Дэн Абнетт - Возвышение Хоруса
– Значит, и в этом деле есть своя светлая сторона, – сказал Випус, – Мы пролили их кровь, но мы же и несем свет истины своим заблудшим братьям.
Локен кивнул.
– И все же мне их жаль, – сказал он. – Должно быть, они перепугались до смерти.
– Испугались нас?
– Да, конечно, но я не это хотел сказать. Они боялись распространяемой нами истины. Мы пытаемся объяснить им, что во всей Галактике нет других сил, кроме света, гравитации и человеческой мысли. Неудивительно, что они так цеплялись за своих богов и духов. Мы ломаем все опоры их невежества. Но до нашего прихода они чувствовали себя в безопасности. В безопасности под покровительством богов, которым они поклонялись. Они были уверены, что и после смерти будут в безопасности, только в ином мире. Они считали себя бессмертными вне физической оболочки.
– А теперь они повстречались с настоящими бессмертными, – усмехнулся Випус. – Им выпал трудный урок, но после него будет намного легче.
Локен пожал плечами.
– Может быть, я преувеличиваю, но мне их жаль. Они чувствовали себя спокойно со своими тайнами, а мы пришли и лишили их этого спокойствия. А взамен предлагаем им тяжелую и неумолимую реальность, в которой их жизни так коротки и впереди нет никакой высокой цели.
– Раз уж вспомнили про высокие цели, – подхватил Випус, – тебе стоит послать донесение на флотилию и доложить о проделанной работе. Итераторы уже вызывали нас. Они спрашивали разрешения доставить сюда наблюдателей.
– Передай, пусть привозят. А я сигнализирую на флот и сообщу им хорошие новости.
Випус повернулся, чтобы уйти, но остановился.
– По крайней мере, этот голос, наконец, умолк, – сказал он.
Локен кивнул. Самус прекратил свои излияния спустя полчаса после начала атаки, однако космодесантники не обнаружили в крепости никаких передающих устройств или систем связи.
В наушниках Локена раздался сигнал.
– Капитан?
– Джубал? Говори.
– Капитан, я…
– Что? Что – ты? Повтори, Джубал.
– Простите, капитан. Необходимо, чтобы вы это увидели. То есть… Я бы хотел, чтобы вы посмотрели на это. Это Самус.
– Что? Джубал, где ты находишься?
– Вы отыщете меня по локатору. Я кое-что обнаружил. Я… да, я что-то нашел. Самус. Это означает конец и смерть.
– Джубал, что ты нашел?
– Я… капитан, я… Здесь Самус.
Локен оставил Випуса руководить зачисткой местности, а сам в сопровождении Седьмого отделения спустился в подземелье. Он шел по направлению стрелки локатора, настроенного на сигнал Джубала. Седьмым отделением, тактической группой с Брейкспура, командовал сержант Удон, один из самых надежных офицеров роты.
Локатор привел их глубоко вниз, к основанию массивного каменного колодца в самой толще горы. Проход к нему преграждали металлические ворота, но они сильно проржавели, и космодесантники без труда одолели преграду. Туннель закончился в узкой сырой пещере, образовавшейся вследствие трещины, расколовшей основной массив. Глубокая расщелина уходила дальше вниз, и за ее краем невозможно было ничего рассмотреть, кроме непроницаемой тьмы. Несколько старых каменных ступеней вело в бездну; талая вода, сверкая, стекала по темным стенам пещеры.
В невидимых отдушинах и щелях завывал ветер.
На краю расщелины в одиночестве стоял Ксавье Джубал. Локен на мгновение задумался о судьбе остальных воинов Хеллебора и вместе с солдатами Седьмого отделения зашагал навстречу Джубалу.
– Ксавье? – окликнул он сержанта.
Джубал оглянулся.
– Капитан? – отозвался он. – Я нашел кое-что интересное.
– Что?
– Видите? Видите эти слова?
Локен посмотрел в ту сторону, куда указывал Джубал. Все, что он видел, только струи воды, стекающие по неровным стенам пещеры.
– Ничего не вижу. Какие слова?
– Они там, там!
– Я вижу только воду, – сказал Локен. – Падающую сверху воду.
– Вот именно! Они написаны на воде! На стекающей воде! То появляются, то пропадают. То появляются, то пропадают. Видите? Слова появляются и утекают с водой, но потом снова возвращаются.
– Ксавье? С тобой все в порядке? Мне кажется…
– Посмотри, Гарвель! Посмотри на слова! Неужели ты не слышишь, как вода разговаривает?
– Разговаривает?
– Дрип-дрип-дроп. Одно имя Самус. Это единственное имя, которое ты услышишь.
– Самус?
– Самус. Оно означает конец и смерть. Я…
Локен оглянулся на Удона и его людей.
– Задержите его, – тихо произнес он.
Удон кивнул. Он и еще четверо воинов подняли болтеры и шагнули вперед.
– Что вы делаете? – рассмеялся Джубал. – Неужели вы мне угрожаете? Ради Терры, Гарвель, неужели ты не видишь? Самус везде вокруг вас!
– Где отделение Хеллебора, Ксавье? – резко спросил Локен. – Где все твои солдаты?
Джубал пожал плечами.
– Они тоже ничего не видели, – сказал он и перевел взгляд на кромку обрыва. – Наверно, они были неспособны видеть. А для меня все так ясно. Самус – это человек внутри тебя.
– Удон, – произнес Локен и кивнул.
Удон шагнул к Джубалу.
– Пойдем, брат, – ласково сказал он.
Болтер Джубала внезапно рванулся вверх. Безо всякого предупреждения раздались выстрелы, и заряд угодил в лицо Удону. Осколки черепа, мозги и обломки взорвавшегося шлема разлетелись в стороны. Удон упал навзничь. Двое его солдат шагнули вперед, но болтер снова взревел выстрелами. В нагрудной броне появились пробоины, и оба солдата упали на спину.
Визор Джубала повернулся в сторону Локена.
– Я – Самус, – хихикая, сказал он. – Оглянись! Самус повсюду.
9
За два дня до атаки на крепость в Шепчущих Вершинах Локен согласился еще раз встретиться с Мерсади Олитон. Со времени его избрания в Морниваль это была его третья беседа с летописцем, и за этот период времени его отношение к ней значительно изменилось. Несмотря на то, что этот вопрос в разговорах никогда не затрагивался, Мерсади показалось, что Локен избрал ее на роль своего личного мемуариста. В ночь своего избрания он говорил, что мог бы поделиться с ней своими воспоминаниями, однако Мерсади искренне, хотя и тайком, удивлялась его старанию выполнить обещанное. Она записала уже почти шесть часов его воспоминаний – оценки прошлых сражений и различных тактик, описания особо важных военных операций, отзывы о различных типах оружия, восхваления благородных поступков и славных подвигов его товарищей. В промежутках между беседами Мерсади уединялась в своей комнате и перерабатывала полученный материал в основу для длинного и связного отчета. В будущем она надеялась получить подробное повествование об экспедиции и более полное описание Великого Похода, поскольку до участия в Шестьдесят третьей Локен был свидетелем и других предприятий. Но, по правде говоря, общий объем собранных ею сведений был огромным; недоставало только одного – сведений о самом Локене. В последней беседе она уже не в первый раз попыталась вытянуть из него хоть какие-то сведения личного характера.
– Насколько я понимаю, – сказала Мерсади, – в вас нет ничего похожего на то, что мы, простые смертные, называем страхом.
Локен молча нахмурился. В этот момент он занимался полировкой одной из пластин своих доспехов. В компании летописца это занятие, казалось, было его любимым делом. Каждый раз, когда он приглашал ее в свою личную комнату, то тщательно отшлифовывал каждую пядь своих доспехов и говорил, а Мерсади слушала. Запах полировальной пасты в представлении Мерсади теперь навсегда был связан со звуком голоса Локена и его рассказами. А их у него в запасе было больше сотни.
– Интересный вопрос, – сказал он.
– А насколько интересным будет ответ?
Локен слегка пожал плечами.
– Астартес не подвержены страху. Для нас это непостижимо.
– Это следствие специальной тренировки? – настаивала Мерсади.
– Нет, мы воспитываем в себе самодисциплину. Чувство страха просто не заложено в нас. Мы невосприимчивы к его воздействию.
Мерсади сделала мысленную заметку в памяти, чтобы позже изучить этот вопрос подробнее. Ей казалось, что она способна приподнять завесу таинственности, окружавшей Астартес. Способность не поддаваться страху была присуща каждому герою, но в самом отсутствии такого чувства не было ничего героического. И еще она сомневалась в возможности удалить одну из основных эмоций из человеческого, по существу, мозга. Разве это не невосполнимая потеря? Или остальные чувства смогут ее возместить? Можно ли полностью избавиться от одного чувства страха, или такое усекновение нарушает целостность других ощущений? Такое толкование может отчасти объяснить тот факт, что Астартес много говорит обо всем, кроме своей личности.
– Что ж, давай продолжим, – сказала она. – Во время последней нашей встречи ты обещал рассказать о войне против смотрителей. Это случилось около двадцати лет назад, не так ли?
