"Современная зарубежная фантастика-1". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Кюнскен Дерек

Джери рядом с ней единственный выглядел так, как полагалось приглашенному на ужин в дом джентльмена. В его гардеробе она нашла приличный костюм. На пару лет морально устаревший и нуждавшийся в приличной чистке, чтобы вывести с брюк несколько неопознаваемых пятен. Джери назвал его костюмом для суда. Ловец пошатывался при ходьбе, выдвигаясь вперед остальных. В этой части Мойки людно, тут вырос палаточный городок, народ вчерашним днем удирал от ядовитого облака, а теперь давился под навесами, ютился по ночлежкам. А ведь дозор объявил, что облако стало практически безвредным, когда добралось до берега, и у людей нет причин не возвращаться домой на припортовую линию. Тут и ветхие общежития беженцев с Божьей войны. Некоторые из них, как узнала она из недавних штудий, строили как центры божественного обеззараживания, где новоприбывших в Гвердон держали, пока с них не сойдут эффекты вредоносного чудотворства. Есть мнение, что так в начале Божьей войны и завезли каменную хворь. Теперь для них открыт особый лагерь – в бухте, на острове Тишины.

Джери прокладывал ей путь сквозь толпу. Никому не хотелось преграждать дорогу знаменитому дурной репутацией ловцу воров. После сальников-часовых при входе на станцию подземки толпа внезапно растаяла, и они оказались одни на лестнице, вот только тогда Джери резко сбавил ход и закашлялся, опираясь на Болинда, пока переводил дух. Бутылек с лекарством от дредгерской врачихи опустел, но он залил туда целебной выпивки и сейчас махнул из горлышка. Предложил глоток и ей – она отказалась, так же как Болинд.

В поезде она пересмотрела свои записки. Дошла до страницы, где перечисляла вероятных кандидатов в сокрытые Черные боги, и начертала звездочку напротив маяка Колокольной Скалы, соответственно другой звездочке напротив Морского Привоза. Поставила вопросительные знаки возле трех соборов Священного холма и церкви Нищего. Над Беканорским монастырем ее перо задержалось. Больше года назад монастырь был разрушен, но, может быть, вычеркивать его рано. Она накарябала неуверенную закорючку.

– Что это у вас? – спросил, подступив, Болинд.

– Не твое дело, – гаркнул Джери. – Как только мы закончим у Келкина, ты идешь назад на Мойку и ищешь Шпата. Если не найдем его к завтрашнему вечеру, мы в жопе. У Набура на них обоих чертово предписание.

Болинд был непоколебим.

– Я его найду.

Поезд грохотал, выкатываясь из устья туннеля над виадуком Могильного холма. Городское кладбище простиралось под ними черной пустотой, беззвездной расселиной между огнями Замкового холма позади и Брин Аваном спереди.

Высадившись, они взяли карету. В надменном Брин Аване пешком ходили лишь слуги. Возница насупился на одеяние Эладоры, и она поежилась, но Джери только постучал палкой по крыше, назвал имя Келкина – и они тронулись. В тесном экипаже ее прижало к Болинду, и что-то в его прикосновении заставило ее тело непроизвольно отдернуться. Он ухмыльнулся – полным ртом настораживающе острых зубов.

Лучше она будет смотреть в окно, разглядывать особняки, крытые галереи и сады за оградой. Сверх половины ворот несли герб гильдии алхимиков – новых богачей в самом богатом из городских районов.

– Если Келкин спросит, – прошептал Джери, памятуя о том, что кучера Брин Авана примечательны чуткими ушами, – скажите ему, что нам известно, где сейчас Шпат и ваша кузина, и мы лишь ждем возможности их взять. А помимо этого набивайте щеки едой и помалкивайте. Пускай выступает он. Он парламентарий, это дело любит.

– Дом господина Келкина, – объявил возница.

Особняк был большой – древний и обросший. Ржавая железная ограда подпирала косматую, нестриженую живую изгородь. Дом слепо тянулся к ним: большинство окон заколочено и не открывалось годами. Эладора предположила, что три его четверти в запустении, и подивилась, зачем знаменитый скупердяй содержит так много бесхозных комнат.

Эладора даже шарахнулась, когда Джери позвонил в колокольчик передней двери. В глубине большого старого дома эхом звякнул другой. Шорох. Дверь приоткрыл старый лакей – ровно настолько, чтобы им троим протиснуться внутрь. В ошеломляющем просторе вестибюля горела единственная лампа. Протертые красные ковры, витые лестницы загибаются куда-то во тьму. В тени тикают часы.

Лакей прочистил горло.

– Господин Келкин неотложно задержался и приносит свои извинения. Если вы проследуете за мной…

Он похромал по коридору, они двинулись следом, мимо гравюр с силуэтами Гвердона – его башен, шпилей и фабрик. Почетного места удостоился даже литозорий. Картины показались Эладоре неправильными, но, только дойдя до дверей, она вспомнила почему.

– Я тут раньше была! Это же особняк Таев! – Воспоминание об этой двери всю жизнь было частью ее внутренней обстановки, якорем памяти, суть которого она не понимала. Тогда проем был светлее и казался гораздо больше, но она помнила, как, едва научившись ходить, прошлепала в эту дверь, хохоча над преследовательницей-нянькой, а потом ударилась в слезы под суровым дедушкиным взглядом. Столько лет прошло, а буквально вчера. Внезапно Эладоре как-то расхотелось переступать порог соседней комнаты.

Лакей утвердительно наклонил голову.

– Господин Келкин приобрел дом из имения Джермаса Тая. И его слуг – я служил вашему прадеду, мисс Даттин, а после него вашему деду.

– Ох! – Не надо ли присесть в реверансе, задумалась Эладора. Слезящиеся глаза старинного дворецкого читались с трудом.

– Я думал, что в доме не оставили в живых никого, – отметил Джери, – когда убивали Таев.

– В главном здании никого, это так. Означенной ночью я спал в помещении для слуг, оно примыкает к основному дому. Смежная дверь была заперта с обратной стороны. К тому времени, как мы сумели ее сломать, было слишком поздно что-либо предпринимать, кроме как бороться с пожаром.

Джери окинул глазом коридор, будто изучал сцену преступления. Эладора проследила за его взглядом, вообразив, как налетчики вламываются через парадный вход, прочесывают с ножами дом, режут каждого, кого встретят, поджигают спальное крыло с тыльной стороны особняка.

Ее мать, Сильва, тогда уже съехала, выйдя замуж ниже своего ранга – за хозяина деревенской фермы. Любовь противостояла натянутым отношениям с остальной семьей. От того визита в город у Эладоры остались одни только радостные воспоминания неуклюжего ребенка – кроме краткой встречи со страшным дедушкой. Но мать, поминая тот вечер – обычно в подпитии, – все время повторяла, как унизительно было выпрашивать у Джермаса деньги. Сильва еще об этом не знала, думала Эладора, но Джермас уже тогда увяз в долгах, состояние семьи растратилось из-за неудачных вложений и затонувших кораблей. Божья война уничтожила их издали, как если бы боги торговли, сойдя с ума, перекинулись в богов войны и перековали медяки да серебреники на мечи.

– Прошу, садитесь. – Лакей открыл дверь в прекрасно обустроенную гостиную. – Уверяю, господин Келкин окажется дома незамедлительно. Я сообщу вам, когда он прибудет.

– Господин Келкин, – сказал Джери, – вон в том секретере держит бутылку доброго бренди.

– Именно так, – ответил лакей. Дзынькнули фужеры. Первый он поставил перед Эладорой. Она вообще-то не пила, от спиртного ее тошнило, но то была Эладора недельной давности, и сейчас она позволила нацедить себе стопку. Напиток одновременно и лип, и проскакивал, сбежал вниз по горлу, оставляя после себя огненное тепло.

Джери вытянул ноги, морщась, пока разгибал их, и поерзал, устраиваясь поудобнее. Он хлопнул свой фужер залпом – притупить боль, догадалась она, и пригубила снова. Что бы сказал Мирен при виде ее нынешней, так непохожей на примерную выпускницу, которую он знал. Конечно, уж он-то не сказал бы ничего, но, почему нет, – взглянул бы на нее по-другому.

Вдалеке ударили колокола. Келкин опаздывал.

Звон навевал мысли о Кариллон. Ей было три или четыре, когда убили их семью. Она много болела, каким-то легочным недомоганием, и доктор порекомендовал свежий деревенский воздух, поэтому ее отправили пожить у Сильвы. Ребенок кашляет, печально подумала Эладора, глядя на теплый янтарь недопитого бренди, и все оборачивается таким вот образом. Не то чтобы она предпочла, чтобы Кариллон осталась тут и погибла вместе со всеми Таями, но не появись Кариллон, на них не напал бы веретенщик и не арестовали бы профессора, Мирен бы не пропал, и ее самой здесь бы не было.