой.
— Что страшно?
— Ну, вот иссё! — воинственно подтянул комбинезон Вася.
— И то, правда, — одобрил Горыныч. — А раз такой храбрый, зови рыжего, — и, прихлопнув своей большой ладонью сразу же открывшийся детский рот, добавил. — Мысленно, дорогой, только мысленно, так я и сам умею.
Почти сразу же, где-то за противоположной стеной затопотало и послышалось характерное собачье хеканье. Могучий пёс выскочил на них и затормозил всеми четырьмя лапами, чуть присев задом. Внимательные тёмно-коричневые глаза попеременно принялись разглядывать то одного, то другого.
— Он, ета, — мальчишка придвинулся поближе к Егору, осторожно поглядывая на огромные клыки, обозначившиеся в открытой собачьей пасти. — Он присол.
— Да вижу, что не прилетел! А ты чего ко мне жмёшься, а?
— А сего он облизывается, — ткнул пальцем Василёк в сторону плямкнувших собачьих брылей.
— Это у него привычка такая, слюну сглатывать, а что тебе не нравится?
— Да не-ее, — протянул мальчуган. — Но тока всё лавно стласно!
— Бояться, конечно же, надо, тут, как говорится, без вариантов, только показывать этого нельзя никому и никогда: ни людям, ни животным, — взъерошил ему волосы Горыныч. — Страх, Васька, это великая сила, если умеешь им управлять. Только дурак ничего не боится. А человек сумевший укротить свой мандраж — в два раза сильнее становится, понял?
Мальчишка, раскрывший рот от этих слов, кивнул, но от Егора не отошёл.
— Ладно, храбрец, давай к делу.
— Давай, — согласился Вася. — Говоли…
— Передай ему, что мне нужно на какое-то время отлучиться, надо найти укрытие для всех, а он пускай пока от вас никуда не отходит, хорошо? Чтоб мне было поспокойнее. А я быстренько пробегусь и вернусь. Это, кстати, и тебя касается: сидеть тихо, глядеть в оба и охранять Нику, договорились?
Малыш сделал серьёзное лицо и молча кивнул в ответ…
Красные буквы, обозначавшие название станции «Кантемировская», на удивление были целы. Вход в метро хорошо просматривался, но движения вокруг не наблюдалось никакого, вообще. Одно из самых популярных, востребованных и посещаемых технических сооружений дохнуло на него пустотой, затхлостью и чем-то таким от чего по коже забегали мурашки. Шестое, седьмое или какое там ещё чувство, которое до сих пор связывало человечество с природой, напоминая, что мы её дети, предупреждало…
Егор мельком глянул на остатки лестницы, боязливо сползавшей в темноту, принюхался, присмотрелся и прислушался к окружающей тишине, в которой не то, что птицы, даже надоедливые мухи не жужжали, и ему здесь не понравилось. А уж вниз не хотелось ни за какие коврижки!
Многолетнее запустение проглядывалось повсюду, но заброшенным это место не выглядело. Прилегающая территория, Горыныч попытался найти определение, во! прилегающая территория была тщательно перебрана. И даже более того, профильтрована, просеяна кем-то, кто, разобрав, разодрав и разлохматив поблизости все человеческие строения, методично и основательно расширял круг своих поисков. Подступившись к тёмному провалу, он обратил своё внимание на то, что бетон, из которого были сделаны ступени, словно выутюжили, то есть он не выкрошился, а просто разгладился, стёрся, как будто долгое время по нему возили что-то такое, массивное и плоское. Каждый шаг, который он делал вниз, откликался внутри уже даже не испугом, а паникой, но Егор решил до конца разобраться и самому понять степень опасности этих рукотворных лабиринтов. Тяжёлые штурмовые боты со стальными когтями намертво впаянными в подошву, держали на покатой поверхности довольно-таки уверенно, но кое-где всё же проскальзывали, наступая на какие-то подозрительные пятна. Солнечные лучи пытались ему помочь, освещая серые унылые стены, но дотягивались только до открытых мест. Чуть глубже, в переходе, уходившем куда-то в угольную ночь, они уже ничего не могли поделать, теряя свою власть над чернотой.
На границе света и тени Гор остановился, включив фонарь, вмонтированный в шлем и хмыкнул удовлетворённо в очередной раз убеждаясь в том, что его действительно занесло в будущее. Как себя поведёт комбез с обещанной максимальной степенью защиты, бывший «Воспитатель» пока не знал, бог миловал! но прожектор в голове ему понравился. Светил как зенитный, подзаряжался от солнышка и переходил на резервное питание, через несколько часов непрерывной работы, так, по крайней мере, ему обещали. Яркое голубоватое свечение сразу же отодвинуло мрак на приличное расстояние, придав сил и уверенности. Правда, обольщаться Горыныч не стал, видел он не так далеко, как хотелось бы, но сам, зато, представлял собой отличную мишень, а, кроме того, указывал всем здешним обитателям, где его искать.
То, что подземелье было не безжизненным, Егор услышал сразу же. Тихо и осторожно переступая полусогнутыми ногами, он весь напружинился, чувствуя чужое и без сомнения опасное присутствие. «Ну и какого дьявола тебя туда несёт, товарищ-ч пионэр?» — сам себе улыбнулся Горыныч, ощущая, как всё внутри начинает подрагивать, откликаясь на малейшие шорохи и почти неуловимые колебания воздуха. Наверное, именно так себя чувствовали далёкие предки, выбираясь во враждебный мир, который не хотел принимать человека за своего. Гор был абсолютно согласен с некоторыми учёными, выдвинувшими теорию о том, что Homo sapiens никогда не имел никакого отношения к земным приматам. Правда, мысли об этом посетили его ни к месту и не вовремя, но всё же когда-то кто-то где-то носился, в чём мать родила по каким-то планетам, и эти далёкие времена сохранились в его генах, точно так же заставляя выбрасывать в кровь адреналин и реагировать на опасность. Вся эта белиберда неспешно крутилась в голове, не мешая основным органам чувств делать своё дело. И телу, в том числе, которое словно автомат выверенными приставными шажками двигалось вперёд, плотно прижимая Калашникова как родного, к плечу.
Как оказалось, кроме темноты была ещё одна неприятность: смрад и вонь, которые обволакивали Егора, пробиваясь даже сквозь фильтры, очищающие воздух под шлемом. Система вентиляции в этом огромном подземелье была искусственной, а значит, воздушная смесь обновлялась и циркулировала только тогда, когда оборудование работало. Недостаток кислорода чувствовался уже на входе, буквально в сотне шагов от поверхности. Как дышалось там, где проходили тоннели, и многочисленные вспомогательные помещения можно было только догадываться. Хотя предположить Горыныч всё-таки мог, анализируя уже имеющуюся информацию — никак!
