Николай Чадович - Особый отдел и око дьявола
Неведомый наблюдатель, с которым Цимбаларь в некотором роде отождествлял себя, стронулся с места и стал подниматься над долиной, уже сплошь затянутой дымами. Железные стрекозы, продолжая расстреливать драпающих бородачей, сновали совсем рядом. Их несущие винты были похожи на призрачные зонтики.
Внезапно наблюдатель повернул к ближайшей стрекозе, прошёл сквозь неё – на мгновение перед Цимбаларем мелькнуло сосредоточенное лицо пилота, – по пути задел винт (естественно, без всякого ущерба для себя), и скоро всё вокруг опять поглотил серый туман, стремительно несущийся навстречу…
Очнувшись, Цимбаларь судорожно глотнул воздуха, словно только что вынырнул из глубокого омута, где и со смертью пришлось поручкаться.
Магазин догорал. Ослабевшее пламя уже не гудело, а потрескивало. Люди стояли вокруг с отрешёнными пустыми лицами, похожие на недавно проснувшихся сомнамбул. Кто-то замер с лопатой в руках, кто-то ещё замахивался на огонь багром. Отец Никита вздымал перед собой сложенные щепотью персты. На истоптанном снегу валялся брандспойт, из которого вытекали последние капли воды.
Потом все разом зашевелились, стали удивлённо озираться, заговорили вполголоса. Одни люди поспешно уходили домой, неся на лицах растерянность, другие нехотя продолжали уже совершенно бессмысленную борьбу с огнём.
К Цимбаларю подскочила Валька Дерунова.
– Ну что, доигрался! Добился своего! Оставил деревню без торговли! С чем теперь чаёк пить будешь? Морда бесстыжая! Я тебе сейчас зенки выцарапаю!
– А ну-ка попробуй! – навстречу ей шагнул Борька Ширяев, всё ещё сжимавший в руках пожарный топор.
Валька, ясное дело, и не думала сдаваться, но подобравшийся сзади Ложкин ухватил её за шиворот и поволок прочь.
На том месте, где всего час назад стоял магазин, теперь светилась огромная куча углей, из которых торчали покорёженные куски металла и совершенно целая, хотя и закоптелая печная труба.
Опять ложиться в кровать уже не имело смысла, тем более что нервы Цимбаларя, можно сказать, были на пределе.
Он вызвал по рации Людочку.
– Ты ходила на пожар?
– Ходила, но стояла в стороне.
– Было у тебя видение?
– Было, – чуть помедлив, ответила она. – Но я мало что в нём поняла.
– А как там Кондаков?
– Он явился с опозданием. Но, по-моему, его тоже прихватило.
– Надо бы всё это обсудить по горячим следам.
– Кондаков сейчас занят. Оказывает первую помощь пострадавшим. А нам с тобой встречаться ночью как-то неудобно. Ещё подумают невесть что. Давай отложим до завтра.
– Но ведь утром у тебя занятия, – напомнил Цимбаларь.
– Тоже верно… Ладно, я сейчас схожу к Кондакову и пожалуюсь, что мне искра в глаз попала. А ты приходи попозже, когда очередь уже рассосётся.
– Неужели так много пострадавших? – забеспокоился Цимбаларь.
– Какие там пострадавшие! – фыркнула Людочка. – Просто каждой бабке хочется лишний раз к фельдшеру наведаться. Палец обожгла или щепкой оцарапалась, а туда же… Кстати, северное сияние ещё продолжается?
– Даёт вовсю, – Цимбаларь глянул в окно.
– Но, заметь, никаких подозрительных шумов в рации нет. Значит, они имеют искусственное происхождение и магнитные бури тут ни при чём.
– Честно тебе скажу, мне сейчас не до этого.
На пороге Цимбаларя перехватил Ложкин, за спиной которого маячил Борька Ширяев. Они ещё ничем не выказали своих намерений, а участковый уже сунул руку за пазуху, где возле сердца грелся верный пистолет.
Впрочем, на простодушных деревенских жителей этот угрожающий жест никого впечатления не произвёл.
– Вы не извольте беспокоиться, – Ложкин мял в руках шапку. – Избе, в которой магазин находился, сто лет в четверг будет. Её остаточная стоимость семьсот рублей. Да и товара только малая толика пострадала. Остальной на складе лежит. Мы его утром обсчитаем и со склада торговлю начнём. Как-нибудь выкрутимся. Думаю, что и в райцентр сообщать не стоит.
– Это, конечно, меняет дело, – с облегчением произнёс Цимбаларь. – Но только шила в мешке всё равно не утаишь. Тем более что по всем приметам это поджог. То есть уголовное преступление.
– Конечно, поджог! – с горячностью подтвердил Борька. – Меня, наверное, пасли всё время, как сазана. А когда на пять минут отлучился, сделали чёрное дело. Гляжу, окно разбито, на полу бутыль из-под керосина валяется, а полки уже занялись синим пламенем.
– С чего ты взял, что эта бутыль была именно из-под керосина? – поинтересовался Цимбаларь.
– Да разве я не знаю, как керосин горит! Да и воняло из окошка соответствующим образом.
– Чужих следов не заметил?
– Какие там следы! Давеча весь снег самолично вычистил.
– Мне к фельдшеру надо сходить, – сказал Цимбаларь. – Давайте по пути завернём к пожарищу.
Оставшиеся от магазина угли хоть и подёрнулись сизым налётом, но на них ещё вполне можно было жарить шашлыки. Пять или шесть человек, принадлежащих к низшим слоям здешнего общества, баграми разгребали головёшки, тщась найти хоть что-нибудь ценное.
– Кто же тебя мог пасти? – Цимбаларь оглянулся по сторонам. – Вон церковь на горке, вон клуб, вон изба старосты, вон изба Страшкова… Тут и спрятаться-то негде.
– Да-а-а, – недоумённо протянул Борька. – Научная загадка.
– Вы только на Вальку не подумайте, – заторопился Ложкин. – Она в это время со всем нашенским семейством у отца Никиты в гостях была. Мы в картишки перебрасывались, а про пожар от посыльного узнали. Батюшка потом на звонницу лазил, чтобы в набат ударить. Так ему положено по плану действий пожарной дружины.
– А я, между прочим, первое подозрение на Вальку имел, – признался Борька. – Кроме неё, думаю, больше некому. Тем более что ваши окошки прямо на магазин выходят.
– Не трепись, – Ложкин был крут со всеми, кто хоть как-то от него зависел. – Ступай лучше склад сторожить. Если и он, не дай бог, сгорит, не сносить тебе головы.
– Считайте, что я уже там, – Борька затопал ногами, изображая быстрый бег. – Буду ваш склад как своё причинное место беречь. И даже к шкалику больше не притронусь.
Когда они остались вдвоём, Ложкин со слезой в голосе произнёс:
– Вот вы здесь без году неделя, а нервы из-за Вальки уже истрепали. Каково тогда мне с ней семь лет тетёшкаться? Отродясь такой скандальной бабёнки не встречал. И что только мой Гришка в ней нашёл… Они ведь даже нерасписанные. В грехе живут.
– Что-то я вашего сына здесь ни разу не видел, – заметил Цимбаларь.
– Он сварщиком в райцентре устроился, – пояснил Ложкин. – Должность завидная. В Чарусе таких денег ни в жисть не заработаешь. А для Вальки там места нет. Разве что сезонницей. Вот и живут раздельно… Но, если честно, достала она его. Кровь так и сосёт.
– Взяли бы да разошлись, – пожал плечами Цимбаларь. – Тем более что штампа в паспорте нет.
– И я то же самое говорю, – закивал головой Ложкин. – Только застращала она Гришку. Дескать, если бросишь меня, я ребёнка удушу, а сама повешусь.
– Так у них и дети есть?
– Девочка. Пять с половиной годиков, – голос Ложкина сразу потеплел. – С ней по большей части моя старуха сидит, а сегодня вечером на квартирантку оставили.
– А квартирантка ваша, значит, на пожар не ходила? – только сейчас Цимбаларь вспомнил о столичной фольклористке.
– Куда же от ребёнка отойдёшь… Она у нас балованная.
– Ну и как вам эта… Изольда Марковна показалась?
– Умственная женщина, – с уважением произнёс Ложкин. – А уж образованная, не нам чета! Мясо только вилкой кушает. Цельный день с нашими бабами компанию водит. Песни, сказки… На магнитный прибор ихние тары-бары записывает. Спать ложится поздно, а перед сном горячительное употребляет.
– Вы-то откуда знаете? – осведомлённость местных жителей просто поражала Цимбаларя.
– Так она пустую бутылку под печку потом суёт. Думает, что мы не углядим. Но старуха моя ушлая. Бутылочки эти достаёт и в сервант прячет. Очень уж они затейливые.
– Хочу вас ещё кое о чём спросить, – Цимбаларь почему-то понизил голос. – Вам во время пожара какие-нибудь видения были?
– Видения, говорите… Помутилось в голове от страха, вот и все видения, – Ложкин, досель велеречивый, как лошадиный барышник, сразу приумолк и засобирался домой. – Дьявол с людьми горазд играть, когда у тех сердце не на месте…
Медицинские мероприятия, вызванные чрезвычайными обстоятельствами, уже заканчивались. Кондаков обрабатывал ихтиоловой мазью ожоги последнего пациента. Действовал он хотя и вдохновенно, но так неловко, что подобное издевательство над собой мог вынести лишь человек, никогда прежде не сталкивавшийся с врачами.
Когда все посторонние, получив вместо болеутоляющего по стопке спирта, покинули больничку, Людочка, критически наблюдавшая за действиями липового эскулапа, поинтересовалась:
– А вы хоть руки-то мыли сегодня? По-моему, они у вас до сих пор сажей перепачканы.
