Андрей Круз - От чужих берегов
Мутант дернулся после первого же выстрела, рванулся в сторону, сопровождаемый появляющейся цепочкой дырок в старом металле, укрылся, пропав из виду. И не появлялся.
– Ну и что дальше? – спросил я сам себя.
Новых здоровых идей не появилось. Мутант не показывался. Идти смотреть не хотелось. Если он ушел, а мы не знаем, то сидеть на чердаке мы можем вечность. А уйти он мог вполне – я уже заметил, что твари эти хоть и мерзкие, но очень осторожные.
– Попал? – крикнул из трейлера Сэм.
– Попал! – ответил я.– А что толку?
– А для чего стрелял? – спросил он.
Я малость разозлился, вспомнив его жестикуляцию, но все же ответил:
– Чтобы спугнуть, на открытое место выгнать.
– А… – протянул он.– Так он не выгнался.
– Я в курсе, спасибо,– ответил я, сдерживаясь, а Сэм вдруг заржал.
Это он развлекается. Здорово придумал, и главное – своевременно. Своевременно – это кстати, если кто не понял. Я сижу тут, пытаюсь понять, куда делась тварь, которой оторвать мне башку – дело одного движения, а Сэм понял, что это ужас как смешно. Так, а это что? Бах!
Пуля выбила облако каменной крошки из задней стены школы, залетев туда в окно. Вот он где, сумел, хоронясь за скелетом старой машины, добежать до укрытия. Ты глянь, даром что это мертвая тварь, а соображает уже как человек. Как тот человек, которым она когда-то была.
– Увидел его? – засуетилась за спиной Дрика.
– В школе… смотри на второе окно слева,– подсказал я.
Девушка вскинула автомат, навела прицел. Затем сказала тихо:
– Ага, тень шевелится, вижу. Что делать будем?
– Надо или добить, или прогнать,– сказал я.– Мы можем добежать до фургона и уехать, но тогда эта зараза начнет охотиться на Сэма. Нехорошо.
– Мы можем подъехать к нему на машине,– сказала она.– Добежать до фургона, я сяду за руль, а ты будешь стрелять.
Я обернулся и посмотрел на нее с уважением. Растет на глазах. А вообще бы мне самому до этого додуматься следовало.
– Хорошая идея. Сейчас… – сказал я и высадил в частом темпе в окно остаток магазина, напустив там целое облако известковой пыли. Тварь не показалась.
Люк, скрипучий стол, не менее скрипучий пол. Дверь нараспашку, первые лучи солнца прямо в глаза. Стволом дробовика во все стороны, но никто не напал. Тигр, задрав хвост трубой, бежит рядом, я даже споткнуться о него боюсь.
– Вы куда? – приник к окну Сэм.
– На сафари,– ответил я, рывком распахивая дверь «экспресса».
Железячно громыхнул остывший за ночь мотор, лязгнула негромко коробка где-то снизу, машина покатила.
– Не разгоняйся – не больше двадцати в час, следи, чтобы у меня сектор огня все время был правильным. Эх, надо было люк в крыше делать, а не панель ставить,– пожалел я напоследок.
– Постараюсь,– пробормотала Дрика, явно испуганная.
Сама предложила поохотиться, сама и боится. Но это ничего, я вообще-то тоже побаиваюсь – неслабо так побаиваюсь, до нервной дрожи.
По мере приближения к разрушенному зданию школы вдруг вновь оживился Тигр. Снова что-то заклокотало в его полосатой утробе, уши прижались к круглой голове, белоснежные клыки показались из-под сморщившейся верхней губы с растопырившимися усами. Хвост задергался мелко, затем пару раз чуть не хлестнул по бокам. Ты скажи, кот не то чтобы видит или унюхивает – он, похоже, именно «чует» каким-то образом этих мертвых тварей. Если это так, я не то что ящик тушенки ему в качестве кровати выдам, а ящик черной икры где-нибудь смародерю и коту скормлю.
Мутант не понял, похоже, нашего маневра, потому что решил убежать по зданию, выскочив из торцевого окна, не сообразив, что мы движемся ничуть не медленней его. И когда кривая обезьяноподобная фигура показалась в окне, подобравшись для следующего прыжка, в него трижды, с частотой автоматной очереди, ударила картечь. Ударила, опрокинув его обратно в окно, отчего я выматерился по-русски, а Дрика, не поняв меня, остановила машину. Что и требовалось, собственно говоря.
– Что теперь?
– Ждем,– ответил я коротко, выдергивая патроны двенадцатого калибра из патронташа и заталкивая их в дробовик.– Как-то он себя проявит, наверняка.
– А ты его не убил?
– Не думаю,– покачал я головой.– Мне так не показалось. Хотя попал хорошо, мог что-то всерьез повредить. Гранат бы нам – закинули бы сейчас одну в окошко и не мучились бы сомнениями. Тварь же прямо за окном лежит. Или прячется, или…
– Или что?
– Или ей совсем плохо. Вот что, повнимательней пока, я наверх полезу.
– Куда? – не поняла Дрика.– Там же панель!
– Черт с ней, с панелью,– пробормотал я, распахивая дверцу машины и сразу вскидывая ружье.
Залезть на крышу не получилось – мутант атаковал сразу. Одним прыжком он выскочил из окна, оттолкнувшись от выщербленного подоконника, и оказался в десяти шагах от меня. Время словно залипло в клею, став тягучим, гулким и бесконечным. С некоторой брезгливостью я успел рассмотреть странное, получеловеческое лицо мертвой твари, оскалившей нечеловеческие зубы, увидеть, как когтистые руки твари выбили облачка пыли во время приземления. Дробовик начал стрелять словно без всякого моего участия, вдруг извергнув, как брандспойт воду, настоящую струю свинца, ударившую было в мутанта, но неожиданно ушедшую в сторону.
Картечь ушла мимо, выбив огромное облако пыли метрах в полустах, тварь успела сообразить, чем ей грозит прямолинейная атака, и, причудливо изогнувшись, рванула в сторону, коротко пробуксовав. Дробовик замолчал, выбросив из своей утробы все, что в ней было, и полетел в пыль. Руки мои потащили из-за спины черный «хеклер», а сам я при этом, часто перебирая ногами и нелепо высоко их подкидывая, рванул назад, стараясь укрыться за углом фургона.
Спасла меня инерция твари и то, что затормозить на пыльном проселке у нее сразу не получилось: понесло дальше и даже развернуло. «Хеклер» завибрировал, плюнул пулями, и на этот раз я попал хорошо. Пули ударили в морду, и главное – в плечо, так, что одна передняя конечность твари подломилась, сбив ее с прыжка и заставив завалиться набок. Мутант перекатился, опять вскочил, опираясь уже на три конечности, и вдруг поднялся во весь рост, на ноги, почти как человек, только очень сутулый. Морда его словно вытянулась вперед, он выбросил в мою сторону короткий то ли визг, то ли свист, а затем, нагнув башку, как в кабацкой драке, рванул в мою сторону, не обратив никакого внимания на пули, угодившие ему в грудь. А вот вторая очередь, пришедшаяся ему прямо в морду и выбившая несколько зубов, его все же ошеломила, он качнулся, пошел как-то боком, болтая головой и громко то ли отхаркиваясь, то ли просто выражая неудовольствие.
Этого хватило, чтобы поймать в прицел верхушку его черепа и выстрелить. А мутанту хватило времени, чтобы прийти в себя и пригнуться. Очередь прошла выше, со звоном угодив в ржавый щит школьной вывески, а тварь рванула в сторону, теперь уже явно не собираясь атаковать в лоб, а намереваясь обойти меня.
– Куда пошел, зараза! – скорее от страха, чем от гнева, заорал я и рванул на противоположную сторону фургона.
Мутант был уже здесь. Он вновь присел, опираясь на целую руку, собрался в комок, напрягаясь для прыжка, и я, вскидывая оружие, был точно уверен – эта очередь его не остановит. Он сейчас погонит меня вокруг фургона. И если он догадается гнать не прыжками, проскакивая мимо, а просто бежать, то мне хана.
Эта мысль сформулировалась в моем сознании быстро и как-то очень четко, с бриллиантовой чистотой, чистая и светлая, с кроваво режущимися гранями. Но при этом она не успела оформиться в итоговое слово «хана» – в мироздании произошли некоторые изменения. Из зарешеченного водительского окна фургона появился тонкий и длинный ствол американского автомата, который вдруг завибрировал, выбросив из себя струю прозрачного дымка, и долгая цепочка острых пуль ударила в голову мертвой твари, разбрызгивая мозги и осколки кости. А стрелок удерживал автомат в решетке до тех пор, заставляя его биться в припадке длинной очереди, пока не вылетела последняя дымящаяся гильза, а затвор не встал на задержку.
Мутант просто ткнулся уродливой мордой в дорожную пыль и больше не шевелился. Я перекинул спарку магазинов в «хеклере», а затем медленно-медленно пошел к лежащей на земле туше. Подойдя ближе, хотел выстрелить «для контроля», но понял, что не знаю, куда целиться: тридцать патронов из М-4 разнесли в клочья верх черепа и шею, стрелять уже не требовалось.
– Не… это уже наверняка,– пробормотал я, поднял глаза и столкнулся взглядом с Дрикой.
– Как я? – спросила художница.
– Обалдеть можно,– честно ответил я.
– Он меня даже не видел, встал здесь и замер. А винтовка в руках была,– пояснила она.
– Это я понял. Только ты все равно молодец.
– А зачем ты из машины полез? – полюбопытствовала моя спутница.
– Мне бы самому кто объяснил,– вздохнул я.– Расслабился, решил, что гадость эта так и будет убегать,– надоело гоняться, а она кинулась сразу.
