Кирилл Алейников - Познавший Кровь
— Спасибо! — поблагодарил я от всей души, а сам вжался в кресло еще больше. Не знаю, боялся ли Михаил Игнатьевич повстречать меня вновь, но мне уж точно было… неудобно, что ли?
Из прихожей доносились голоса, понять которые я не мог несмотря на мой уникальный слух. Но чувствовалось, что Михаил Игнатьевич очень взволнован и что-то пытается объяснить своей супруге, а та, в свою очередь, его отчитывает. До меня лишь одно слово донеслось: «Пил?».
Но если каким-то событиям суждено случиться, то они рано или поздно случаются. Поэтому, когда я уже раздумывал над тем, выпрыгнуть ли мне в окно да свалить к такой-то фене, в гостиную вошел Михаил Игнатьевич.
Вошел и тут же вышел.
Я усел заметить только, как его и без того бледное лицо стало настолько бледным, что можно было разглядеть вены.
Сначала все было тихо, но потом в прихожей поднялась такая брань! Мать честная, а я думал, старушка совсем слаба и опечалена всем на свете, но это! Нет, конечно же, матов в прямом смысле не было, негоже старой женщине ругаться как подзаборная алкашня, но словесные обороты, которые вылетали из ее уст, были в диковинку для меня. Я и не знал, что можно из слов «бог», «честный» и «человек» можно изобрести столько ругательств и упреков!
В конце концов, Михаил Игнатьевич опять оказался в гостиной, а сзади его подталкивала супруга.
— Вы уж простите, ради бога, моего мужа! — причитала она через его плечо. — Последнее время он стал суеверным как сам черт!
Я встал и протянул Михаилу Игнатьевичу руку, но он еще сильнее побледнел и не стал ее жать.
— Господи, прости наши грешные души и защити нас от нечистого! — взмолился он плаксивым голосом, подняв глаза к старой, но красивой хрустальной люстре. — Господи, пощади…
— Да как тебе не стыдно, в самом деле! — взревела Вероника Анатольевна. — К тебе человек по делу пришел, портфель твой принес, а ты его за нечистого принимаешь!
— Он отродье Сатаны! — взревел в свою очередь Михаил Игнатьевич, тыча в меня дрожащим пальцем. — Он вурдалак, вампир! Нечистый! О, Боже!
— Да какой же он вампир, голубчик?! Ему надо копию сделать!
— Копию сделать? Пусть он лучше улыбнется тебе своей дьявольской рожей! — не унимался Михаил Игнатьевич, крупно дрожа. — Пусть он оскалится, зверь во плоти!
Вероника Анатольевна от бессилия хлопнула себя по бокам, но вдруг повернулась ко мне и решительно сказала:
— Ну уж вы-то не подыгрывайте старому дураку! Улыбнитесь для порядка!
Я улыбнулся, но губ не открывал. Получилось, по-моему, неплохо и удовлетворило б любого… но не трясущегося от страха толстяка. Он, едва ли не плача, проорал что-то неразборчивое, а Вероника Анатольевна попросила так же жестко:
— Вы извините нас, молодой человек, но покажите этому полоумному зубы. Пусть успокоится, дурак, да и мне спокойней будет.
Я несколько секунд раздумывал над ее просьбой, а затем пожал плечами и улыбнулся во все свои тридцать два зуба. Естественно, два из них были ненормально большими.
Вероника Анатольевна ойкнула, перекрестилась и упала в обморок.
Михаил Игнатьевич тоже ойкнул, тоже перекрестился, но в обморок не упал, а схватил удачно подвернувшийся под руку крест с распятием и в религиозном исступлении направил его на меня.
— Иззыди, Сатана! Иззыди!
А мне этот спектакль довольно-таки надоел. Я устало провел рукой по лицу, стирая влагу, взял кружку и отпил чаю. Смотря одним глазом на толстяка, дабы ненароком не подвернуться под его распятие (оно килограмма три весит, не меньше!), я обмакнул палец в варенье и запихал его в рот. Хотя рядом и лежали маленькие серебряные ложечки, я не стал их брать, потому что серебро, мягко говоря, вампирам противопоказано.
Михаил Игнатьевич, заметив это, пришел в еще большее исступление и блажил так, что соседи наверняка заподозрили в этом доме как минимум начало конца света. Посторонние люди для меня были не нужны, и я, бросив хмурый взгляд на толстяка, тихо, но внушительно сказал:
— Успокойтесь, Михаил Игнатьевич! Ради бога, прекратите орать, а то я оглохну!
Толстяк замолчал, пару раз хлопнул глазами, но после принялся вопить с новой силой.
— Да заткнитесь же вы наконец! — рявкнул я так, что хрустальная люстра на потолке издала мелодичный звон. — Замолчите и поднимите жену!
На этот раз он действительно замолчал. Неуклюже усадив супругу на софу, он, постоянно озираясь на меня и бормоча какие-то проклятия, начал искать в комнате что-нибудь посущественнее распятия. Дошло, что не помогает, блин…
— Я к вам, собственно, по делу пришел, — спокойно сказал я, усевшись в кресло.
— Вот еще, буду я иметь дела с исчадьем ада! — воскликнул толстяк.
Я издал наполовину яростный, наполовину уставший стон и опять рявкнул:
— Сядьте же вы, наконец! Забудьте, что вы видели, разве это так трудно?
Михаил Игнатьевич промолчал, однако сел рядом с женой. Его все еще била крупная дрожь.
— Успокойтесь, черт вас возьми! Возьмите себя в руки, вы же мужчина!
— Как же! — крякнул толстяк, покрываясь обильной испариной.
— Не заставляйте меня постоянно на вас рычать! — ответил я ему на это. — Сначала выслушайте меня, а потом орите сколько душе угодно. Итак, когда я напугал вас в вагоне метро, то сделал это специально. Уж извините меня. Однако, вы так поспешно скрылись, что даже забыли собственный портфель, и я решил вернуть его вам, тем более что там были визитки с вашим адресом.
— Будь они прокляты, визитки эти! — забормотал толстяк.
— Помолчите, я еще не кончил! На визитках сказано, что вы — ювелирных дел мастер, а это именно то, что мне нужно на данный момент. Я хочу попросить вас сделать для меня копию одной вещи, и как можно быстрее.
— Вот еще! — выкрикнул в мою сторону Михаил Игнатьевич.
Я спокойно вытащил из кармана пачку евро и бросил на стол рядом с подносом.
— Это задаток. Выполните заказ — дам столько же.
Толстяк нехотя перевел взгляд с меня на деньги, затем обратно. На его лице виделась бурная работа мысли, и в конце концов он сказал:
— Ни за какие деньги!
— Одумайтесь, Михаил Игнатьевич! Здесь же столько, что вам хватит на пару лет!
— Нет, нет и нет! — упрямился он.
Я было подумал, что дал мало денег, но чертыхнулся. В самом деле, на столе лежало не меньше трех тысяч! Да я сам бы от таких денег не отказался! Но тут до меня дошло, что стоит попытаться пойти другим путем.
Я принял самый серьезный вид и выпалил:
— Я знаю, кто убил вашу внучку.
Глаза толстяка округлились еще больше, что, как мне казалось, просто невозможно.
— Убил!?
— Да. Мне очень жаль, но Оля мертва.
— О, боже, боже! Бедная Оленька! Бедная внучка! О, боже!…
Меня такое частое упоминание Господа начало уже нервировать. Я ударил по стол кулаком, но не сильно, чтобы ненароком его не разбить:
— Слушайте! Я прошу вас сделать копию вот этого. — Я вытащил Медальон. — Он мне нужен для уничтожения того, кто повинен в смерти вашей дочери.
Эти слова оказали на старика влияние большее, нежели деньги. Он даже начал более или менее спокойно соображать.
— А где гарантии?
— А на кой ляд вам гарантии? — вопросом на вопрос спросил я. — Вы сами понимаете, что никаких гарантий я вам дать не могу, но раз так рьяно верите в Бога, то также поверьте и моим словам. Просто попробуйте!
— Не сравнивай!…
— Просто поверьте мне! Поверьте, что эта вещь и ее копия нужны мне для уничтожения зла!
— Ой, как сладко заливаешь!
— Я говорю совершенно серьезно! С чего вы, вообще-то, взяли, что я исчадие Ада? Разве на мне написано? Написано, спрашиваю?
— Н-нет, — замотал головой Михаил Игнатьевич.
— Тогда почему вы так решили? Распятие, иконы, лампада, ваши молитвы… Помогло избавиться от меня?
Толстяк часто мигал глазами, шумно вдыхал и выдыхал воздух и молчал. Затем возопил:
— Ложка! Ты не взял ложку, потому что она серебряная!
Я поморщился, глядя на его дрожащий перст, и взял ложку. Я продолжал морщиться, но уже от боли, пронзившей пальцы. И почему серебро имеет такое влияние на вампиров? Боль начиналась в подушечках и свинцовыми ручьями текла через кисть в предплечье, а затем в плечо и так до самого мозга. Я не стал дожидаться, пока пойдет дым от моих пальцев, и положил ложку на место.
— Удовлетворены?
Скорее всего, Михаил Игнатьевич остался удовлетворен, потому что дыхание его стало ровнее. В этот момент очнулась Вероника Анатольевна, но перед тем как поднять вселенский хай, супруг придержал ее.
— Вам в самом деле известно, кто убил нашу внучку?
Я кивнул.
— И вы хотите отомстить ему за это?
— Не только за это. Я хочу уничтожить существо, натворившее много других бед.
Уж верил мне толстяк, или нет, но что-то переменилось в его взгляде. Он принял от меня Медальон, покрутил его в руках.
— Дорогая штука. Чтобы сделать ее копию, ваших денег не хватит: здесь ведь золота только тысяч на сорок, а камни… что-то около ста сорока. Итого сто восемьдесят тысяч рублей.
