Николай Побережник - Эрта. Падение терратоса
— Ты заплати за то, что уже проехал… пять медяков да один сверху, чтобы подождал.
— Ждите, — Кинт протянул серебряный кест.
— Это другое дело, подожду, — дед убрал монету в карман жилетки под старым пальто и, достав трубку, с довольной миной начал набивать ее табаком.
Кинт поднялся по пяти ступенькам, опираясь на кованые перила, посмотрел на высокий цоколь с двумя маленькими окошками, рамы которых поросли мхом. За окном рядом с дверью дрогнула занавеска, потом захрустел замок, и дверь со скрипом открылась.
— Кого тебе? — на Кинта смотрел долговязый парень, может даже ровесник, засаленные длинные волосы, мятая рубаха с жирными пятнами… неприятный тип.
— Тут вот в газете объявление…
— Да, сестра давала объявление, — парень попытался изобразить приветливое лицо, улыбнувшись и обнажив желтые зубы, — Лий! Лий, иди скорей, пришли по объявлению в газете.
Когда сестра долговязого показалась у двери Кинт даже опустил глаза в пол, так ему не хотелось смотреть на то, что он увидел… похоже, болезнь, что настигает тех, кто погряз в блуде, уже лишила женщину носа и части верхней губы.
— Вы проходите, — сказала женщина, — я покажу вам комнату в цоколе.
— Скажите, а вход в цоколь отдельный? — спросил Кинт, не двигаясь с места.
— Нет, из чулана…
— И сколько вы хотите за комнату?
— Всего три с половиной тысячи кестов золотом… дешевле вы не найдете…
— Спасибо, я, пожалуй, еще поищу варианты, — Кинт коснулся полей шляпы, развернулся и пошел к повозке.
— Удивлен? — хмыкнув, спросил возница, когда повозка поехала дальше, — «Ремесленный квартал», вот только название и осталось, тут уже давно никто не занимается никаким ремеслом, хотя нет, все же несколько лавок, мастерских и магазинчиков тут еще остались ну и грабежом промышляют по ночам…
— И три тысячи с лишним золотых кестов за комнату, — задумчиво произнес Кинт.
— Это еще дешево…
— Серьезно?
— Да, парень, давно ты в Латинге–то?
— Вчера приехал…
— Дай–ка газету.
Кинт протянул газету вознице, который уже остановил повозку и повернулся, пыхтя трубкой.
— Так… что тут… ага… Ну, если три тысячи для тебя много, тогда стоит поехать вот по этому объявлению, — старик ткнул мундштуком в заголовок.
«В районе депо продается флигель, требующий ремонта. Четвертая улица, прачечная мадам Ригер»
— А почему вы думаете, что там будет дешево?
— Во–первых, постоянный шум депо, во–вторых, район там неспокойный, ну и в-третьих флигель требует ремонта.
— Хм… ну, давайте поедем туда.
Железнодорожная станция и депо находились на окраине Латинга, там же множество складов, и какие–то цеха ткацкой мануфактуры. Между депо и жилым районом был парк, который когда–то высадили в надежде приглушить звуки, но вероятно, затея оказалась пустой, зато люди, проживающие неподалеку, полюбили этот парк. Даже сейчас, когда еще не проклюнулась свежая трава на газонах и деревья стоят кряжистыми скелетами без листвы, по дорожкам прогуливаются пары, кто–то сидит на лавочке и читает газету, мальчишки играют в догонялки, бросаясь прошлогодней листвой.
— Я тут сам раньше жил, — подал голос возница, — а когда старший брат умер, перебрался к нему на ферму, за город.
— Далеко еще? — оглядывая окрестности и запоминая ориентиры, спросил Кинт.
— Да вот, почти приехали… это Третья, а сейчас парк закончится и будет Четвертая, вон, видите проезд во двор — «колодец»?
— Угу.
— Вот нам туда.
Район депо у Кинта не вызывал никаких отрицательных эмоций или отвращения, видел он и похуже, в воздухе стоял запах жженого угля, смеси для пропитки шпал, конского навоза и… почему–то пива.
— А почему так пивом пахнет?
— Вон, — возница показал плеткой на группу зданий из кирпича с парой высоких труб, — пиво варят, и очень неплохое.
Повозка через арку въехала во двор–колодец, квадрат трехэтажных зданий, с трех внутренних сторон которых были балконы во всю длину здания и на каждом их трех этажей, с этих балконов и попадали люди в свои жилища. К одной из стен первого этажа прилипли деревянные сараи, напротив небольшая конюшня, у которой стоят две не запряженные повозки и пара снопов с сеном, ветхий птичник с парой десятков кур и уток, гуляющих тут же, во дворе. Угольный ящик, колодец, несколько штабелей дров и вязанки хвороста, у окованной железом широкой двери несколько деревянных ящиков, плетеные корзины и какие–то тюки, также три высоких железных треноги с подвешенными к ним котлами, под которыми разведен огонь, а в самих котлах кипятится белье, над дверью вывеска — «Прачечная». На балкончике второго этажа стоят два старика и курят трубки, они кивнули, приподняв котелки вознице, а возница махнул им рукой в ответ, у котлов возятся три девицы, два подростка в конюшне обихаживают старую кобылу.
— Ну вот, старуха Ригер тут живет, ну и прачка вон ее…
— Спасибо.
— Мне ждать?
— Конечно.
Переглядываясь и хихикая, девицы проводили Кинта взглядом, а когда он постучал в дверь, одна из них крикнула:
— Да вы снимайте прямо здесь, мы постираем!
Кинт пропустил эту фразу мимо ушей и хотел еще раз простучать, но дверь резко открылась и Кинт вовремя остановил руку, чтобы не влепить кулаком в лоб сухонькой старушенции, отчего–то напоминающая ведьму из детских сказок, да, и волосатая бородавка на щеке, и реденькие усики присутствуют.
— Здравствуйте… я вот по объявлению.
— Здравствуй, здравствуй… я знала, что ты придешь.
— Не понял…
— У меня есть свои тайны, — ответила старуха, при этом, весьма приятно улыбнувшись, а ее глаза были добры, — ну что, пойдем смотреть флигель?
— Скажите, а сколько он стоит?
— Я возьму с тебя тысячу, но при условии, что если спросят, скажешь, что купил за две… как, устроит?
— Вполне, только сколько еще будет стоить ремонт?
— Пойдем, сам все посмотришь.
Старуха Ригер достаточно шустро поднялась по винтовой лестнице, что была в углу двора, на балкон третьего этажа, Кинт послушно шел за ней. Пройдя одно здание, свернули и прошли следующее, Кинт насчитал сто шагов перед тем, как они остановились у дряхлой широкой лестницы на флигель.
— Осторожно, лестница старая, — сказала старуха, — давай за мной и за перила не держись… отвалятся, все менять надо.
Дверь болталась на одной петле, и Кинт аккуратно отставив ее в сторону, шагнул внутрь. Два небольших окошка, одно во двор, второе в небо, то есть в крыше. Помещение практически квадратное, и Кинт измерил одну его сторону шагами, получилось пять. На сгнившем полу в нескольких местах стоят миски и кувшины, под теми местами, где течет крыша, у стены, что выходит на улицу и вдоль которой аж из подвала поднимается кирпичная печная труба, выложен не то камин, не то открытый очаг.
