Александр Баренберг - Все нормально, падаю! Неравный бой
На самом деле, я был близок к полному отчаянию. Если бы в иллюминатор в полу можно было бы выпрыгнуть – сделал бы это не задумываясь о последствиях! Попасть в плен к нацистам – это же просто сценарий из еще детских кошмаров, мучивших по ночам после просмотра наиболее впечатляющих фильмов о войне! Но тогда, проснувшись утром и собираясь в школу, с облегчением говорил себе, что это только сны, а на самом деле фашистов давно уже уничтожили. Кто же знал, что в далеком уголке Галактики чудом сохранилась эта зараза! И что меня может ожидать теперь?
* * *Чтобы отвлечься от нехороших мыслей, я, перемещаясь по каморке, насколько позволяла длина цепи, стал рассматривать доступные для обзора через иллюминаторы элементы конструкции вражеского дирижабля, сопоставляя это с виденным с земли и в коридорчике, куда пару раз выглядывал, пока мне выносили горшок. В конце концов удалось составить довольно полное представление об этом творении сумрачного тевтонского гения. Фанаты стим-панка наверняка согласились бы отдать свою правую руку за удовольствие его созерцать! Так как воздушный корабль был паровым! Неизвестные немецкие инженеры (интересно все же узнать, кто и как попал сюда в сорок четвертом году) отказались от наполнения построенного по так называемой жесткой схеме баллона легкими газами – водородом и гелием, как завещал папа германского дирижаблестроения граф фон Цеппелин, и вернулись к малоэффективному, зато простому и надежному способу создания подъемной силы – с помощью градиента температур. Проще говоря – за счет нагрева воздуха в баллоне и соответственно уменьшения его плотности, как в первых монгольфьерах. Но в более плотной атмосфере планетки это, видимо, давало больший эффект, да и низкая сила тяжести позволяла взять на борт громоздкую паровую машину.
Однако пускать дым прямо внутрь баллона, уменьшая агрессивной сажей его ресурс, немцы не стали, пустив закрученный спиралью медный змеевик, смахивавший на деталь огромного самогонного аппарата, от котла через весь внутренний объем аж до самого верха, где отдавший тепло воздуху внутри дирижабля дым выходил наконец в атмосферу. Подозреваю, что чистка этой трубы являлась самым страшным дисциплинарным наказанием для провинившихся членов экипажа корабля.
Одновременно паровая машина (а скорее всего – несколько, на что намекали размеры дирижабля) служила и двигателем, приводя в движение два огромных двухлопастных пропеллера, установленных на фермах из стальных труб по бокам аппарата. Вращались они медленно, но на моих глазах молодой и глупый еще, видимо, птеродактиль, подлетевший слишком близко к дирижаблю, получил лопастью винта по тупой башке, после чего камнем свалился вниз. Неустанно работая день и ночь, попыхивающая черным дымком двигательная установка сообщала дирижаблю поступательную скорость примерно в пятнадцать-двадцать километров в час. Скорость я определил, разумеется, на глаз, но не думаю, что слишком ошибся. Исходя из этого и учитывая ночные часы, в которые воздушный корабль иногда, освещая себе путь установленным на рубке мощным прожектором, тоже продолжал неспешное движение, можно предположить, что за прошедшие двое с половиной суток мы преодолели около тысячи километров. Путь лежал на местный запад, то есть в сторону захода светила, что соответствовало моим пока еще скудным знаниям о здешней географии – Имперская Метрополия находилась на самом западном из трех имевшихся континентов. Однако расстояние до нее оставалось мне неизвестно. Хотя, учитывая, что русские в свое время добирались до немецкой колонии на своих двоих через джунгли, оно было невелико, и значит – вскоре наступит конец нашему путешествию. Только вряд ли это меня обрадует…
Топливом для паровой машины служили, как выяснилось, не уголь и не жидкое топливо, а банальная древесина. То ли не было здесь нефти и угля, то ли ввиду доступности растительного топлива решили пойти по простому пути. Наверное, в экстренном случае экипаж дирижабля мог использовать и грубо нарубленные прямо в джунглях дрова, но штатно применялись заранее заготовленные брикеты из мелко наструганной и хорошо просушенной прессованной щепки. Заготавливались брикеты на специальных промежуточных базах обслуживания, расположенных, видимо, на маршрутах движения дирижаблей.
Утром третьего дня полета мы как раз на такой и остановились. Еще когда воздушный корабль стал замедлять движение, я насторожился и с удвоенным вниманием стал обозревать окрестности, подозревая прибытие в Метрополию. Однако вскоре под снижающимся по спирали дирижаблем показался небольшой поселок, окруженный геометрически правильным прямоугольником высокого забора. Лишь спустившись еще, понял, что это не поселок, а, скорее, концлагерь. Через каждую сотню метров забора высилась сторожевая башня, а пространство внутри было четко разделено на сектора заграждениями из колючей проволоки. В одних секторах размещались жилые бараки из крепких массивных бревен, соединенные крытыми переходами, в других, защищенных от атаки сверху все той же проволокой, поддерживаемой разбросанными по территории сектора столбами, располагалось, собственно, производство топлива. Сверху легко было проследить все этапы процесса.
В ближайшем к мощным воротам секторе притаскиваемые из близкого леса гигантские стволы срубленных деревьев распиливались огромной ленточной пилой на – кто бы сомневался! – паровом приводе. Полученные обрезки поступали в следующий сектор, где целая толпа одетых в грязные лохмотья людей ручными пилами и топорами делили их на еще более мелкие части. Судя по виду работников – они этим занимались явно не по своей воле. Далее, на следующем этапе, производилось окончательное измельчение сырья до состояния, видимо, мелкой щепки с помощью некоего механизма, похожего на мельницу. После чего полученный материал сушился на больших, подогреваемых снизу дымом от котлов паровых машин металлических пластинах. И наконец, смешанный с добывающейся тут же кипящей смолой, прессовался в брикеты посредством парового опять же пресса. В результате должен получаться компактный и эффективный энергоноситель. За неимением других…
Дирижабль, ловко сманеврировав, зашел против ветра, направление которого указывалось, как и полагается любому уважающему себя аэродрому, развевающимся на высоком шесте матерчатым конусом, на ровную квадратную площадку размером раза в полтора больше длины воздушного судна. «Аэродром» занимал чуть ли не половину площади всего лагеря. Но причальной мачты, положенной дирижаблям, тут, к моему удивлению, не оказалось. Вскоре догадался почему – ведь здешние дирижабли, в связи с особенностями их использования, были приспособлены к автономной посадке в любом не подготовленном специально месте. И поэтому все посадочные приспособления таскали на себе.
Я с интересом наблюдал, как, зависнув в двух десятках метров над землей, невидимый из моего окна пилот этой махины умело компенсировал снос от ветра работой двигателя, а также специальных горелок и клапанов, позволявших эффективно управлять дифферентом дирижабля. В передней и задней частях длинной, жестко прикрепленной к баллону гондолы с еле слышным скрипом открылись нижние люки, и на поверхность плюхнулись выброшенные из них стальные цепи с самыми натуральными якорями. А за ними по тонким веревкам десантировались несколько членов экипажа. Причальная команда, наверное. Споро подхватили все восемь якорей и зацепили их за не замеченные мной ранее металлические кольца, торчавшие на выровненной поверхности поля. Заработали скрытые в корпусе лебедки, и дирижабль медленно, немного подрагивая, «поехал» вниз, пока не утвердился на двухметровых «ногах», склепанных из стальных балок и торчащих по три штуки с каждой стороны гондолы. Такое устройство посадочной оснастки надежно гарантировало, видимо, невозможность опрокидывания аппарата даже при сильных ветрах, которых, впрочем, я пока не замечал – у поверхности всегда стоял почти полный штиль.
Из гондолы спустили жесткие трапы, и стоявшие в стороне наготове заключенные быстро, подгоняемые пинками охранников, организовали «живой» конвейер, передавая по цепочке мешки с брикетами топлива. Другие завели в специальное отверстие в гондоле толстую медную трубку и взялись за рукоятки ручного насоса, установленного на телеге с большим баком. Таким образом, скорее всего, пополнялись запасы воды для котла. Пользуясь случаем, я смог разглядеть заключенных и их охранников с минимального расстояния. Первые производили ужасное впечатление грязной оборванной одеждой, истощенным видом и полной безнадежностью во взгляде. Судя по всему, долго здесь не живут. Принадлежали пленники не к Древним, а к обычным людям, может, даже и из Коммуны. А вот вторые, к моему огромному удивлению, оказались «гномами» – настоящего названия этого северного племени я так и не узнал. В серой немецкой форме, ушитой по их росту. И хотя из оружия в их руках имелись только увесистые дубины с металлической оковкой, не было заметно, чтобы те вели себя как подневольные. Наоборот, на откормленных мордах охранников явно просвечивало удовлетворение своим положением. Впрочем, чуть в отдалении имелось и несколько настоящих немцев с карабинами в руках.
