Роман Глушков - Охота
И вернулась. Только не в 2013, а годом позже. И не ребенком, а взрослой двадцативосьмилетней женщиной, которая успела обзавестись мужем и двумя дочерьми. Для Кальтера, с момента их расставания, миновал всего год, а для Веры в ее реальности пролетело целых пятнадцать лет, прежде чем она получила шанс сдержать свою клятву. Ради чего ей даже пришлось выучиться в Институте Темпоральных Исследований, остаться там работать и, воспользовавшись служебным положением, спасти дядю Костю, который без нее попросту не выжил бы…
Финал этой истории и был отражен в предъявленном Безликому досье. Архаичном, бумажном досье, какие до сих пор создавались в ИТИ в качестве резервных копий. Перестраховка на случай, если вдруг нагрянут суровые времена, когда воспользоваться электронными носителями информации будет невозможно. Здесь, в две тысячи шестнадцатом, подобные папки с бумажными протоколами и фотографиями выглядели еще уместно. Но в конце двадцать второго века они были такой же экзотикой, как голубиная почта – в начале века двадцать первого.
Вся эта «экзотика» хранилась только в засекреченных архивах Института, доступ куда имели немногие. И пока Верданди не объявилась сегодня перед пойманным и закованным в кандалы Безликим, ему и в голову не приходило, что у нее есть пропуск даже в святая святых ИТИ. Хотя, принимая во внимание, как Вера уверенно себя ведет, кажется, Кальтер знает о своей приемной дочери далеко не всю правду…
Протоколы допросов майора Куприянова и Веры Самойловой… Фотографии, которые могли быть сделаны в стенах ИТИ исключительно для служебного пользования… Еще уйма каких-то документов, содержание которых Кальтеру неясно, поскольку они пестрят специфическими научными терминами… Смысла скрывать свою личность больше нет. Даже если кто-то пытался путем шантажа и угроз использовать Веру против Кальтера, этот негодяй знал о нем все. Кроме, пожалуй, подробностей засекреченных ведомственных операций, в каких он участвовал. И о каких не проболтался, когда его допрашивали в Институте после того, как Вера вытащила его из прошлого и медицина будущего поставила его на ноги.
– Что здесь происходит и какое отношение ты имеешь ко всему этому? – заговоривший наконец по-русски Кальтер оторвал взгляд от бумаг и обвел глазами помещение.
– Я должна задать тебе тот же самый вопрос, – ответила Верданди. – Поэтому давай заключим сделку: откровенность за откровенность. Не переживай, никто тебя здесь пытать не будет. Если не желаешь говорить начистоту, можешь объясняться намеками. Пойму, не дура. Так что давай, приоткрывай свои карты, дядя Костя. Потому что в противном случае я сделаю так, что ты крупно подведешь тех людей, на кого подрядился работать.
Кальтер криво ухмыльнулся, снова вспомнив ту наивную девочку с большими синими глазами, которая, рыдая, рассказывала ему о том, как погибли ее мама и папа. В тот день майор Куприянов тоже допрашивал ее. Допрашивал без малейшего сочувствия – настолько гуманно, насколько вообще мог это делать профессиональный ликвидатор, не привыкший оставлять за собой свидетелей. И вот теперь та же самая, только повзрослевшая Вера учиняет ему допрос по всем правилам, пытаясь торговаться и даже угрожать. Что выглядело бы довольно забавно, не будь на самом деле все так серьезно.
– Помнишь, тебя удивило, как быстро сдались ваши чиновники, которые запрещали мне остаться в твоем времени и настаивали на моей репатриации назад, в две тысячи тринадцатый? – спросил Кальтер. Вера кивнула. – Думаешь, они отступились и отказались от всех претензий только потому, что их до глубины души растрогала твоя история? Или из-за того, что ты пообещала обнародовать ее через СМИ и эти типы испугались, что туристы начнут привозить с собой из тайм-вояжей нуждающихся в помощи эмигрантов?
– Конечно, нет, дядя Костя, я же не настолько наивна. Думаю, ты пообещал им раскрыть какие-то секреты, до которых наши историки сроду не докопались бы, – предположила Верданди. – Правильно?
– Те секреты, Вера, в ваше время давным-давно быльем поросли. И ценности в них почти никакой. Ведь я был обычной пешкой и не участвовал даже в мало-мальски важных исторических событиях. Все гораздо прозаичней. Мне выписали вид на жительство после того, как я заключил договор, что окажу кое-кому помощь, как только в этом возникнет необходимость. Я слишком хороший специалист своего дела, чтобы на мои таланты иссяк спрос. Даже в ваш прогрессивный век. И я полностью согласен с тем, что за возможность жить в вашем мире мне придется дорого заплатить. Полагаю, это вполне справедливо. А вот это, – он подергал пристегнутой наручником к столу рукой, – а вот это – большая ошибка, потому что я и ИТИ наверняка воюем на одной стороне, разве не так?
– Понятия не имею, – пожала плечами Вера. – Меня взяли на работу в отдел Контроля Временного Континуума сразу после того, как ты попал к нам. Не могли не взять, поскольку у них был небольшой выбор: или с треском выгнать меня за мою выходку, или восхититься той кропотливой работой, какую я проделала, чтобы вытащить тебя из прошлого, и назначить меня на новую должность. Такую, где от моих смекалки и упорства будет куда больше пользы. Ну а поскольку в ИТИ работают одни прагматики, сам догадайся, как поступили они со мной. В общем, спасибо тебе, дядя Костя, за мое карьерное повышение, которое ты, сам того не желая, мне устроил…
– Стало быть, КВК – секретный отдел, раз ты скрывала от меня, куда тебя перевели?
– КВК – это главное подразделение службы безопасности Института. У нас есть доступ ко всем без исключения документам. Но вот в чем проблема – я ни разу не встречала упоминания о нашем внештатном сотруднике по имени Константин Куприянов. Поэтому ты и сидишь передо мной в наручниках. А мне остается лишь гадать, на кого ты в действительности работаешь.
– А разве то, каким образом я угодил в ваши кандалы, не дает ответ на эту загадку?
– Представь себе, нет. Час назад у стен нашей базы погремел взрыв. А когда мои оперативники выбежали проверить, что стряслось, то обнаружили тебя, лежащего без сознания неподалеку от взрывной воронки. К счастью, на тебе не было ни царапины. Сначала мы решили, будто ты – обычный мародер, что пытался пробить себе вход в это здание и был случайно оглушен собственной взрывчаткой. Но когда у тебя вдруг обнаружили протез, сделанный в две тысячи сто девяносто пятом году, стало ясно: здесь что-то нечисто. Ну а после того, как выяснилось, чей это протез, я, признаться, минут пять пребывала в шоке…
– Всего-навсего пять минут? А ты, гляжу, быстро привыкла к новой должности.
– Стараюсь, дядя Костя. – Вера наградила его скупой и безрадостной улыбкой. – Заметь: я даже не спрашиваю, как много людей ты успел здесь убить. Догадываюсь, что немало и что далеко не все они на самом деле заслуживали смерти.
