"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 (СИ) - Свадьбин Виталий

— Если бы я не потерял время, ничего бы не случилось. Зайков бы не посмел приблизиться к тебе, если бы увидел, что я рядом.

— О чем ты! Он посмел в тебя выстрелить, не то что подойти!

Муж покачал головой.

— Этот выстрел явно был не обдуманным действием, а душевным порывом. Он бы не сделал этого, если бы не был зол и напуган.

Может, он и прав. Покушение на убийство при свидетелях — для этого нужно быть типом, которому сам черт не брат, Зайков, при всех его недостатках, на полного отморозка не походил.

— Поэтому я и думаю, что, если бы выбежал как есть, все было бы по-другому. — Виктор помолчал. — Пока я одевался, свет погас, но я решил все же выйти, встретить тебя, чтобы ты не переломала ноги в темноте. Услышал голоса в глубине сада и понял, что надо поторопиться. Дальше ты все видела.

— Много ты услышал? — полюбопытствовала я.

Виктор улыбнулся.

— Про павлина с хроническим воспалением самолюбия. Твоя речь стала удивительно образной. Похоже, ты и в самом деле коротала время выздоровления за научными журналами. Кстати, что такое атрофия, и при чем тут кора?

— Нарушение питания. От которого у него мозги окорели. — Я поспешно сменила тему: — Это же додуматься надо — влезть в чужой сад, чтобы подкараулить женщину, которая его знать не желает. Когда мы наведаемся к исправнику?

— Мы не пойдем к исправнику.

На пару мгновений я лишилась дара речи.

— Но почему? Он стрелял в тебя и только чудом не убил! Это же самое настоящее преступление!

— Мы не пойдем к исправнику, — с нажимом повторил Виктор. — Я не хочу, чтобы тебе снова перемывали кости в каждой гостиной.

— Но я-то знаю, что ни в чем не виновата! И ты знаешь!

— Это неважно. Твоя репутация и так подмочена, а еще один скандал ее добьет. Тебя не примут ни в одном доме, и…

— И это похоронит и твою карьеру? — уточнила я.

Мне-то на сплетни… Нет, пожалуй, что не плевать. Если я хочу вести дела с соседями. Если у нас с мужем будут дети, им нужно будет обеспечивать будущее. Так что я не могу себе позволить наплевать на репутацию. Виктор тем более не может.

И Зайков наверняка это знал. Пропади оно все пропадом!

— Я не служу и не собираюсь служить, поэтому о карьере могу не думать, — сказал Виктор. — И все же исправнику заявлять незачем.

— Но он стрелял в тебя! Нельзя же так это и оставить! К тому же, слуги все равно будут болтать…

— Обращать внимание на болтовню слуг считается дурным тоном. Не беспокойся, я со всем разберусь. — Виктор улыбнулся.

Не понравилась мне эта улыбка. А он забрал у меня из рук опустевший стакан и мисочку с остатками конфет и, точно специально — да что там, наверняка специально! — отвернулся, чтобы отнести их на чайный столик.

— Что ты задумал? — встревожилась я.

— Неважно, — снова улыбнулся он. — Не забивай себе голову всякой ерундой.

— Ты только что говорил…

— Что я со всем разберусь. И я разберусь.

Сердце пропустило удар, а чай, кажется, только что разливавшийся теплом в желудке, словно разом заледенел.

— Ты его вызвал, — прошептала я.

— Еще нет. Был занят тобой, а посреди ночи такие письма не отправляют.

— Не надо! — только и смогла сказать я.

Виктор присел на край кровати, взял мои ладони в свои, заглянул мне в глаза.

— Настя. Иногда приходится просто делать то, что должен, и смиренно принимать последствия. Какими бы они ни были. — Он погладил мои пальцы. — Все мы в руках Божьих, и на все воля Его.

Я вцепилась в его пальцы так, будто он прямо сейчас собирался идти стреляться и я могла его удержать.

— Не успокаивает.

Он едва заметно улыбнулся.

— Знаешь, я даже рад, что все так обернулось. Теперь я совершенно точно уверен, что небезразличен тебе.

Я задрала голову, уставилась в потолок, глупо, по-детски пытаясь удержать слезы.

— И я никак не смогу это остановить?

— Ты можешь молиться за меня.

— Вот спасибо, утешил! — Я все же не удержалась, шмыгнула носом. Муж, вздохнув, притянул меня к себе на колени.

— Еще ничего не случилось. Может, и не случится. — Он коснулся губами моих волос. — Может, Зайков в темноте свалится в канаву и свернет себе шею. Или от волнения упьется до смерти. Или подавится. — Виктор тихонько хмыкнул. — Или я споткнусь о порог.

— Не смей! — Я вскинула голову. — Не смей так говорить!

Виктор молча прижал меня к плечу, качнулся, баюкая, точно маленькую. А я плакала и плакала, пока слезы совершенно не изнурили меня, погрузив в беспокойный сон.

Подскочила я резко, будто от толчка. Но нет, меня никто не беспокоил.

Вторая подушка рядом с моей была примята — то ли я металась во сне, то ли Виктор спал рядом. Из-за закрытых штор в спальне было темно, не поймешь, который час. Я ругнулась. Почти на ощупь пробралась к окну, отодвинула тяжелый бархат занавесей. Сквозь шелк засияло солнце. Я выругалась снова, уже вслух — проспала! — и, как была, в ночной сорочке и босиком, помчалась в покои мужа. Василий вырос на пороге гостиной, промямлил что-то, дескать, барин не велел беспокоить. Я снесла его, даже не замедлившись. Сперва удостоверюсь, что муж еще дома. Потом буду расспрашивать, давно ли барин велел не беспокоить и где он сам.

Глава 3

Из-за двери раздался взрыв ругани. Я влетела туда, толкнув кого-то. Остановилась, шумно выдохнула, увидев широкоплечий силуэт против окна.

— Уже встала? — В голосе послышалась улыбка, но она не могла скрыть раздражения. Виктор обернулся. — Настя! Почему ты в таком виде?

В каком виде? Вполне скромная ночнушка, в пол, даже с рукавчиками. В моем мире сошла бы за летнее платьице: кружево, вышивка.

Виктор двинулся ко мне, на ходу снимая халат. Накинул его мне на плечи, укутывая.

— Вот так-то лучше. — Добавил, обращаясь к кому-то поверх моей головы: — Свободен.

Оборачиваться и смотреть я не стала. Взгляд сам собой приклеился к бинтам, плотно перематывающим грудь мужа.

— Синяк, значит, — с нажимом проговорила я. — Примочки, значит. Свинцовые.

— На коже синяк. А что под ней, ты не спрашивала. В любом случае дыры в кулак, которой ты боялась, нет, и примочки Иван Михайлович действительно назначил. Просто мне лень с ними возиться.

— Угу. — Это было единственным цензурным междометием, крутившимся у меня на языке.

Впрочем, повязка не казалась толстой, и, если бы она скрывала рану, отделяемое давно бы пропитало льняную ткань. Но бинты выглядели чистыми.

— А под кожей перелом?

— Васька проболтался? — проворчал муж.

Будто почуяв, что речь идет о нем, Василий жалобно протянул за дверью:

— Барин, я не пускал, как велено…

— Если уж подслушиваешь, то хотя бы не давай о себе знать, — фыркнул Виктор.

— Прощения просим, барин, — все так же из-за двери сказал лакей.

Виктор распахнул ее, и Василий ойкнул. Схватился за нос.

— Поделом, в следующий раз умнее будешь. Вроде и не дурак, а такую дурь творишь. Брысь с глаз моих, будешь нужен — позвоню.

Василий испарился, Виктор повернулся ко мне.

— Пойдем, я провожу тебя в твои покои.

— Я пока туда не собираюсь, — уперлась я. — Для начала я хочу знать, что еще кроме перелома ребер — скольки, кстати? — прячет эта повязка.

— Настя, это мое дело. Я вполне способен о себе позаботиться, а ты ведешь себя как клуша.

Я окончательно потеряла терпение.

— О да, ты прекрасно способен о себе позаботиться! Собирался стреляться с переломанными ребрами…

— Не волнуйся, к тому времени, как дело дойдет до дуэли, ребра заживут. Если она вообще состоится.

— …Просто эталонный образчик заботы о себе, хоть сейчас в палату мер и весов! — До меня дошел смысл последних слов. — Что? Он извинился?

— Он сбежал!

Так вот почему муж ругался как сапожник!

— Я с утра послал к Зайкову Алексея с письмом. — Виктор усмехнулся. — По правилам письменный вызов должен передавать секундант, но этот хлыщ не заслужил, чтобы ради него будили ни свет ни заря почтенных людей. Дворецкий открыл, письмо взял, но сказал, что отдаст его барыне.