Николай Буянов - Медиум
Ее охватил страх. Автобус мчался сквозь тьму без остановок и без поворотов, по одной бесконечной прямой.
Неведомый голос был настойчив.
«Во время медитации ты видела Шар. Это дано далеко не каждому, Шар разговаривает только с теми, кого выбирает сам. Многие пытались наладить контакт… И пытаются до сих пор. Их манит могущество, они верят, что могут приобщиться к Учению, стать Избранными… Глупцы! Ты боишься?»
– Боюсь. Зачем ты меня пугаешь?
«Это цена, которую ты платишь. Человек, тонко чувствующий страх, ощущающий его вкус, излучает особый вид энергии, которая питает Шар – как углекислый газ питает растение. Взамен Шар дает могущество и силу. Ты помнишь, что произошло в кафе?»
Она попыталась сосредоточиться и с удивлением поняла, что ничего не помнит. В памяти образовался провал, черное пятно.
«Ты едешь с отцом в санаторий?» – «Нет, в спортивный лагерь. Мне недавно предложили, я согласилась». – «И не посоветовалась со мной!» – «А ты мог бы мне запретить?»
Это было последнее. Наверняка произошло что-то еще, в тот промежуток между этим диалогом с Валеркой и голосом в автобусе… Страх… Страх – перед чем?
«Ты не помнишь, – констатировал голос. – Ты забыла все, как человек, попавший в экстремальную ситуацию. Одних опутывает ужас, они теряют способность к сопротивлению. Другие обретают сверхспособности, время для них останавливается…»
Вот он – страх! Перед временем, которое вдруг изменило свою структуру и вычеркнуло из памяти целый кусок… «А вдруг я кого-то убила?! Или, наоборот, убили меня, и это все иллюзия, бред, пограничное состояние перед уходом…»
– Остановите! – завизжала Алёнка. – Я хочу выйти!
Она почти плакала. Голос же, наоборот, развеселился.
«Выходи. Автобус остановится, ты окажешься дома… И забудешь все, как страшный сон. Ну?»
И ей послышался смех.
«Нет. Когда Шар выбирает человека, он не ошибается. И в тебе он не ошибся. Ты вкусила того, чего другим не дано. Ты Избранная. Ты должна пройти этот путь. Ну так что, идем?».
ИДЕМ?
– Не-е-ет! – закричала Алёнка изо всех сил.
Валерка испуганно отшатнулся.
– Ты что?
– Ничего. Наверно, просто задремала. Сон был страшный.
Она и правда вся дрожала. Он вздохнул и решительно притянул её к себе.
– Все хорошо. Я с тобой. Никто тебя не тронет. Пусть попробуют…
– Правда? – доверчиво прошептала она, прижимаясь к нему, и Валерка почувствовал такой прилив нежности, что слезы выступили на глазах.
– Правда.
Приближался Ченгкор-Дуйчин, праздник Нового года. Пушистый снег спешил укрыть перевалы, спрятать под собой караванные тропы, надеясь, что это остановит людей в их стремлении к путешествиям. Но – люди упрямые существа. В такие дни количество торговых и иных караванов, шедших в столицу, увеличивалось многократно: не успевал снегопад занести следы от копыт и колеи от огромных деревянных колес, как другой купец уже гнал лошадей и горных яков по проторенной предшественником дороге.
Святые, чьи изваяния хранились в молельнях у торговых путей, могли быть довольны обильными подношениями: никакой путник, даже самый бедный, не пройдет в эти дни мимо. Каждый оставит у подножия статуи хоть лепешку, хоть кувшинчик с маслом или белую гирлянду из тонкой рисовой бумаги.
Когда-то, в незапамятные времена, недалеко от Ньянама, расположенного на границе Непала и Тибета, жил в горной пещере отшельник. Пещера носила название Кьянна-Гья-Пхуппа, то есть «Жилище в форме желудка». Отшельник медитировал, сидя на плоском камне, одетый, несмотря на мороз гималайского высокогорья, лишь в накидку из хлопковой ткани. Он давно уже не страдал от холода благодаря жизненному теплу, которое вырабатывается с помощью правильного дыхания и произнесения сложных мантр, и не нуждался в теплой одежде. И имя ему было Миларепа, что означало «Человек, носящий накидку из хлопка».
И вот, во второй зимний месяц года Мыши медитация Миларепы была прервана ужасным грохотом и завыванием. Он вышел из пещеры и увидел на гребне скалы великого мага Наро-Бончуна, проповедника Черной веры. Тот изрыгал проклятия в адрес Учения Будды, а потом, когда слова иссякли, вызвал Миларепу на поединок в горы. Тот согласился, хотя и без большой охоты. Ему не было нужды демонстрировать свое превосходство. У подножия Джомолунгмы Миларепа погрузился в медитацию. Увидев это, Наро-Бончун расхохотался и воспарил к вершине. Но разве могла победить Черная вера? Внезапно над вершиной пика появился сияющий трон, на котором потрясенный колдун увидел Миларепу в длинном белом одеянии. Трон был украшен гирляндами из неизвестного материала чистейшего белого цвета, что означало чистоту помыслов Великого Святого.
В ярости Наро-Бончун закричал и ударил себя по лицу, осознав бессилие Зла перед Добром, и ринулся вниз, в бездну… И образовалась в горе гигантская расщелина – след падения побежденного Черного мага.
И всегда, во все времена, белая гирлянда, символизирующая цепь отшельника, считается приносящей удачу…
В храме Пяти Хрустальных Колонн, расположенном в долине Лан-Тен, Таши-Галла и Чонг-по, сопровождаемые местным настоятелем, украсили гирляндами, сделанными собственноручно (а иначе те потеряют свою силу), шею и руки статуи Великого Святого Падмы Самбхавы. Древний мастер, более древний, чем этот храм, изобразил Самбхаву в бронзе, в традиционной для йогов позе со скрещенными ногами и поднятой к уху правой рукой, в знак того, что Самбхава поет гимн.
– Я видел, что возлюбленные братья прибыли сюда верхом на лошадях, – проговорил настоятель Пал-Джорже. – Значит, ваш путь весьма далек.
– Мы направляемся в Лхассу, – ответил Таши-Галла. – Посетить дворец императора и принять участие в празднествах.
Настоятель задумчиво посмотрел на собеседника. Казалось, он хотел что-то сказать, но не мог решиться. И тут Чонг вдруг ясно увидел, как стар был Пал-Джорже. Долгие годы суровых воздержаний иссушили его тело, похожее теперь на обтянутый кожей скелет. Белое одеяние, отделанное по воротнику скромной вы-шивкой, болталось на нем, как на палке. Большая бритая голова чудом держалась на тонкой шее и покачивалась при ходьбе из стороны в сторону.
– Боюсь, вы выбрали не совсем удачное время, братья.
– Что может быть удачнее, чем канун Нового года? – удивился Таши-Галла. – Все люди становятся добрее… К тому же мы получили приглашение самого Лангдармы.
Настоятель пожевал бескровными губами.
– В столице сейчас неспокойно. Вы ведете уединенную жизнь, а мне в Лхассе приходится бывать довольно часто… Правда, я не имел счастья видеться с императором. И нельзя сказать, что я очень жалею об этом. Чем выше взбираешься, тем больнее потом падать… М-да… Конечно, внешне перемены заметить трудно. Люди на улицах выглядят так же. Так же они прославляют своего правителя. Правитель по-прежнему является приверженцем Будды. И все же…
– Вас что-то беспокоит?
– Что беспокоит… Солдаты на улицах. Конные патрули. Участившиеся убийства монахов.
– На вас нападают разбойники? Пал-Джорже помолчал. Потом сделал знак своей костлявой рукой.
– Идемте, братья.
По холодным каменным плитам, которыми был выложен коридор, они прошли в другой зал храма, посвященный, как понял Чонг, Бодхисаттвам, которым проповедовал Майтрейя. Помещение венчалось высоким куполом, окрашенным в нежно-голубой цвет. У дверей, по бокам, в нишах, стояли традиционные флаги Чжал-Цены. Таши-Галла и Чонг церемонно поклонились у входа и вслед за настоятелем прошли в. глубь зала, к большому алтарю, расположенному перед фигурами святых.
И тут Чонг невольно вскрикнул.
Он увидел бы это и раньше, но широкие окна храма, построенного в китайском стиле, были закрыты тяжелыми ставнями, и свет лишь робко пытался доползти до алтаря с изображением Колеса Жизни. Резные фигуры были яростно искромсаны. У одной, той, что находилась дальше всех от алтаря, была отрублена голова… Чонг увидел голову в углу, перед единственным открытым окошком. Она лежала на грубом деревянном столе, и молодой монах с грустным лицом колдовал с тонкими резцами, кистями и мисочками с краской, пытаясь вернуть скульптуре жизнь.
Задние двери были выбиты, и Чонг увидел нескольких монахов, трудившихся в галерее над поруганными священными текстами, которые когда-то покоились на деревянных полках вдоль стен, теперь же валялись как попало на полу.
– Как это случилось? – дрогнувшим голосом спросил Таши-Галла.
Настоятель отрешенно смотрел на изуродованные статуи. Для него они были живыми. И он физически ощущал боль во всем теле, как будто оружие в злых руках наносило раны ему, а не мертвому равнодушному дереву.
– Они нагрянули позавчера, незадолго до рассвета… С факелами, на лошадях. Их было около трех десятков. Те из братьев, кто был призван защищать Храм, вышли наружу. Они пытались остановить бандитов, но те были хорошо вооружены, и их было больше…
