Виталий Держапольский - Псарня. Первая кровь
— Как? — спросил он переминающегося с ноги на ногу Петьку.
— Тишь, — сообщил слегка мандражирующий приятель, нервно тискающий рукоятку лопатки.
— Давай за мной.
Опасаясь быть замеченными дежурными мастерами-наставниками, друзья перемещались по территории школы, скрываясь в тени деревьев и кустарников. Заметив патруль, мальчишки затихали, вжавшись в землю. Только нырнув в густые заросли запущенного яблоневого сада, они смогли немного перевести дух — патруль в эти кущи предпочитал не лезть. Немного отдышавшись, друзья продолжили путь. Вот показалась и ограда, едва угадываемая в ночной темноте.
— Как перелезать будем? — спросил Петька. — Поверху колючка — форму изорвем.
— Здесь дыра есть, — сообщил приятелю Вовка. — Я давно её заприметил, еще в первые дни…
Брешь в заборе вывела их к оврагу на опушке леса. Минут двадцать они таскались вдоль забора, пытаясь отыскать в потемках одинокую могилу Славки Федькина. На небольшой холмик вскопанной земли случайно наткнулся Петька, споткнувшийся о выступающий корень.
— Здеся, кажись… — обескураженно произнес он, отряхивая землю с рук.
Вовка, отстегнув с пояса лопатку, присел на корточки:
— Вот сволочи, даже креста не поставили! Мы для них, Петька, что грязь под ногами…
Мальчишка воткнул лезвие лопатки в податливую землю…
На обратном пути мальчишки остановились возле озера, пытаясь привести себя в порядок. Наскоро смыв налипшие комья земли с ботинок, прополоскав лопатки и умывшись, они вернулись в расположение. Их отсутствия никто не заметил. Друзья с облегчением забрались под одеяла. Но едва, как показалось уставшим мальчишкам, они смежили веки, раздался зычный голос Сандлера:
— Der erste Zug, den Aufstieg![64]
* * *Освобожденный от физической подготовки Рагимовым, Вовка обязан был посещать только занятия в классе. Мальчишки наперебой предлагали Путилову помощь: за месяц, проведенный в медблоке, он сильно отстал от программы. Если с математикой и занятиями по стрелковому делу у мальчишки проблем не возникло, то с немецким языком и историей Рейха наметились определенные трудности. Пока однокурсники потели на плацу или полосе препятствий, Вовка усиленно заполнял пробелы в знаниях. В отличие от мальчишек, обожающих Путилова и считающих его настоящим героем, для преподавателей он оставался все тем же грязным ублюдком-унтерменшем, не достойным поблажек. Так что приходилось напрягать мозги. Головные боли, вроде бы отпустившие мальчугана, неожиданно вновь активизировались, доводя Путилова до рвоты. Спасибо Рагимову, вовремя заметившему неестественную бледность паренька: его чудесные порошки и пилюли вновь вернули пацану радость жизни.
Первым после больничной койки уроком, на который попал Вовка, оказалась история Рейха. Преподаватель — Вильгельм Грабб, заметивший в классе новое лицо, поинтересовался:
— Новенький?
— Никак нет, герр… — запнулся Вовка, не догадавшийся заранее уточнить имя и должность незнакомого преподавателя.
— Моя фамилия Грабб, Вильгельм Грабб. Мастер-преподаватель истории Рейха и немецкого языка.
— Обергефрайтер Путилов, — представился Вовка, — заместитель командира взвода.
— Где же тебя носило, обергефрайтер? — удивился Грабб. — Я уже месяц преподаю, а с тобой еще ни разу не встречался.
— Только вчера выписан из медблока, герр Грабб!
— А-а-а! — протянул Вильгельм. — Так это ты попал под тяжелую руку кантиненляйтера Ланге? — припомнил учитель события месячной давности.
— Яволь, герр Грабб! Я.
— Ладно, садись, — взмахнул рукой Грабб. — Спрашивать я тебя пока не буду, но надеюсь, что ты нагонишь пропущенный материал.
— Яволь, герр Грабб, нагоню, — ответил Вовка, падая на жесткую деревянную скамью.
— Итак, ребята, — Грабб прошелся вдоль доски, — кто напомнит мне тему вчерашнего занятия? Не вижу леса рук… Что ж, посмотрим, кто у нас еще не отвечал, — усевшись за преподавательский стол, Вильгельм открыл журнал. — Так-так, — палец учителя скользил по бумаге, — об этом расскажет…
Класс замер.
— Об этом поведает курсант Печкин, — учитель, наконец, сделал выбор.
— Я! — как ужаленный, подскочил с места щуплый мальчишка.
— Я внимательно тебя слушаю, — произнес Грабб, уставившись на курсанта. — Так о чем я вчера рассказывал?
— Эта… э-э-э…
— Я слушаю, слушаю.
— Походы, — наконец выдавил Леха.
— Походы, это интересно! — хмыкнул преподаватель. — О каких же походах я вчера рассказывал?
Мальчишка растерянно зыркал глазами по сторонам в поисках поддержки. И нашел: сидевший у стены Ромка Филиппенко сложил указательные пальцы крестом и незаметно показал эту фигуру «тонущему» приятелю.
— Об этих — заметив подсказку, просиял Печкин, — крестовых.
Класс сотрясла волна дикого смеха.
— Крестовых, Печкин, крестовых! — вволю отсмеявшись вместе со всеми, отер выступившие слезы Вильгельм.
— А какая разница? — пожал плечами Леха.
— Садись уже, Печкин! — отмахнулся Грабб. — За невнимательность на предыдущем уроке курсант Печкин отправляется в ров на два вечера…
— Как это? — шепотом поинтересовался у соседа по парте Вовка.
— Ах да, — Вильгельм шепот расслышал — обергефрайтер обязан был сидеть на первой парте, так же как и командиры отделений. — Путилофф не в курсе: рвом я называю отхожее место…
— Нужник, что ли? — уточнил Вовка.
— Совершенно верно: гальюн, нужник, туалет, клозет. Все это я называю грязным вонючим рвом. А вонючие рвы надо время от времени чистить. Тот, кто не может либо не хочет работать головой, пусть работает руками и нюхает дерьмо! Как это будет делать пару вечеров курсант Печкин. Я думаю, что внимательно выслушать все, что я говорю, большого ума не надо. Но если кому-то нравится копошиться в говне, убивая свободное время, — милости прошу! Нужно же кому-то делать и грязную работу. Так что, Путилофф, советую перед моими занятиями прочистить уши и напрягать хоть немножко мозги на уроках.
— Я понял, герр Грабб, — ответил Вовка.
— Я рад, — Грабб фальшиво улыбнулся. — А вот, насколько ты понял, мы проверим на следующем уроке. Тогда и будем делать соответствующие выводы. Ладно, хватит зубоскалить — займемся делом! На предыдущем уроке мы рассматривали древние рыцарские обычаи и ритуалы, пробежались по предпосылкам военного превосходства арийской расы, и лишь вскользь прикоснулись к теме крестовых походов, о чем, видимо, и хотел поведать миру курсант Печкин. В будущем мы скрупулезно разберем эти темы по отдельности. Сегодня же мы поговорим об основателе Священной Римской империи немецкой нации — Карле Великом Завоевателе…
* * *Вечером Вовка с Петькой отозвали Кузьмина в сторону.
— Брехло ты, Прошка, — презрительно процедил Незнанский, ковыряясь пальцем в ухе.
— Это ты о чем? — набычился паренек.
— Это я о вчерашнем разговоре, — злобно прошипел Петька. — Кто, ты говоришь, тебе о Каравае растрещал? Собакин из третьего взвода?
— Ну… вроде… — промямлил Кузьмин.
— Говорили мы с ним: он вообще ничего знать не знает!
— Значит, перепутал я. — Глазки Кузьмина забегали. — Народу в школе много… упомни, поди, всех…
— Вот что, Проха, если еще раз будешь сказки о Буханкине травить — плохо тебе будет! — глухо произнес Вовка.
— А вам-то откуда знать? — выкрикнул Кузьмин. — Если ты у Сандлера спросил…
— Не спрашивал я у Сандлера. — Путилов ткнул сжатым кулаком в Прошкину грудь. — Руку дай!
Из раскрытого Вовкиного кулака в Прошкину ладонь соскользнул металлический медальончик на цепочке, точно такой же, какой висел на каждой курсантской шее.
Кузьмин поднес медальон к глазам. Его руки затряслись, когда он прочел выбитую в металле надпись: «Hundjugend/Fedkin».
— Медальона Буханкина у меня нет… — хрипло произнес Вовка и отвернулся.
— Пацаны… вы чего… вправду его… — заикаясь, спросил Прохор.
— Забудь, как страшный сон! — посоветовал Кузьмину Петька. — Если не хочешь неприятностей. Если во взводе узнают…
— Не надо. Я понял, — поник Прохор. — Мир, а, пацаны?
— Вовка, как? Простим?
— Если дурить больше не будет! — буркнул Путилов.
— Не буду! Чесслово, не буду!
— Тогда мир!
27.08.1948
Рейхскомиссариат «Украина».
«Псарня» — первый детский военизированный интернат для неполноценных.
«Двадцать шестого августа тысяча девятьсот сорок восьмого года после продолжительных и кровопролитных боев был взят важный стратегический пункт Сибири — город Чита, — надрывалось радио, мощный рупор которого транслировал передачу на всю территорию школы. — Фюрер присвоил этому знаменательному дню статус национального германского праздника…»
