Юрий Погуляй - Компас черного капитана
В один из вечеров, когда Фарри вернулся с очередной неудачной попытки устроиться на работу, я рискнул спуститься вниз, в общий зал таверны "Теплый стан".
Мой приятель отказался идти со мною, сославшись на плохое настроение (он не врал, я чувствовал его разбитость и подавленность), но посоветовал мне не медлить, так как там вот-вот начнется представление.
Заинтригованный, я спустился вниз. И там впервые увидел Лайлу. Такую взрослую, такую очаровательную, божественную Лайлу…
В укутанном сумраком зале стучали кружки, раздавались веселые выкрики. Воздух загустел от смеси алкогольных паров и ароматов блюд, играла музыка. Трое унылого вида бардеров сидели на небольшой площадке, в углу трактира, и наигрывали неподходящую для их хмурых лиц веселую мелодию. Я чувствовал, как тяжело им сидеть вот так, в стороне от слушателей, и изображать фон. В них скрывалась жажда нечто большего.
Это были хорошие люди, зарабатывающие себе на хлеб, как умели. Со своими мечтами и амбициями, с надеждами, что они застряли в этом грязном кабаке не на всю жизнь.
Я почувствовал это сразу. Равно как ощутил веселье и злость, грубость и пьяную доброту собравшихся посетителей. За центральным столом расположилось несколько вооруженных алебардами людей в белых одеждах. Их оружие стояло рядом, образовав тощего и высокого ежа. Отделанные мехом шлема покоились на столе, и они с отчаянной решимостью напивались, подтрунивая друг на другом.
Все это я впитал в несколько секунд, а затем глотком свежего воздуха почуял Ее.
Лайлу…
Она сидела за спинами бардеров. Девушка с волнистыми черными волосами, спадающими на изящные плечи. В ней было столько грации, столько изящества, что я задохнулся от возмущения - как же такую девушку занесло в такое мерзкое место. Глаза ее закрывала черная повязка, лишь подчеркивая таинственную красоту певицы. Сколько ей было лет? Мне показалось, что она немногим старше двадцати.
Бардеры наигрывали мелодию, гоготали алебардисты, пьяно хохотали из дальнего угла люди в грязных одеждах. А у самой стойки на высоком табурете сидел Эльм. И взгляд его: плотоядный, хищный, и при этом невероятно восторженный, не отрывался от утонченного лица Лайлы.
Когда она запела - трактир умолк. Кто-то шикнул на смеющегося пьяницу, и тот послушно притих, впуская в темный зал частичку света.
Под аккомпанемент бардеров Лайла нежным голосом пела о том, как во льдах заблудился славный юноша, и как ждала его возлюбленная, день за днем сидя у теплой печи и ожидая шагов вернувшегося жениха. Месяц за месяцем. Год за годом.
Она пела о том, как к сокрушенной бедой девушке ходили свататься знатные купцы и ловкие охотники, смелые воины и мудрые старцы. Но она все ждала его, пропавшего в холодной пустыне человека.
Лайла пела о том, как старела девушка, как страдала. Как вся ее жизнь прошла в ожидании встречи и наконец, спустя многие годы, юноша вернулся. Вернулся среди ночи. Белый, как снег, и холодный как вековой лед.
И героиня сразу поняла, что перед ней уже не тот человек, которого она любила. Она сразу поняла, что душа ее возлюбленного принадлежит злому Черному Капитану, и тот обратил юношу в ледовую гончую, а затем прислал сватом.
Проклятье, когда пересказываешь текст той чудесной песни - чувствуешь себя ледовым медведем, расхаживающим по хрустальным драгоценностям Берега… Это нужно было слушать. Впитывать в себя то, как ее голос поднимался, вселяя надежду на возвращение ее возлюбленного, и падал в пучину мрака и отчаянья. Как он дрожал, передавая слова Черного Капитана, и как кричала девушка, убегающая в ледяную пустыню, чтобы стать такой же, как и вернувшийся спустя годы юноша, которого так и не разлюбило страдающее сердце.
Когда песня закончилась, я еще несколько минут не мог оторвать взгляда от лица Лайлы. И только потом отметил, что не только я жадно слежу за каждым ее жестом.
Эльм тоже не сводил с нее глаз. Но от его мыслей мне стало душно и противно. Мне захотелось пройти сквозь всю таверну и от всей души ударить силача по лицу. Я не знал, о чем он думал, но это было так противно… так мерзко… Особенно после столь печальной и красивой истории, спетой Лайлой.
Бардеры сменили ритм и стали топать ногами, управляя настроением притихших посетителей. Один из них завел озорную и веселую песню о рыбаке, поймавшем Темного Бога. Ее я уже не слушал. Лайла отступила прочь, исчезнув за бурой портьерой, и трактир вновь ожил. Гогот, звон, выкрики - все вернулось.
И тогда я, наконец-то, спустился с лестницы в общий зал, стараясь держаться у стены, так как все еще не до конца доверял своим ногам. Эльм заметил меня, я знаю, но не подал виду. Он то и дело бросал взгляды на портьеру, за которой скрылась Лайла, и при этом внимательно оглядывал зал, выискивая тех, кто может нарушить отдых остальным постояльцам.
У дверей торчал еще один вышибала, и на Эльма он смотрел с затаенной яростью.
Чувства окружающих людей звенели в моем сердце, гудели в голове. Постояв немного у лестницы, я все-таки вернулся назад, в комнату. Приняв два решения. Завтра я пойду искать себе работу. И завтра, в то же время, вернусь в трактир, в надежде еще раз услышать голос Лайлы, еще раз увидеть ее и еще раз почувствовать столь прекрасную душу.
Добравшись до комнаты, я вошел внутрь, отметив, что Фарри лежит на своем лежаке, закинув руки за голову, и злится на себя.
Тревожить его еще больше я не хотел, и потому в молчании прошел к своему топчану, лег и закрыл глаза, еще раз представив сказочную певицу. Странное чувство охватило меня всего. Невероятное, и незнакомое тогда еще томление тела.
Мне стало стыдно и страшно за эти чувства.
Но уснул я быстро.
Глава тринадцатая. "Снежная Шапка - Трущобы. Конец дружбы"
Легкий снег оседал на дощатое крыльцо таверны, чем вызывал ворчание пожилого служителя. Мужчина преклонных лет старательно сметал белую порошу прочь, на дорожку, но лишь для того чтобы дать место следующей порции даров Светлого Бога.
- Я даже не знаю, куда идти, - честно признался мне Фарри. Он стоял рядом, нахмурившись. - У меня есть клочок карты, в которой я зачеркиваю места, откуда меня уже прогнали. Там не осталось свободного места. В Трущобах мне не везет, а больше и искать-то негде.
Я не ответил, впитывая в себя Снежную Шапку. Воздух здесь был совсем не такой, как у нас в Кассин-Онге. В нем смешалось больше примесей цивилизации. Даже до сюда доносились запахи из коптилен, раскинувшихся в паре кварталов к югу от трактира "Теплый стан". Им вторила вонь из мастерских дубильщиков. Одновременно с этим едва пахло жареным мясом из лавки, холмом потемневшего снега приютившейся между двух общинных домов, напротив таверны, по ту сторону широкого канала.
Ароматы перемешивались и кружили голову. Над снежным городком расползались едва видные клочки пара, а по обледенелому каналу, разделяющему нас и лавку, ползли тарахтящие тягачи да небольшие однопалубные лайары. Дорога кораблей проходила ярдах в десяти ниже оградительного парапета, которым заканчивалась обочина пешей тропы.
Не сговариваясь, мы пересекли дорожку и остановились у ограждения. Я облокотился, наблюдая за тем как внизу по льду едут дымящие частные корабли местной знати и небольшие товаровозы.. Соседний с Трущобами район назывался Торговым. Оттуда тоже шли пути в пустыню, но как рассказал мне Фарри - здесь, в чадящей мешанине жилых домов бедного района и его отделочных корпусов, пошлины на въезд были пониже.
Так что капитаны победнее стремились попасть в Торговый район именно через Трущобы. Конечно, могучие продавцы древесины, с далекого Берега, как и купцы, промышляющие поставками железного леса, пользовались караванной дорогой соседнего района. Здесь же выживали те, у кого на продажу есть сотня-другая шкур, да несколько корзин рыбы.
Зимний город пожирал все.
- Может быть, пойдем на рынок? - наконец, сказал я. Фарри молча топтался рядом, надвинув на глаза капюшон, и смотрел, как снег падает в ледоходный канал. Вдоль ограждения шла направляющая веревка. Сложная система узлов и развилок обеспечивала жителям Трущоб шанс добраться до дома, если начнется буря.
Сам трактир, в котором мы оказались постояльцами, выглядел довольно неплохо, и выгодно отличался от домов-сугробов, облепивших его со всех сторон. Сделанный из камня, с деревянными ставнями и крыльцом. Расточительная роскошь, приходящая в упадок. Снег с крыши давно не сбрасывали. Левый поручень, на который я некстати оперся, когда спускался с крыльца, покачивался.
Мне показалось, но здесь было теплее, чем у нас в деревушке.
- На рынке народу толчется много. А работа всем нужна. Весть о проломе разлетелась быстрее снаряда пущенного из дальнобоя. Из всех южных деревень в город идут. И все ждут, когда зимующие капитаны начнут набирать команды. - Поделился новостями Фарри.
