Роман Злотников - Грон. Трилогия
Эсмерея стояла рядом с Гроном, вцепившись в его широкую ладонь. О боги, как она хотела оказаться сейчас как можно дальше отсюда. Последняя четверть была временем сплошного счастья. Грон… Он был чудом, да что там говорить о ней, если даже ее горгосцы, люди изначально питавшие к Грону лютую ненависть, поддались его внутренней силе и вот уже пять дней бросались исполнять любое его поручение с таким жаром и рвением, с какими свора собак бросается на обессилевшего волка. Эсмерея вспомнила, как она удивилась, впервые услышав, как Сбагр преданно проревел: «Мы готовы к выступлению, Командор!» В тот момент она поняла, что окончательно потеряла своих горгосцев, но, к ее удивлению, это ее почти не взволновало. Потому что к тому моменту рядом с ней был МУЖЧИНА. О Творец, она впервые почувствовала, как это… изумительно, когда рядом с тобой не самец, а именно мужчина, человек, который оказался рядом не потому, что его сжигает похоть, или страх, или жадность, или стремление к выгоде, а ради того, чтобы защитить тебя от всех бед и угроз этого мира, подставить свою грудь под стрелы, летящие в тебя, оградить тебя от опасности кольцом своих рук… да только этот мужчина не принадлежал ей одной. Нет, дело было не в том, что где-то там, далеко, у него была жена и дети, в конце концов, они были далеко, а он здесь, рядом с ней. Нет, дело было совершенно не в этом. Дело было в том, что он подставлял свою широкую грудь под все беды и тревоги целого мира…
Все началось на второй день. Вернее, все ЭТО началось гораздо раньше, с того самого взгляда на арене Кира. Но то чувство, которое она испытывала к Изме… к Грону, можно было назвать азартом охотницы и похотью. Еще никогда ей не попадался такой сильный самец, и ей очень хотелось почувствовать его силу, посмотреть, насколько она соответствует тому, что о нем говорили, сломать его, подчинить себе, еще раз доказать всем и в первую очередь себе самой, что нет в Ооконе самца, которого она не смогла бы подчинить…
Первую ночь он провел снаружи. Полночи она ворочалась на импровизированном ложе из пучков травы, кипы солдатских плащей и двух женских накидок, с трудом удерживаясь, чтобы не послать за Измененным, и втайне надеясь, что он придет сам, хотя было понятно, что это абсолютно невозможно.
Следующий день он молча шел рядом с ней, пару раз поддержав ее за руку, когда она едва не упала, но не делая ничего, что можно было бы истолковать как некий знак имеющегося влечения. Поэтому вечером, как только поставили ее шатер, она тут же послала солдата за Измененным. Он пришел через полчаса, наверное, опять о чем-то беседовал со Сбагром. Впрочем, это было даже хорошо. Она успела как следует подготовиться. Конечно, большая часть ее вещей осталась в Черном доме, но фиал с шариками супремы был всегда с ней. Как мужчина старается никогда не расставаться с самым смертоносным из своего оружия, так и она не могла себе позволить по тем или иным причинам потерять самое… смертоносное из своего. Так что когда Измененный откинул полог палатки, она уже была совершенно готова. Грон шагнул внутрь и остановился. Женщина лежала на ложе. По ноздрям ударил резкий запах — мускус с оттенками пачулей, подогретого вина и еще чего-то еле уловимого, но сильно бьющего по обонянию. Он усмехнулся про себя. Этому миру было далеко до изощренности запахов, присущей его старому миру. Люди начинают заниматься такими глупостями, лишь когда у них высвобождается достаточно времени от процесса добывания пиши. А этот мир удерживался на слишком примитивной стадии развития, чтобы здесь могли выжить в значительном количестве люди, занимающиеся такого рода деятельностью. Так что для изощренного носа Грона эти запахи были слишком примитивны, чтобы оказать на него сколь-нибудь заметное действие. Попытка этой девочки сразу же перенести схватку на поле, на котором она считала себя профессионалкой, выглядела несколько… забавной. Грон присел у самого порога:
— Вы желали меня видеть, Госпожа?
— Да, Измененный.
Ого, да ее действительно неплохо учили. Во всяком случае, голос у нее поставлен.
— Я пришел и готов услужить вам…
Эсмерея нахмурилась. Голос Измененного был спокоен и даже дружелюбен, но она не чувствовала в нем никакого желания. Неужели супрема на него не действует? Но этого не может быть. Ну что ж, придется немного изменить план.
— Сядь поближе. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своем мире.
Измененный послушно пододвинулся:
— Это не очень-то хороший мир, но в нем люди получили шанс сами устраивать свою судьбу. Поэтому наделали много ошибок, сумев совершить и много хорошего. В моем мире люди умеют летать… Нет, не сами, — поправился он, заметив ее изумление, — а с помощью разных устройств, которые мы придумали. Одни из них позволяют нам за один час пересечь расстояния, равные тому, что занимает вся Оокона. Другие созданы для того, чтобы просто радовать сердце, нырять в облака, купаться в восходящих потоках, обозревать землю с высоты птичьего полета. У нас есть корабли размером с акрополь Ллира, некоторые из них военные, они несут оружие, которое может уничтожать страны и города, другие перевозят товары и людей, а еще есть корабли, на которых люди радуются жизни. Они наполнены светом, музыкой, там круглые сутки танцуют и веселятся люди, там на разных палубах устроены бассейны с водой, подсвеченной разноцветными огнями, и любой, кто заплатит за то, чтобы поплыть на нем, может это сделать. И этих кораблей много, гораздо больше, чем военных, и ненамного меньше, чем торговых. У нас люди умеют строить дома высотой в сто этажей, разбивать парки на их крышах, устраивать бассейны и рестораны. Наши города залиты светом…
Эсмерея слушала его, забыв обо всем. Этот Измененный, он говорил так, как будто она сама была там, в его мире, сама взлетала к облакам, сама ныряла в воду, расцвеченную всеми цветами радуги, пила терпкое вино, с беззаботным визгом неслась с водяной горки…
— …и все это оттого, что у нас было немного больше времени. Может быть, всего три или четыре Эпохи прошло после тех дней, когда мы жили так же, как вы. Но у нас не было Катаклизма.
Эсмерея очнулась:
— Так вот почему ты мне все это рассказываешь? Измененный усмехнулся:
— Глупая, ты хочешь понять, почему я так упорно бьюсь с Орденом? Вот именно поэтому. Я просто ЗНАЮ, как могут жить люди, если им не мешать, чего могут достичь и на чем споткнуться. Да, эта жизнь не будет раем, но, можешь мне поверить, человек достоин того, чтобы вырваться из этой грязи и перестать быть культурой бактерий на чьем-то предметном стекле. — Он резко оборвал речь и скрипнул зубами.
