Александр Сивинских - Имя нам – Легион
Навстречу транспортеру несся зеленый пузырь базы.
ГЛАВА 2
Угрюмо здесь, в сырых подземных кельях;
Но весело тревожить сон темниц,
Перекликаться с эхом в подземельях
И видеть небо из бойниц!
Иван БунинПо возвращении они первым делом сдали опаленного войной куратора с рук на руки Веронике. Вероника была серьезна и деловита. В сторону Филиппа она даже не посмотрела.
Филипп ни черта не понимал. То есть, он отлично понимал, что сейчас Веронике не до него. Но неприязнь (и чуть ли не ненависть) началась на другой же день после их первой, великолепной ночи любви. Обвинения Вероники в вероломном использовании Филиппом возбуждающих веществ, подтолкнувших ее к той ночи, были, мягко говоря, странны. Потому что: первое. Как на самого Филиппа, так и на Генрика заросли (джунгли, ядрена! – а не полуувядший тощенький букетик) «лабазника» не оказали ни малейшего действия. Возражением первому пункту могут служить факты различия в физиологии между мужчиной и женщиной вообще. А также между мужчиной земным и женщиной наполовинуиной – в частности.
Предположим, что такие факты имеются.
Тогда гораздо более значительным выглядит пункт второй. В момент обострения у Вероники полового инстинкта возле нее присутствовало два человека! Не один-единственный похотливый самец Филипп, а – два. Включая кристально честного рыцаря Боба. Кого выбрала одурманенная парами «фито-экстази» жертва смазливого развратника? Увы, именно его – развратника, чтоб ему пусто было. А почему? Не потому ли, что питала к нему более глубокие чувства, нежели к благородному сердцем и (допустим) помыслами рыцарю и джентльмену? Очень даже может быть. В чем тогда дело? «Покровы сорваны, да здравствует любовь!» – не так ли? Ан, нет, не так.
Хоть смейся (и ты – пошляк!), хоть плачь (и ты – лицемер!).
Грустно. «…И капли грустного дождя струиться будут по стеклу – моя любовь беззвучно плачет, уходя…»
Затем, восемь дней подряд они тренировались, тренировались, тренировались.
Сиеста была отменена.
Вольница была отменена.
Казарма – столовая – полигон. О завороте кишок никто уже не вспоминал. Беги, ползи, стреляй! Две капсулы сомы, фляга воды, полкило концентратов. И снова: беги, ползи, стреляй! Плыви. «Взво-од! Броня!! Взво-од! Земля!! Бегом, мать вашу! Живее! Еще живее! Еще!!!»
Генрик был – сам дьявол: небрит, черен, зол. Батал-куратора взводу еще не нашли, и Саркисян отдувался за двоих. Небезуспешно и очень продуктивно. Ведомый его когтистой лапой и луженой глоткой, взвод неуклонно становился дьявольской командой. Сплоченной, быстрой, злой. Сильной. И – чувствующей свою силу.
Филиппу приходилось нелегко. Филипп решил не просто догнать бывалых бойцов, но перегнать их всех. Стать лучшим. А это требовало полной, подчас запредельной, отдачи. Однако он умел, если надо, быть собранным и делать дело. Волк лежал в лазарете со сломанными ребрами и ключицей, поэтому не представлялось возможным выяснить ответ на «вопрос номер раз» – кто нынче бегает (бегал бы) быстрее? Волк? Филипп? Сам Филипп думал, что он. Сослуживцы соглашались: пожалуй.
Филипп вписал себе первое очко.
Бородач был рядом, и во всякую свободную минуту Филипп вызывал его «пободаться». К исходу четвертого дня счет побед был равным. К исходу шестого Филипп стал недостижим. (Второе очко.) Бородача это не смущало, и он снова и снова шел на спарринг. И проигрывал. Бородач взял в напарники одного из близнецов. Вдвоем они отметелили Филиппа так, что лучше бы и не вспоминать. Зато перед ним появилась новая ступенька, и на нее следовало взобраться. Трудно? Тем интереснее.
В снайперском искусстве равных Филиппу не было с самого начала.
Еще труднее приходилось Юре Долоту, которым доукомплектовали четвертый взвод, вырвав новобранца из загребущих лап Боба. Юрой заменили Волка – пока тот не поправится. А скорее всего, насовсем. Потому что Юра вписался. Он был молчалив и тверд. Он работал на пределе, но не ныл и не сдавался. Он хотел быть наравне. Пусть не лучше других, но наравне.
Может быть странно, но Филипп как-то незаметно сошелся с ним. Генрика вела, заполнив до краев, идея, и места для дружбы в нем уже не осталось.
Филипп же не мог, по свойству характера, оставаться в вакууме общения. Ему требовалось над кем-то подшучивать, получать сдачи, говорить об отвлеченных материях. Ему подошел бы для этой цели, наверное, певец черного юмора Наум. Но Наум настолько прочно был спаян с Пашей Мелким, что отыскать между ними зазор, в который удалось бы втиснуться, не удавалось.
А Юра… Немногословен, конечно, зато и не обидчив. Да и привела их в Легион – рука об руку – одна, в общем-то, история. Дурацкая, кстати.
От Юры Филипп узнал, что Аскер сначала решил замять дело с банным сражением. Забрал заявление из милиции, заявив, что обидчика Аллах покарает. Но не прошло и суток, как вдруг снова воспылал жаждой отмщения и даже велел создать подразделение быстрого реагирования. Про Аллаха депутат высокомерно забыл. Зафрахтовать петуховского участкового, пару глазастых бомжей (или подростков) и «доставить, да?» наглеца пред его ясные очи требовалось как можно скорее. С какой он лавки перед этим свалился, терялся в догадках весь «Булат».
Но премия была объявлена немалая, а работа есть работа.
Участковый промолчал (кто ж знал, что он друг Филиппу?), зато позвонил алкаш. Группа быстрого реагирования выехала на задержание. Продолжение Филипп знал и сам. Что до Юры, так он даже рад был сегодня сравнительно счастливому завершению облавы. Особенно для него самого.
И наступил день девятый.
Они успели только перекусить на скорую руку после утреннего марш-броска. В приказном порядке их желудки загрузили десятком капсул сомы, пополнили и увеличили боезапас, а вместо «Драконов» выдали укороченные, похожие на пистолеты-пулеметы с утолщенными стволами, «Фениксы».
«Фениксов» прежде не видывали даже ветераны, чей контракт приближался к завершению. Оружие выдавалось прямо из транспортера, не принадлежащего базе и украшенного замысловатой эмблемой, наводящей на мысли о Каббале или алхимии.
Поступило также распоряжение оставить на базе все барахло. В целях уменьшения габаритов. При себе иметь: аптечку, флягу с водой, фонарь, тесак.
Их ждали подземелья. Кротовые норы.
Четвертый взвод взамен так и не найденного батал-куратора возглавили самим «батей» – командиром базы.
Легион двинули в бой.
Около полугода назад на том же плацдарме, где Филипп прошел огненное крещение, онзаны уже пытались вторгнуться в пределы, объявленные для них запретными. И получили, разумеется, по первое число. Только что-то не заладилось у Братьев с техникой. Вместо того чтобы вышвырнуть онзанов куда положено, перфораторы развеяли их очень и очень широко по соседним доменам. Или глубоко – тут уж как разобраться. С мелкими группками захватчиков было покончено сравнительно быстро. Но одна – огромная (несколько сотен особей), вооруженная до зубов группировка, состоящая преимущественно из бойцов авангарда, заняла оборону в мире, на принятом в Легионе жаргоне именуемом «трещиной».
Ирония судьбы: не будь над онзанами проведена операция выдавливания, они никогда бы в «трещину» не попали. Этого мира для них просто не существовало. Как не существует для земного человечества параллельных миров вообще. Но перфораторы расшатали, растянули ткань, из которой «сплетено» мироздание, и онзаны угодили в прореху. В «трещину» между ареалами три и четыре. Следует отметить: миры, определяемые Братьями, как «ареалы зачистки», также онзанам недоступны. Это, собственно, те же «трещины». После удара перфораторов основная часть рачьей армады, плотно упакованная в живую струю, с огромной скоростью выстреливается по межпространственному каналу в домен, откуда начиналось вторжение. Но по пути часть онзанов «проваливается» в «трещины», иначе говоря, ареалы зачистки. Их шесть, по числу взводов. Точнее – взводов на базах шесть как раз поэтому.
А тут, совершенно неожиданно, возникла седьмая «трещина». Братья этой непредусмотренной прорехи сразу не заметили. Прочесали по привычке шесть расчетных ареалов, отстреляли неудачников и успокоились.
«Трещина» благополучно затянулась. Членистоногие пионеры расползлись по открывшемуся им неожиданно Эдему, набивая желудки сочной местной растительностью. И оказалась сия земля гораздо более привлекательной, нежели та негостеприимная тундра, ощерившаяся огнем и смертью, куда вели их рачьи Колумбы первоначально. Первыми обнаружили пионеров «шмели», во множестве шныряющие везде, куда только может дотянуться длинная Братская рука.
Онзаны к тому времени уже успели крепко обосноваться на новом месте. Самки вовсю откладывали яйца (они специально идут в поход беременными), а самцы рыли норы. Окружающая среда словно нарочно была создана в помощь строителям. Низкие корявые деревца, похожие на японских уродцев бонсаи, крепко и густо сплетались корнями, лежащими в верхних слоях почвы. Пробившись без особого напряжения сил через живую плетенку трехметровой толщины, первопроходцы обнаружили еще один такой же пласт. Только корни были уже отмершими. Тем не менее, плетенка держала стены и потолки хорошо. А укрепленная толстым слоем засохших фекалий – просто превосходно. И могла при крайней нужде служить онзанам пищей, подобно сухарям.
