Вячеслав Шалыгин - Бой с Тенью
— Сеня, ты мне всю рыбу распугаешь, — недовольно заявил Сноровский. — Чего бушуешь?
— Рыбу? — Безносов выкатил глаза. — Теперь-то вся рыба точно вверх брюхом всплывет! От испуга, наверное.
— Начали бомбить? — предположил Иван Павлович.
— Начали, только не мы, а нас!
— То есть?
— Стоило нам взять первые десять ворот — заметь, культурно, без шума, силами спецназа, — келлы тут же рванули химзавод! А еще влепили в землю подряд три самолета. И два состава с рельс долой! Представляешь?! А в городе вдруг начал разрушаться жилой фонд. Восемь многоквартирных домов за четыре часа. Один прямо на проспект завалился и в довесок десятка два машин подмял. Жертвы уже сотнями считают. Там сейчас такой переполох поднялся…
— Ты уверен, что это келлы? — с сомнением спросил Иван Павлович.
— Это Светлый арм, — негромко высказался Кирилл Мефодьевич. — Он специализируется на диверсионной деятельности. План подрывных мероприятий был составлен уже давно. Насколько я помню, следующими шагами будет уничтожение двух плотин ГЭС — нашей и соседней — и диверсия на юго-восточной атомной станции.
— Ну это дело им не по зубам, — заверил Безносов. — Ядерная безопасность — особая статья.
— Возможно, — матронарм пожал плечами. — А еще учтите, что не позднее завтрашнего утра на вас спустит всех собак демократическая пресса.
— Я… извините, я хотел… — в дверях зала мялся Федор.
— По существу? — строго поинтересовался Сноровский.
— Я плохо разбираюсь в электронной войне, но…
— В какой войне?!
На Федора устремились все взоры.
— Все каналы связи забиты помехами, а сеть кишит электронными вирусами. Такое впечатление, что нас атаковали… ну… виртуально.
— Еще не легче, — Безносов покачал головой.
— Чем дальше вы зайдете в своем стремлении уничтожить нас, тем жестче будут и ответные меры, — высказался Кирилл Мефодьевич.
— Вот как?! — Безносов хмуро взглянул на келла. — Разве это мы приперлись без всякого приглашения на чужую планету? О каких еще «ответных мерах» ты мне тут толкуешь, инородец? Да я имею полное право передушить всю вашу братию голыми руками!
Полковник двинул плечом, словно намереваясь вытянуть руку и схватить келла за горло.
Кирилл Мефодьевич невольно отпрянул, но Безносов свое движение не закончил. Он снова повернулся к выходу и рявкнул:
— Бондарь!
Тимофей словно только и ждал, что его позовут. Он отодвинул в сторону замершего в дверном проеме Федора и четко шагнул через порог. — Оставишь Евгению одно отделение, остальных в полной боевой к машинам!
— Есть, — Тимофей кивнул. — Надолго уходим?
— Возможно и надолго. Вещмешки паковать как для глубокого рейда.
— Понял, — Бондарь с сочувствием взглянул сначала на Сноровского, а затем и на Соловьева. — Держитесь тут… Женьку слушайте. Он и стратег и тактик что надо.
— Тимофей! — прикрикнул Безносов. — Делом займись!
— Есть, — повторил «тунгус» и, поставив Федора на прежнее место, исчез.
Безносов с чувством пожал руки Сноровскому и Соловьеву, а Кириллу Мефодьевичу достался тяжелый взгляд и прощальная реплика:
— С тобой, келл, мы потолкуем позже. Если тебя не пристрелят свои же или еще чья-нибудь шальная пуля не зацепит.
«Философ» в ответ кисло улыбнулся и вяло шевельнул рукой, как бы отвечая: «На все божья воля». Соловьев взглянул на келла и слегка коснулся его поверхностных мыслей.
Сознание матронарма трещало, как полный помех эфир. Беспокойство, возмущение, обида, страх и целый вихрь прочего содержимого мозга запутывались в клубок. Продолжить с ним беседу можно было только после дозы успокоительного или сеанса психотерапии. Лекарств под рукой не было, а приемами психологического воздействия Андрей не владел. Все, чем он был способен помочь, — внушить келлу какие-либо приятные картины. Например, величественный пейзаж покрытых лесом гор…
Пронзительно-синее небо с редкими обрывками облаков касалось верхушек зеленых деревьев, а откуда-то из горно-лесной чащи вырывался хрустальный поток чистого ручья. Он срывался с каменного порога и, рухнув на десяток метров, разбивался на миллионы сверкающих брызг. Чуть дальше водопада речушка становилась глубокой и полноводной, но затем снова мелела и убегала куда-то влево, просачиваясь между позеленевшими камнями. Солнце уже миновало зенит и теперь висело вне поля зрения, согревая невидимыми, но жаркими лучами спину и макушку. В целом пейзаж производил такое благоприятное впечатление, что хотелось петь. Или хотя бы восхищенно вздохнуть.
Однако матронарм вздыхать не стал. Вдоволь налюбовавшись предложенной картиной, он добавил к ней всего один штрих, и Соловьев понял, что просто теряет время.
Над верхушками деревьев, между вершиной горы и легкомысленными облачками, образовался серый пыльный фронт. Клубы пыли неслись по склону сквозь хвойный лес, словно шлейф лавины, хотя Андрей отчетливо видел, что никакая лавина с горы не сходит. Это подтверждал и звук — не низкий гул, а нестерпимо громкое шуршание, и то, что лес оставался на месте, только начисто лишался ветвей. Из пыльного моря, клубящегося, разливающегося сверху вниз под углом в шестьдесят градусов, торчали только серые островерхие столбы, минуту назад бывшие полными жизни соснами.
Стометровая в высоту стена пыли пробилась сквозь ближайшие деревья и, поглотив ручей с водопадом, шагнула с речного порога вниз. Вода в заводи буквально вскипела и понеслась навстречу Соловьеву Кириллу Мефодьевичу высокой, смешанной с грязью и ветками волной. Водно-пылевой фронт был уже в десятке шагов, когда его окраска сменилась на иссиня-черную, а звук стал громче, чем рев истребителя.
Андрей невольно зажал уши и попятился…
— Ты чего?
Соловьев вздрогнул и обернулся. За плечо его тормошил Иван Павлович, а под руки поддерживали Федор и Евгений. Видение леса, проглоченного странным явлением природы, исчезло, оставив в памяти отголосок невыносимо громкого рева.
Кирилл Мефодьевич тоже подбежал к Андрею, но прикасаться к нему не решался. Он выглядел испуганным.
— Я не хотел…
— Это была Сущность?
— Я не знаю, — матронарм смущенно развел руками. — У Проклятия так много обличий… Оно может принять вид любого явления, чаще грозного и непонятного, но иногда и мелкой неприятности. Точно известно лишь одно — от этого зла нельзя избавиться. Если оно избрало вас мишенью или — не дай бог, — наоборот, своим помощником… лучше сразу — смерть!
— Вы, однако, до сих пор живы, — оттесняя Кирилла Мефодьевича, пробурчал Сноровский.
— Даже Сущность не может объять необъятное. Она наступает на слабых участках, прорываясь в тыл и постепенно расширяя зоны своего влияния изнутри. Проклятие — грамотный тактик.
— Я так и не понял, это существо человек или что-то еще?
— Этого не знает никто. Это Сущность. Проклятие. А живое оно или нет, мне неизвестно. Но это и непринципиально. Если от него нельзя избавиться, какая разница — явление это или существо?
— Потому и не избавились, что не поняли, с чем его едят, — изрек Евгений. — Надо было его исследовать с научной точки зрения, а не ярлыки навешивать. Проклятие… Метафизика допотопная!
— А вот мы с вами позже поговорим, когда оно до вас доберется.
— Мы перед неизвестным не пасуем уже лет двести.
— И мы не пасовали, более миллиона лет…
— Какая вы древняя раса!
— А объявилось Проклятие, и все наши ученые зашли в тупик.
— Я вмешаюсь? — Сноровский остановил их беседу, повелительно взмахнув рукой. — Давайте оставим метафизические дебаты до лучших времен. Когда разрешится возникший кризис, мы организуем круглый стол по теме «Культы древних культур». Не слишком корявое название?
— Мне нравится, — откликнулся Соловьев, постепенно приходя в себя.
— Вот и отлично! А пока, Кирилл Мефодьевич, будьте любезны, к барьеру. С вас еще пятьдесят три точки проникновения.
— Пятьдесят…
— Пятьдесят три, — твердо возразил Сноровский. — Три мы вам вернем. На сдачу.
— Из оставшихся переходов сорок семь принадлежат моему арму. Багровому. Я вас попрошу…
— А вы отдайте им приказ не сопротивляться, тогда и просить будет не о чем.
— Я уже отдал такой приказ, но его дезавуировал матрогон. Так что…
— Так что теперь вы мелкий князек в изгнании? — Иван Павлович рассмеялся. — Без свиты и фамильного замка? Один оруженосец Феликс у вас остался?
— Я…
— Ладно, матронарм, не волнуйся. Уговор есть уговор. Получишь свои персональные ворота.
— Трое ворот…
— Ну, можно и трое, только зачем тебе столько? Как вы вдвоем-то сразу с тремя переходами управляться будете?
— У нас есть локальный процессор Коро.
— Обломок общей системы Коро?
![Вячеслав Шалыгин - Импорт правосудия [сборник]](/uploads/posts/books/60291/60291.jpg)