Константин Калбазов - Феникс
— То я ведаю.
— Ведаешь, да не все. Заставить его такое сделать я не мог. Нужно было, чтобы у него появилось нечто, чего он не захотел бы лишиться, нечто, что можно было бы использовать как поводья. Я так рассудил, что, пока ты в крепости да под крепкой охраной гарнизона, барону до тебя не добраться. Поэтому решил обождать, пока Добролюб не обзаведется семьей, сам, так чтобы ответственность почувствовал, а еще лучше — дождаться, когда женка понесет. На одной деньге далеко не уедешь. Насколько он ловок, не мне тебе рассказывать, попытка же могла быть только одна. А Берзиньш тот, чтоб ему в гробу перевернуться, прости Отец Небесный, достал-таки тебя в крепости и едва ядом не извел. Когда я направился в Обережную, то взял с собой Смеяну, хотя легко мог и оставить дома. Взял с умыслом. По дороге в Обережную мы остановились на постоялом дворе, и я предложил Добролюбу за плату порешить старика. По виду понял, что ни за какие деньги он на такое не пойдет, скорее уж в бега подастся. Настаивать я не стал, но сказал, чтобы подумал, а ответ дал, когда назад поеду. На обратном пути тебя опять попытались убить…
— То был не Берзиньш, — скорее утверждая, чем вопрошая, произнес Градимир.
— Тот болт пустил Прол по моему приказу, а потом скрылся в лесу. Про это знали только трое: мы с батюшкой да он. Теперь знаешь и ты.
Прол мог. Это был не просто боевой холоп, а потомственный охотник, такой, что из арбалета воробья бил влет. Такой маху не даст, а лес ему что дом родной, поди его там сыщи, он и лешака со следа собьет, не то что людей.
— Теперь я тебе скажу, не смей его ни в чем винить. Конь Смеяны запнулся, или она его неожиданно вперед пустила, оттого стрела и царапнула ее. Он как прознал, едва себя живота не лишил, я его почитай из петли вынул.
— На что же мы способны ради родни?
— На многое, сынок. Но если есть возможность не переступать через себя, то так и следует поступать.
— Выходит, он за дочку мою упокоил барона, а не за деньги.
— Выходит, что так. Потом за семью свою порешил прорву народа, и ничто бы его не остановило, кроме смерти. Я так мыслю. Коли уж все складывается подобным образом, нужно его отослать так далеко, чтобы и духу его рядом с нашим родом не было. Оно и за Смеяну будет покойней, и перед Отцом Небесным будем чисты.
— И куда ты думаешь его услать?
— Малагин, батюшка твоего бывшего помощника, легко отделался за трусость свою. Помнишь почему?
— Дак корабли они океанские ладили.
— А для чего, ведаешь?
— В море Миролюб вровень с другими державами выйти хочет, вот и ладит эскадру.
— Непросто тут все. Конечно, и здесь проблем хватает, но имеет он думку основать славенское поселение в Новом Свете. Вот-вот клич бросят. Закон вскорости выйдет, что тем крепостным, которые возжелают по своей воле ехать в колонию, вольная положена. Касается это лишь тех людей, у кого в крепостных более ста душ имеется и не более одной семьи.
— Так это почитай только бояр и коснется.
— Не только, но в основном.
— Предлагаешь Добролюба спровадить в Новый Свет? Не выйдет. Я ведь сказывал, что дочка у него обнаружилась. Грудничковая она, куда ей дорогу осилить. Коли силком выдворим его да с ней несчастье приключится… Беда будет. Тогда уж лучше слово нарушить и лишить его живота. Ему без разницы, кого резать, а мстить он станет люто, про то вы ведаете.
— Да. Об этом я и не подумал.
— Мысль твоя верная, сынок, — вновь подал голос Радмир, — но тут еще подумать нужно, время есть. Посылай гонца за скоморохом.
Опять Звонград. Интересно, зачем он понадобился воеводе? Не иначе как станет пытать насчет изобретений. Слишком много всего непонятного случилось в последнюю кампанию, не могло это пройти незамеченным. Градимир пытался вызнать хоть что-то, да так и ушел несолоно хлебавши. Но версия Виктора была шита белыми нитками, без труда можно определить, что он что-то недоговаривает, а потому вряд воевода удовлетворится полученной информацией.
В предпринятом Градимиром походе десяток Виктора участвовал без своего атамана: все же знатно ему прилетело в голову, едва на тот свет не спровадили. Однако, несмотря на отсутствие начальника, парни оказались на высоте. Из Звана получился достойный командир, который сумел провести ватагу через бои без потерь. Именно благодаря их стараниям, а также стараниям десятка Горазда были обезврежены разъезды противника, которые могли обнаружить передвижения брячеславцев в тылу армии гульдов. Именно их стараниями и умениями был обеспечен скрытный подход полков своевольного воеводы. Как при этом Горазд умудрился не засветить своих ребят, понять сложно, но ему это удалось, и сегодня они уже обладали каким-никаким боевым опытом.
Виктор же все это время провалялся в постели. Даже сейчас, по прошествии полутора месяцев, голова внезапно начинала кружиться и подскакивало давление. Бабушка снабдила его настойками да травами, кои следовало заваривать, и было этих лекарств столько, что пить приходилось чуть ли не через каждый час. Сотрясение головного мозга — вообще штука неприятная и может повлечь самые непредсказуемые последствия. У Виктора были кое-какие сомнения насчет возможностей местной лекарки, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Больше всего Волков боялся оказаться немощным инвалидом. Этот страх в нем сидел настолько сильно, что, несмотря на сомнения, он выполнял все назначения старухи с такой точностью, словно это был воинский распорядок, даже в пути.
По рекомендации бабки Любавы Градимир услал болезного на постоялый двор, где о нем могли проявить заботу и обеспечить ему уход. Виктор даже зубами проскрежетал от злости, когда узнал, что Орехины и Сохатовы самовольно вернулись на подворье. Рано, слишком рано. Все складывается таким образом, что явно придется смазать пятки салом, а они опять выставлялись напоказ. Тут еще и Градимир отчего-то не пожелал отдавать дочурку. Пока Виктор приходил в себя, он услал Смеяну в Звонград, благо Ратибор уже окреп, а с ними отправил и Неждану. По сути, именно по этой причине Волков безропотно ехал в вотчину Смолиных, хотя и подозревал, что поездка может оказаться опасной. Ну не верил он в благородство и тому подобное бла-бла-бла! Уж больно часто его припирали к стенке и брали за глотку.
К подворью Смолиных он подкатил, как барин, сидя в легком экипаже на мягком ходу, которым правил Кот. Можно было и верхом, но бабушка строго-настрого запретила. Она не одобряла и эту поездку, но тут уж ничего не поделаешь — воля полкового воеводы. Так что Виктор совершал это путешествие в неспешном порядке, устроенный со всеми удобствами и обложенный мягкими подушками.
