Александр Зорич - Стальной Лабиринт
— Пожалуй, что да… Любому дураку ясно, что такая уродина не с апельсинами к нему в гости прилетела.
— Интересно, у клонов такие штуки есть? — не отставал Помор. Он был молод и часто выступал в амплуа «все хочу на свете знать».
— Да, есть, — ответил за мичмана Растов. — Только на них вместо катеров базируются десантные планеры. По сути, одноразовые.
Вообще-то все внимание новоявленного гвардии майора Константина Растова было поглощено трансляцией на его командирский планшет.
Там, в мешанине тактических знаков, рождался и рос плацдарм, до отказа забитый десантированными войсками.
Очертания плацдарма лишь наполовину совпадали со строгим прямоугольником расчетной зоны высадки «Воронеж». Левая, западная часть плацдарма сейчас образовала что-то вроде вытянутого на юг баклажана. Сия оперативная конфигурация отвечала лихой танковой атаке старого растовского знакомца, ныне комбата Генки Мальцева. И это было хорошо, это было правильно.
Но вот справа в плацдарме зияла и проявляла огорчительную тенденцию к росту опасная вмятина. Ясно было, что там клоны наносят увесистый контрудар. Но дивизионный КП еще не переварил данные разведки, и потому наполнявший вмятину враг был полностью анонимен: то ли пара танковых батальонов, то ли отдельная мехчасть, а то и дивизионная кампфгруппа, выражаясь языком немецких союзников.
— Что там внизу, командир? — спросил наводчик Кобылин.
— Мне это напоминает спектакль современного танца. Все в черных трико, мужчины от женщин ни костюмами, ни пластикой не отличаются… Все обнимаются, друг на друга наскакивают, катаются по полу, будто у них падучая. Не поймешь где принц, где спящая красавица, а где принцы-конкуренты.
Судя по грустному вздоху визави, столичная метафора оказалась слишком сложной для сибиряка Кобылина, который вместо современного танца таскался с папой на хоккей. Растов, вздохнув, дал серьезное объяснение:
— Для внезапного удара результаты, похоже, разочаровывающие.
— То есть?
— То есть, дорогой Кобылин, если у нас есть численное и качественное превосходство, да еще и оперативная внезапность, то за шесть часов можно навоевать куда больше. Можно вообще-то и задачу дня уже решить… А наших, такое ощущение, смогли наглухо запечатать на плацдарме неплохо организованными контрударами. Спрашивается: кто смог? Почему смог?
Мичман Игневич не был бы собой, если бы нашел в себе силы удержаться от выдвижения головокружительно смелой гипотезы.
— Как это кто? Пехлеваны на тяжелых «Саласарах» и «Гэвах»! Да и в воздухе у них, небось, преимущество!
Растов поглядел на мичмана с вызовом:
— Может, ты мне объяснишь, откуда оно берется, это преимущество? Клоны должны ждать наш десант на Паркиду. Это значит: собрать все силы для обороны люксогеновых месторождений и беречь их как зеницу ока! А Паркида — это система Вахрам, до нее отсюда парсеков пятьсот. Здесь-то, на Наврузе этом, у клонов должны быть только тыловики какие-нибудь недобитые.
— На Навзаре, — поправил Кобылин.
— Вот именно!
— Может, случайность какая-нибудь? — предположил мичман. — Плацдарм оказался заминирован или зенитный огонь такой, что половину наших сбили на подлете.
— Заминирован?! — расхохотался Помор. — Плацдарм заминирован? Сразу видно, Игневич, что флотский ты человек, полосатая душа… Как ты себе это представляешь? Они же не могут весь регион заминировать на случай: вдруг кто решит высадиться! Командование и так хрен знает где нас высаживает — если глядеть на этот город, как его…
— Гель. Город называется Гель, — подсказал Кобылин, у которого было лучше всего с памятью на клонские названия.
Прошел еще час.
Они, как и прежде, топтались вокруг своего танка в минутной готовности.
На всех были полные боевые гермокомбинезоны. Личное оружие закреплено в нагрудных кобурах, шлемы наглухо задраены. Прямо перед ними на типовом аэродесантном поддоне шестого (высшего) класса грузоподъемности желтела командно-штабная машина К-20. Красивая до невозможности!
По новому штату тяжелых танковых рот КШМ К-20 тоже принадлежала отцу-командиру, то есть в данном случае Растову.
Кстати, устав разрешал ему руководить боем как из этой машины, так и из танка, полагая свое место в боевых порядках роты по собственному усмотрению. Правда, лично Растову мысль воевать из командно-штабной машины казалась предельно дикой — ни пушки нормальной, ни брони…
Позади, ближе всего к высадочной аппарели, стояла зенитная самоходная установка «Протазан». Ее присутствие тоже объяснялось новым штатом. На Грозном в своей роте «тэ десятых» ни о чем подобном Растов и мечтать не мог. А теперь…
Вся эта механическая троица вместе — «Протазан», К-20 и тяжелый танк Т-14 — составляла ротный взвод управления.
Ну а для того, чтобы бить супостата и гнать его до самого Хосрова, Растову была вверена девятка тяжелых танков Т-14, разделенная на три собственно танковых взвода.
Каждый взвод сейчас занимал чрево своего десантного катера типа «Буревестник».
Чрево было тесным, и всем без исключения очень хотелось поскорей наружу…
…Проникнув и сквозь обшивку катера, и сквозь звукоизоляцию их шлемов, в десантный отсек «Буревестника» ворвался сокрушительный корабельный ревун.
Спустя секунду к нему присоединилась и катерная сирена.
Мониторы инфосистемы заалели транспарантом «ГОТОВНОСТЬ».
— По машинам! — радостно выкрикнул Растов.
Получилось, выкрикнул уже в спины танкистов, которые споро заскакивали в К-20 и «Протазан».
Стоило Растову захлопнуть над головой командирский люк, как «Буревестник» запустил двигатели.
Все затряслось.
Десантные катера в полном грузу были слишком тяжелы, чтобы запускать их с катапульт. Поэтому катерная палуба была оборудована лишь двумя парами исполинских гермоворот и сквозным роликовым транспортером.
Когда разошлись в стороны створки шлюзов и прямо в бронестекло кабины головного десантного катера ударили ослепительной сваркой белые лучи солнца Кай Тир, тысячи роликов пришли во вращение, увлекая «Буревестники» навстречу хищному космосу, недоброй земле и всем ветрам преисподней…
Несмотря на свой номер, первый, рота Растова покинула «Базилевс» самой последней.
Прочие подразделения батальона уже мчались сквозь стратосферу на пятнадцати «Буревестниках», а растовская четверка катеров еще только оттормаживала до суборбитальной.
Возможно, именно это их и спасло.
Когда «Буревестники» с самоходно-минометной ротой на борту хитрым противозенитным маневром провалились с эшелона двенадцать тысяч сразу до двух, винноцветное море зыбучих песков под ними вдруг взвихрилось.
То были пуски десятков клонских ракет.
Пара истребителей «Дюрандаль», шедших в эскорте, самоотверженно ринулась навстречу дымным пальцам смерти в надежде ослепить ракеты или сбить их из лазерпушек. Дежурная «Андромеда-Е» пульнула из ионизаторов и радужное полотнище завесы «Сияние» растянулось перед раззявленными пастями головок самонаведения.
Но улучшенное программное обеспечение и свежайшая прошивка головок не были сбиты с толку временной утратой целей.
Они ломили вперед, самоуверенные и быстрые…
Когда катера самоходно-минометной роты начали вспыхивать маленькими сверхновыми, пилоты остальных «Буревестников» среагировали по-разному.
Некоторые рывком прибавили тягу и попытались убежать на крутую горку суборбитального маневра.
Другие, наоборот, понеслись к земле, продлевая прежний курс.
А третьи пошли на крутой вираж в надежде обмануть вражескую технику, сорвать захват…
К счастью, пилоты плетущихся в хвосте растовских «Буревестников» имели больше времени для оценки ситуации.
Поэтому решение, принятое командиром звена капитан-лейтенантом Мордвиновым, привело их к плацдарму «Воронеж» без потерь.
Четыре «Буревестника», полностью выключив двигатели, заскользили холодными тенями сквозь занимающуюся лиловым огнем черноту стратосферы на восток и, прикрывшись высотной облачностью — тревожно урчащей, напоенной электричеством, — легли на посадочную глиссаду ловким разворотом через правое крыло.
Только тогда Мордвинов и его подчиненные вновь дали тягу на движки.
К этому моменту в машине Растова уже кончились рвотные пакеты.
Кончились они и у соседей — уж больно разухабистыми были эти эволюции.
— Надо было таблетку выпить… — простонал мичман Игневич. — Понадеялся, что, мол, опытный, сколько раз атмосферу проходил…
— Я выпил, — уныло бросил ему Кобылин. — И где результат? Результат — в пакетик!
Только Растов молчал. Боялся, что его тоже сейчас вырвет.
Когда их вдавило трехкратной перегрузкой в спинки сидений, разговор сам собой прервался.
