Эрик Рассел - Невидимый партнер
– Мне больше нельзя говорить с вами, – спохватился вдруг Колум, подхватив ружье. – И вообще разговаривать с вами не положено. Если начальник караула меня застукает…
– Пусть это тебя не тревожит. Дни его сочтены, – холодно произнес Лайминг. – Он не переживет даже собственной смерти.
Колум, уже протянувший было руку, чтобы закрыть глазок, замер, будто его хватили обухом.
– А разве можно пережить свою смерть? – недоверчиво спросил он.
– В этом вопросе многое зависит от метода убийства, – пояснил Лайминг. – Есть такие способы, о которых ты никогда не слыхал и даже вообразить не можешь, что это такое.
Потрясенный Колум потерял к беседе всякий интерес и захлопнул глазок. Лайминг вернулся на свою скамейку и растянулся на ней во весь рост с чувством выполненного долга.
В оконце камеры глядели семь звезд, и сейчас Лайминг впервые испытал уверенность в том, что путь к ним ему не заказан!
Утренний завтрак принесли на час позднее, но зато он состоял из миски тепловатой кашицы, двух толстых ломтей черного хлеба, густо намазанных жиром, и большой кружки теплой жидкости, отдаленно напоминающей слабенький кофе. Землянин проглотил все это с растущим торжеством. По сравнению с тем, что ему приносили обычно, сегодняшняя еда казалась рождественским обедом. Настроение Лайминга резко подскочило.
В этот день его никто не беспокоил, да и на следующий приглашение на вторую беседу тоже не поступило. Комендант затаился на целую неделю. Как видно, Его Гнуснейшее Надзирательство все еще ожидает ответа из латианского сектора и не склонно предпринимать никаких действий до его получения. Тем не менее еда стала заметно лучше, и Лайминг расценил этот факт как подтверждение того, что кто-то хочет застраховаться от напастей.
В одно прекрасное утро ригелиане устроили настоящее представление. Из камеры их было не видно, но зато великолепно слышно. Обычно каждый день, примерно через час после рассвета, раздавался топот двух тысяч пар ног, который удалялся в сторону мастерских. Это был единственный слышимый звук. Ни голосов, ни обрывков разговоров только усталая поступь да редкие выкрики охраны.
На этот раз ригелиане шли с песней, и в их пронзительных голосах слышался ясный вызов. Оглушительный нестройный хор выводил что-то вроде: "Аста Зангаста – мерзкий старикашка, у него на брюхе блохи, а в носу – какашка!"
Это должно было звучать глупо и по-детски, но единодушный порыв ригелиан, придавал песенке-дразнилке скрытую угрозу.
Охранники орали приказы прекратить пение, но оно становилось все громче, причем вместе с силой звука рос и вызов. Стоя под окном, Лайминг напряженно прислушивался. В такой оскорбительной форме он впервые услышал упоминание об Асте Зангасте, который, вероятно, был правителем этой планеты, диктатором, а может быть, просто главным головорезом.
Рев двух тысяч глоток достиг крещендо. Охранники бесновались, но их выкрики тонули в дружном хоре. Где-то раздался предупредительный выстрел. Часовые на сторожевых вышках развернули пулеметы, перенацеливая их на внутренний двор.
– Ублюдок ушастый ваш Аста Зангаста! – взревели вдали ригелиане, доводя свою эпическую поэму до победного конца.
Раздались удары, прогремели выстрелы, звуки потасовки, яростные вопли. Двадцать охранников в полном вооружении промчались мимо окна Лайминга, спеша к невидимой свалке.
Бедлам продолжался полчаса, а потом постепенно сошел на нет. Повисшая вслед за этим тишина была почти ощутима.
Во время ежедневной прогулки весь тюремный двор оказался в полном распоряжении Лайминга. Больше никого из пленников не было. Мрачный и озадаченный, он слонялся взад-вперед, пока не наткнулся на Марсина, стоящего на карауле.
– А где остальные заключенные? – спросил он. – Что с ними приключилось?
– Они нарушили дисциплину, опоздали на работу. Теперь их задержат в мастерских, пока они не выполнят дневную норму. Сами виноваты. Они нарочно затянули начало работы, чтобы уменьшить выработку. Мы даже не успели провести перекличку.
Лайминг ухмыльнулся ему в лицо.
– Некоторым из охранников не поздоровилось?
– Было дело, – признался Марсин.
– Однако травмы небольшие, – подсказал Лайминг. – именно такие, чтобы они смогли почувствовать, что их ожидает. Вот и пораскинь мозгами!
– Что вы хотите этим сказать? – Марсин даже отступил на шаг.
– Только то, что сказал. Сам пораскинь мозгами. – Потом Лайминг добавил:
– Но с тобой-то ничего не случилось.
Призадумайся и на этот счет!
Он лениво удалился, оставив Марсина в тревоге и недоумении. Потом сделал шесть кругов по двору, напряженно размышляя. Внезапное нарушение дисциплины, допущенное ригелианами, несомненно, взбаламутило всю тюрьму, теперь суматохи хватит на целую неделю. Он ломал себе голову, чего они добивались. Может быть, они пошли на это, чтобы хоть как-то развеять отчаяние от тяготы жизни взаперти. При приступе зеленой скуки можно решиться на самые безумные выходки.
На седьмом круге он все еще терялся в догадках, пока вдруг не вспомнил случайную фразу Марсина: "Мы даже не успели провести перекличку". Понимание обрушилось на него, как удар дубины. Черт возьми! Вот вам и повод для утреннего тарарама. Хоровое общество решило увильнуть от переклички. И причина их стремления избежать обычной процедуры могла быть только одна.
Подойдя к Марсину, он пообещал:
– Завтра кое-кто из охранников пожалеет, что родился на свет.
– Вы угрожаете?
– Нисколько, всего лишь предсказываю будущее. Передай мои слова дежурному офицеру. Это поможет тебе избежать неприятностей.
– Хорошо, передам, – сказал Марсин, заинтригованный, но все же благодарный.
Следующий день подтвердил его правоту на сто процентов. Лайминг не ошибся, предполагая, что ригелиане – слишком трезвый народ, чтобы навлечь на себя синяки и шишки, не имея на то веских причин. Противнику понадобился целый день, чтобы прийти аналогичному выводу.
Через час после рассвета ригелиан выгнали во двор, барак за бараком, группами по пятьдесят человек, вместо обычной нескончаемой колонны. Пересчитывать по пятьдесят было проще. Но даже столь простая арифметика отказала, когда в одном из бараков обнаружилось всего двенадцать человек, причем все как один слабые, болезненные, раненые, словом, ни на что не годные.
Разъяренные охранники ворвались в барак, чтобы вытащить тридцать восемь недостающих. Но барак оказался пуст.
Дверь была в целости и сохранности, оконная решетка невредима. Охранники долго метались в панике, пока кто-то из них не приметил, что одна из плит в полу чуть-чуть сдвинута. Они подняли ее и обнаружили глубокую яму – начало тоннеля. Один из охранников весьма неохотно спустился в яму, залез в тоннель и вскоре благополучно выбрался наружу на порядочном расстоянии от стены. Стоит ли говорить, что тоннель оказался пуст.
Завыли сирены, по всей тюрьме затопали сапоги рядовых, офицеры заорали взаимоисключающие приказы. Словом, вся тюрьма превратилась в дурдом. Ригелиане получили сполна за то, что сорвали вчерашнюю перекличку и тем самым дали беглецам дневную фору. Заработали сапоги и ружейные приклады. Изувеченных и потерявших сознание оттаскивали в сторону…
Всю ответственность за побег свалили на старосту из провинившегося барака – высокого хромого ригелианина. Его схватили, допросили, приговорили, поставили к стенке и расстреляли. Лайминг этого не видел, зато отлично слышал хриплые выкрики "на караул… целься… огонь!" и последовавший за ними залп.
Он метался по камере, как сумасшедший маятник, взад-вперед, со злостью сжимая кулаки. Живот скрутило, как будто там угнездился змеиный выводок. Про себя он крепко ругался. Его разбирало одно желание, одна пламенная мечта: свернуть шею какой-нибудь занганской шишке. Глазок открылся и тут же захлопнулся. Лайминг не успел плюнуть надзирателю в глаз.
Суматоха не утихала. Распалившиеся охранники обыскали все бараки подряд, проверяя двери, решетки, полы, даже потолки. Офицеры выкрикивали кровожадные угрозы в адрес мрачно сбившихся в кучки ригелиан, если те допускали секундное промедление при выполнении приказа.
На закате солдаты наружной охраны, посланные в погоню, приволокли семерых измученных, вывалянных в грязи беглецов. Прием их ждал короткий и суровый: "На караул… целься… огонь!" Лайминг бешено забарабанил в дверь, но глазок не открылся и никто не подал голоса. Через два часа он сделал из оставшейся проволоки последнюю спираль. Полночи он провел, во всю глотку выкрикивая в нее страшные угрозы. Никакой реакции.
В середине следующего дня им овладела глубокая безысходность. Он прикинул, что у ригелиан на подготовку побега ушел почти год. И вот результат: восемь трупов и тридцать один человек пока не пойманы. Если им удастся держаться вместе и не растерять друг друга, то тридцать один человек – достаточная команда, чтобы захватить любой корабль вплоть до истребителя. Но, полагаясь на собственный опыт, он знал, что их шансы на успех ничтожно малы.
