Алексей Евтушенко - Отряд-4. Битва за небеса
– Всё расскажу, не беспокойтесь, – пообещал Карсс. – Мне скрывать нечего. – Он вздохнул и добавил. – Да и не в той я ситуации, чтобы врать. Потому что мне нужна ваша помощь, а не наоборот.
Совещание, которое собрал командующий эскадрой захвата, не затянулось. Каравос Раво традиционно не проводили длинных совещаний, полагая, что чем дольше длится обсуждение той или иной проблемы, тем больше шансов принять неверное решение.
– Итак, у нас, как всегда, есть два выхода из сложившейся ситуации. Отступить или продолжить. Высказывайтесь, господа.
– Я бы отступил.
– Аргументы?
– Здесь становится слишком шумно. Свароги перебили друг друга. Но где гарантии, что они сюда не вернутся с новыми силами? Плюс ко всему кто-то сумел прервать наш управляющий сигнал солдатам-вельхе. У меня большие подозрения, что на планете, в этом последнем городе, который нам так и не удаётся взять, сидит кто-то, кто обладает не только технологиями изготовления луков и мечей. И тот странный корабль, который прорвался сквозь наш заслон, тому подтверждение.
– Всё?
– А что, мало?
– Другие мнения есть?
– Есть.
– Я слушаю.
– Считаю, что надо доводить начатое дело до конца. Свароги вернутся? Ерунда. Мы только что были с вами свидетелями того, как два сильнейших флота сожгли друг друга чуть не до последнего корабля за каких-то несколько часов. Мы все здесь немного понимаем в кораблестроении и знаем, сколько примерно может потребоваться времени, чтобы восстановить потери хотя бы частично. Это раз. На планете смертельная для местных жителей болезнь продолжает расчищать нам путь. Это два. Три – мы уже захватили практически все более менее важные центры местной цивилизации. Остался один. Да, они сумели отбить три штурма. Может быть, им кто-то и помогает, не знаю. Но мы явно сильнее этого «кого-то». Предлагаю рискнуть и бросить в бой все имеющиеся силы. Глупо отступать, когда до победы остался один шаг.
– То есть, как я понимаю, ты предлагаешь вступить в бой непосредственно нам, каравос Раво? Потому что из всех имеющихся у нас сил, практически остались только мы сами. Резерв вельхе почти исчерпан. Матки нарожают новых солдат, понятно, но за один день это не делается, не мне вам рассказывать.
– Почему бы и нет? Почему бы нам самим не вступить в бой? Если враг не сдаётся, его уничтожают. Вельхе не справляются, надо им помочь. Не вижу в этом ничего для нас предосудительного. Наоборот. Чем труднее победа, тем ярче слава.
– Ярче слава… И чего вы, молодые, так любите славу? Впрочем, на этот вопрос можно не отвечать. Сам помню. Так, какие ещё будут мнения-предложения? Молчите. Ясно. На самом деле никто из вас не сказал мне ничего нового, и решение, как я и догадывался с самого начала, в любом случае за мной. И я его приму в самое ближайшее время. Всё, совещание окончено.
– А как же…
– Всё, я сказал. По местам и ждать. Но долго ждать не придётся, обещаю.
На то, чтобы преодолеть полторы тысячи километров по незнакомой местности, «Гансу» и «Маше» потребовалось неполных двое суток.
Им еще повезло.
К исходу первого дня, выбравшись сначала из казавшейся бесконечной трясины, а затем из дремучего леса, они обнаружили грунтовую, но вполне пригодную дорогу, которая вела в нужном направлении, и далее двигались по ней. С наивозможной скоростью и стараясь не отвлекаться и не останавливаться. А отвлечься было на что. Они проезжали сквозь мёртвые деревни и брошенные города. Пустые, объеденные пожарами или даже дотла сожжённые (когда города умирают, они почему-то часто горят, деревни в этом смысле кончают иначе – просто растворяются в земле), с неубранными трупами на улицах.
Зрелище не для слабонервных, но отряд видел и не такое, а фея Нэла, когда они возле одного города наткнулись на ров, до краёв заполненный гниющими трупами, заявила, что пережила Великую Лондонскую чуму одна тысяча шестьсот шестьдесят пятого года от рождества Христова и беспокоиться за неё, Нэлу, не надо. В обморок не упадёт.
– Ни фига себе, – присвистнул при этих словах Валерка Стихарь. – Сколько ж тебе лет, Нэлочка?
– Не беспокойся, Валерочка, – погладила ростовчанина по голове Нэла. – Мы, феи, живём долго, но умираем всегда молодыми. Так что на твой век моей юности хватит.
За весь путь им попался только один, подающий признаки жизни, городок (айреды на сторожевых башнях, и дым из печных труб), но они не стали вступать с жителями в контакт – обошли его стороной и отправились дальше.
Чувствовали, что нужно спешить.
И чувство их не обмануло.
Город Брашен горел сразу в десятке мест. А защитники детинца отражали штурм, который, не подоспей отряд вовремя, стал бы для них последним.
Впрочем, слово «отражали» здесь подходило слабо. Если вообще подходило. Над городом кружили неизвестные боевые машины в количестве шести штук, планомерно, без суеты, выбирали цели, а затем в ход шли ракеты. Вероятно, город поджигался для устрашения тех, кто засел на холме в детинце, и было ясно, что с минуты на минуту ракеты обрушатся и туда, ломая стены и уничтожая оставшихся брашенцев, а заодно с ними людей и киркхуркхов.
А между лесом и стенами города – это отряд увидел позже – попирали землю два внушительных шаттла (корабли-матки каравос Раво, и это тоже выяснилось потом, не были способны взлетать и садиться на планеты с атмосферами и притяжением, сравнимым с земным и выше), которые и доставили к Брашену этот последний аргумент.
– Бой с вертолётами – там, под Москвой, – сказал Дитц. – Все помнят? Делаем так же!
– Согласен, – ответил Велга. – «Горынычей» было восемнадцать, а здесь всего-то шесть. Мы их сделаем. Валера, на взлёт!
– Есть!
– Руди, на взлёт!
– Есть!
«Ганс» и «Маша», развернув крылья и хвостовое оперение, прыгнули в воздух.
Опыт борьбы с вертолётами «Горыныч» пригодился. Уже через пару минут две машины пришельцев, объятые пламенем и дымом, обрушились вниз, на улицы города, не сумев увернуться от ударов плазменных пушек.
Но бой, как очень скоро выяснилось, только начинался.
«Горынычами» управлял машинный разум, а здесь за штурвалами (или что там у них было) сидели живые пилоты.
И так быстро сдаваться они не собирались.
К тому же на смену сбитым с шаттлов взлетели ещё четыре машины.
Восемь против двух.
Однако, как верно заметил Велга, «Горынычей» было восемнадцать против двух, и все они закончили своё существование пылающими кострами на земле.
Потому что силовое поле крепче любой брони, а заряд плазменной пушки всегда даст фору даже самой совершенной боевой ракете и, тем паче, очереди из крупнокалиберного пулемёта. А именно этим, обычным с точки зрения землян оружием – ракетами и пулемётами – оказался вооружён враг, и силовое поле у его машин отсутствовало.
Но были у врага и козыри.
Теперь, когда фактор неожиданности сошёл на нет, противник стал гораздо увёртливее, и большая часть плазменных зарядов, выпущенных с «Ганса» и «Маши», пропадала зря.
На стороне каравос Раво, как и тогда, в бою с вертолётами, оказался фактор времени.
Силовое поле и плазменные пушки жрут массу энергии, а «Маша» и «Ганс» начали драку после целого почти дня трудного пути.
– Ещё пять минут максимум, и всё, – сообщил Майер Дитцу, когда счёт стал шесть-ноль в пользу людей. – Энергия почти на нуле.
– Держи ровнее, не дёргайся. Рыскаешь, как пьяный гамбургский моряк в штормовую погоду.
– Я?! Целиться не надо, герр обер-лейтенант, надо попадать.
– Поучи меня, поучи…
Дитц выстрелил.
– Горит, сволочь!
– Вот так-то.
– И ещё один!
– Ага, это уже русские попали. Два на два. Ну, ещё разок…
Однако добить себя до конца враг не дал.
Оставшиеся две машины, как по команде, развернулись, пошли на снижение, на несколько мгновений зависли над шаттлами и, словно осы в гнездо, нырнули в люки грузовых отсеков.
И тут же двигатели шаттлов полыхнули огнём.
– Не стрелять! – приказал Велга. – Пусть уходят. Этих мы не достанем – слишком здоровые. Только остатки энергии потратим.
Но остатки энергии потратить всё-таки пришлось. Уходящие ввысь шаттлы, высверкнули напоследок огнём кормовых лазеров и попали.
Силовые поля «Маши» и «Ганса» поглотили удар, но сил на то, чтобы удержаться в воздухе, у машин не осталось, и они, будто две подстреленные утки, ломая кусты, рухнули на склон холма, который венчал детинец. И, если бы не плотно пристёгнутые ремни и природная крепость вездеходов, всё могло бы закончиться очень печально…
Пир начался засветло.
За пару часов до этого над Брашеном опять погуляла хорошая гроза – с ветвистыми, в полнеба, молниями и бурным ливнем. Молнии очистили воздух, ливень смыл засохшие кровь, слизь и грязь с тротуаров и стен. Трупы убрали ещё раньше, накануне: своих с почестями похоронили, чужих частично закопали, но большую часть свезли к реке Браше и побросали в воду – рыбам и прочим речным обитателям на поживу.
