Сергей Палий - Санкция на жизнь
Возле шахт несколько охранников в скафандрах возились с контрольным пультом управления лифтами. Их прикрывали двое спецназовцев в тяжелой броне и с автоматическими карабинами наперевес.
— Сейчас дыхалово отключат, — тихонько бросил Стас через плечо. — А кроме как через шахты, нам к «первакам» никак не попасть… Твою мать! Не успели…
— Донт ссать, мурзик! — обнадеживающе хлопнул его по спине Поребрик и дюже стремительно для своих габаритов скользнул вперед.
Не успел Нужный помолиться за тупоголового напарника, как тот оказался возле спецназовцев и приложил одного из них здоровенным булыжником по шлему. Вреда от этого идиотского пассажа было чуть, но должный эффект был достигнут: второй боец рефлекторно пальнул в Поребрика. И… совершил главную ошибку в своей жизни: недооценил скорость неуклюжего на вид антисоца…
Поребрик молниеносно ушел с линии атаки, умудрившись швырнуть под пули слегка оглушенного первого спецназовца. Бедолагу снесло очередью, словно былинку, и так приложило о несущие металлоконструкции одного из лифтов, что никакая броня не смогла спасти его от мгновенной потери сознания.
Тем временем Поребрик уже вышиб карабин из рук второго бойца, обалдевшего от подобной наглости, и отправил его в медленный, но не обещающий ничего хорошего полет в открытый зев соседней шахты.
Стас, видя, что теперь перевес на их стороне, рванул на помощь. Он, стараясь не взлетать слишком высоко, проскакал полтора десятка метров и с ходу врезался неуправляемым болидом в кучу охранников, колдовавших возле контрольного пульта. Двое из них отлетели к громоздкому генератору, а третий увернулся и завозился с застежкой кобуры на ремне скафандра.
— Иногда на морозе меч примерзает к ножнам, шкварка! — сумничал Поребрик, отправляя нерадивого молодчика в глубочайший нокаут.
— Лифт пошел! — крикнул Стас, наставляя ствол подхваченного карабина на охранников. — Живо стягивайте скафы, фраерки! Поребрик, этого тоже раздень – нам для Уиндела запасная раковина нужна!
Два раза повторять не потребовалось. Громила содрал с поверженного противника скафандр чуть ли не вместе с кожей и оглянулся на Нужного.
— Чего таращишься, груда мозга? Надевай скорей!
— Да это ж не мой фасончик! — оскалился тот, скидывая громоздкие магнитные ботинки и натягивая нижнюю часть скафа на ляжки. — И размер неподходящий – мне даже на член не налезет!
Стас обломал штырек микрофона, чтобы никто посторонний не слушал их разговоров, и захлопнул шлем. Прокричал через стекло:
— Поребрик, ты где так прыгать резво научился?
— С питерской братвой знавался! — проорал тот в ответ. — Санкциров-копов местных травили по заказу! Или ты думал, я сюда за чужую жинку-внеочередницу залетел?
Стас хмыкнул и повернулся к раздетым охранникам. Повертел пальцем у виска. В шлеме этот жест выглядел довольно комично… Те непонимающе уставились на него.
— Хрен ли моргалы вылупили? Канайте отсюда, сейчас воздух отрубят!
— Хватит с этими курвами возиться! — Поребрик заглянул в кабину подошедшего лифта и удовлетворенно кивнул. — Погнали! Оп! Оп!
Генератор взвыл с новой силой…
На нижнем ярусе, где бунтовщики из первой палаты начали мятеж, царил разгром. Здесь повсюду валялись части мертвых вертухаев вперемешку с обугленными телами антисоцов. Лишь редкие уцелевшие галогенки подсвечивали страшную картину.
Видимо, газовый карман, ставший причиной взрыва, образовался именно в этом месте.
— Ни фига себе! — мотнул головой Поребрик, осматривая бойню. — А я думал – это нам не повезло…
— Хватит звенеть! Ищи ученого, и смываемся отсюда!
— Как он выглядит-то… ученый твой?
— Долго объяснять… Если увидишь кого живого – зови меня.
— Да тут мертвыми в пятнашки можно играть… а уж живых…
— Хорош тоску нагонять – без тебя тошно! Не приведи вакуум с тобой на острове необитаемом оказаться… С ума ведь сведешь за полчаса своим беззаботным пессимизмом!
Стас извлек из груды мерзлой породы забрызганный кровью фонарик и пощелкал выключателем.
— Черт, не работает… Ладно, будем так шарить. Будь ты проклят, «Харон-зеро»…
— Чего бормочешь? — вскинулся Поребрик, брезгливо отпихивая ботинком чью-то оторванную конечность.
Нужный глянул в его шальные глаза через анизотропное стекло шлема и лишь отрицательно помотал головой.
«Вот ведь увязался чертяка мышценосный…» – подумал он, принимаясь расшвыривать киркой искореженные пластиковые переборки, каменные обломки и битый лед, чтобы пробраться в штольню, где работала первая палата.
Вдох, удар на выдохе. Вдох – удар! И еще раз! И еще…
Осколки летели в стороны и за спину. Они были похожи на крошево прошлой жизни. Жизни – разбитой вдребезги одним неудачным рейсом сквозь горизонт.
«Отпусти меня, Харон… Отпусти, отпусти, отпусти же, сволочь! Не тащи в Аид! Дай санкцию на будущее…»
* * *Человек – самое живучее создание из всех божьих тварей. Даже бактерии и вирусы не чета нашему брату. Даже крысы и тараканы… Венец эволюции чрезвычайно строптив, когда дело касается его собственной шкуры – слишком дешево она стоила раньше, когда холод, голод и пещерный медведь являлись самыми опасными врагами. Теперь же человек торгует своей жизнью по баснословным, астрономическим ценам.
Жаквин Уиндел около десяти минут провалялся возле остановленной конвейерной ленты после взрыва в забое. Концентрация метана в воздухе увеличивалась с каждым мигом. Он дышал мелко и порывисто, в голове помутилось, одна мысль тревожно колотила по вискам: «Лишь бы снова не рвануло от искры, пока не подоспеет помощь…»
Ученый искренне надеялся, что она подоспеет. Даже долгие месяцы, проведенные в лагере, до конца не убили в нем веру в гуманизм.
А напрасно.
Помощи взяться было неоткуда. И все чхать хотели на еще одну никчемную душонку…
Несколько раз Жаквин тщетно пытался дотянуться до кирки, валяющейся в метре от него. Он хотел воспользоваться ею как рычагом, чтобы приподнять тяжелую плиту, придавившую правую ногу. Конечность практически не пострадала, и кости вроде бы остались целы, но вытащить или расстегнуть башмак оказалось невозможно.
Он тянулся рукой с упорством попавшего в капкан зверя, но коченеющие пальцы скребли стылый грунт в каких-то десяти сантиметрах от рукоятки кирки.
Уиндел кричал и звал на помощь до тех пор, пока голосовые связки не отказались подчиняться ему в насыщенной метаном атмосфере штольни. Отчаяние все сильнее стискивало ученого своими невидимыми, но жуткими клещами. Он наконец осознал, что остался совершенно один в этом каменном склепе. Остальные – либо погибли во время взрыва, либо перестреляли друг друга минутой позже. В ушах до сих пор звенели звуки смерти…
— Нелепо-то как… — прошептал Уиндел, рефлекторно дергая намертво застрявшую ногу. Он рассмеялся, чувствуя соленый привкус на губах – то ли слезы текли по лицу, то ли кровь… Вдохнул сладковатый воздух, чувствуя, как сознание мутится, и заорал из последних сил: – Как же все это нелепо! Я ненавижу тебя, Стас Нужный! Господи, холодно-то как… Ты виноват во всем! Слышишь?! Не-на-ви-жу тебя! Слышишь?… Ненавижу…
Рядом загрохотало: обвалилась перегородка, и сквозь облако пыли пробились лучи света, похожие на цветок с тонкими бледными лепестками.
Темный силуэт мелькнул на фоне груды мусора – кто-то расшвыривал пинками труху.
Жаквин, борясь с подступающей тошнотой и ознобом, напряг слух и зрение, как мог…
Глухой басовитый голос донесся из сферы шлема скафандра:
— Слышь, Стреко… тьфу ты! Стас, слышь? Тебя тут проклинает кто-то. Задушевно так, самозабвенно.
Второй силуэт показался из-за подсвеченной кромки завала.
— Уиндел! Вы слышите меня? — Голос Нужного тоже звучал приглушенно. — Жаквин, отзовитесь! Вы где?
— Я ненавижу тебя, Нужный… — прошептал ученый, глядя затухающим взором на свое запястье. На «смертельном обруче» замерцал огонек активации. — Зачем ты пришел?… Я не хочу, чтобы ты спасал меня… Не хочу видеть… видеть…
Уиндел почувствовал, как ноге вдруг стало легче. Сил на то, чтобы открыть глаза, уже не оставалось… Кто-то подхватил его под руки и сунул в нос трубку с противным запахом… Кислород обжег глотку и бронхи живительной морозной струей…
Его принялись облачать в скафандр, который был явно больше на пару размеров.
Хлопок по щеке.
Неприятно…
Хочется заснуть…
Снова мерзкая ладонь бьет по лицу…
На уши давит надтреснутая тишина. Становится легче. Разум на миг проясняется, и будущее мелькает перед ним феерией счастливых лиц и россыпью огней…
Вновь удар по щеке. Сильный и обидный…
На грани слышимости раздается голос:
