Максим Резниченко - Мертвый Город
Мысленно пытаюсь подсчитать в уме, сколько времени мне было бы нужно для работы с таким огромным существом после того, как оно полностью появится. Сколько времени на то, чтобы вложить в его сознание все то, что должен знать и уметь Страж. Сколько времени, чтобы удержать его на месте. Примерно, очень приблизительно, я бы вероятно справился часа за полтора, но не больше, чем за два. И вот тут передо мной возникает явное противоречие, парадокс. Стража, как и любое создание, можно уничтожить, и Плетущий, его создатель, в этом случае оказывается под действием так называемого «эха» от его гибели. Этот откат, если можно так сказать, тем сильнее, чем крупнее Страж. Так вот, глядя сейчас на исполинскую тушу змея, я откровенно не понимаю, на что рассчитывает его создатель. Допустим, что Страж справится со своей задачей, и, следуя основной цели своего существования, уничтожит нашу группу. Что потом? Я всерьез сомневаюсь, что он отправиться путешествовать по бесчисленным мирам снов для того, чтобы помогать обычным людям. Слишком сильна в нем будет жажда убийств, вкладываемая его создателем. Значит, змей превратится в страшнейшего монстра, на которого вскоре будет объявлена самая настоящая охота. Я не сомневаюсь, что итог у нее может быть лишь один – смерть Стража. Так вот, «эхо» от его гибели будет настолько сильное, что Плетущий, его создатель, вряд ли переживет его. С другой стороны, Страж ведь может погибнуть и в этом сне. Все может быть, пусть и маловероятно, но мы все же можем уничтожить монстра, если грамотно организуем засаду. Так на что же рассчитывает неизвестный нам Плетущий? Либо он настолько неопытен, что допускает смертельную ошибку, либо он на что-то всерьез рассчитывает. На что? Не знаю, слишком мало информации. В одном я уверен точно: я доберусь до этого незнакомца в черном плаще. Я не оставлю смерти своих друзей безнаказанными. Не будет никакого обращения в Совет, не будет никаких разбирательств. Я просто убью мразь, по чьей вине погибли Сергей и Катя. Нет, он не Плетущий, хотя и работает с тканью сна. Плетущий не станет использовать тварей для охоты за людьми. Плетущему достанет сил и мастерства разобраться практически в любой проблеме самостоятельно, потому что наша власть в мире снов безгранична, конечно, при соблюдении определенных условий. Плетущие далеко не ангелы, бескорыстно помогающие людям, мы не лишены обычных человеческих недостатков и проблем, но ни разу, насколько я знаю, Плетущие не преступали ту границу, что и делает из нас тех, кто мы есть. И да – неизвестный действительно неопытен и не так силен, как могло показаться сначала. Будь человек в черном плаще таким искусным мастером, стал бы он создавать орды тварей, чтобы достать нас? Нет, он бы все сделал сам. Еще и змей этот, на создание которого он использовал непростительно большое количество собственной крови…
Мне приходиться прервать свои размышления, потому что Страж уже практически полностью появился из бурлящего черного озера. Все-таки он по-своему красив той пугающей и в то же время притягивающей красотой, которая вызывает невольное восхищение. Змей в длину – под сотню метров, а толщиной с легковой автомобиль или даже небольшой микроавтобус. Все его тело покрыто толстой и прочной чешуей. Иссиня-черная, она матово поблескивает в свете солнца. Изящной вязью по его спине, от самой головы, бежит узор белого цвета.
Вот из бурлящего озера появляется уже хвост змея, который словно вытягивает всю жидкость из озера, полностью исчезнувшего с полным появлением Стража.
Время! Необходимо засечь время. Как это сделать? Как узнать, сколько понадобилось времени человеку в черном плаще для работы со своим новорожденным созданием? Размышляю всего миг, потом «достаю» обычный железный лом, но двух метров в длину. С одной стороны он заострен, а с другой на его вершине висит на нитке обычная гайка, она поможет следить за уровнем. Ищу взглядом подходящее место.
– Семен, – окликаю друга, – помоги.
Он тотчас отвлекается от захватывающего зрелища и поворачивается ко мне. Непонимание в его взгляде, когда он видит лом в моих руках. Я с силой взмахиваю и пытаюсь вбить его в примеченную в полу щель. Проклятая железяка отскакивает от пола, как резиновая, едва не дав мне же по голове. Соня недоуменно оборачивается на шум, а Семен смотрит на меня, как на душевнобольного.
– Ты что делаешь? – моргает он.
Плохо, что не получается вбить лом в пол.
– Помогай. Сейчас держишь этот лом вот так, – говорю я и показываю, как эта железная дура должна стоять. Знал бы, что не получится вклинить его в пол, «достал» бы простую деревяшку, но времени нет совсем, счет идет на секунды.
– Следи за тем, чтобы нить висела вплотную к железу и не дергай ее.
– Зачем?
– Надо. Потом объясню.
Падаю на пол – так спешу – и рисую в пыли метку, где сейчас лежит тень от лома. Нет, так не пойдет, пыль может сквозняком сдуть. Обычный кусок мела появляется в моей ладони, и я провожу им белую черту.
Вообще, нам повезло, что солнце уже не в зените, и появились тени, но все равно приходится держать лом почти у самого края.
Соня все так же глядит непонимающе, а Рыжий что-то бурчит о всяких глупостях, которые непонятно для чего и делаются. Не обращаю внимания – пусть ворчит. А вот Клаус наблюдает за нами с явным интересом и даже одобрением.
– Что это? – наконец спрашивает Соня.
– Это солнечные часы, – отвечаю.
– Для чего они?
– Чтобы знать время.
– Зачем?
– Не зачем, а почему.
– Почему? – послушно повторяет она.
– Мне нужно измерить время… Нет, не это время, – я отрицательно качаю головой, когда девушка поднимает руку и в ней появляются песочные часы. – Я должен знать, сколько прошло времени там, снаружи.
– Отличная идея, – кивает Клаус и подходит к Семену, помогая тому удержать лом.
– Да, спасибо, – не отрываю глаз от человека внизу.
Неизвестный стоит метрах в пятнадцати от змея, задрав голову и глядя на него. Даже при ускоренном беге времени Страж медленно опускает свою ромбовидную, размером с грузовик, голову так, что между ним и человеком остается не больше метра. Признаться, я не люблю ни змей, ни ящериц, ни других пресмыкающихся, но это существо и в самом деле вызывает у меня невольное восхищение своей мощью, силой и хищной грацией. И страх. Глупо и смертельно опасно не бояться такого монстра. Страх проясняет ум, заставляя его работать быстрее и эффективнее, страх делает человека изобретательнее и хитрее. Но страха не должно быть слишком много, иначе он парализует волю и сделает ватными не только ноги, но и мозги.
Свернувшись гигантским кольцом, Страж продолжает глядеть на своего создателя. В бинокль мне прекрасно видны глаза змея. Под массивными и тяжелыми надбровными дугами расположены большие круглые глаза цвета золота с узкими вертикальными зрачками. Змей уже практически касается лица человека – так близко он к нему приблизил свою огромную башку. Оптика бинокля позволяет увидеть, как человек несколько раз вздрагивает. Да он же боится! Незнакомец просто насмерть перепуган и сейчас с трудом удерживается на одном месте. Он не должен отступать! Этот человек просто безумец, если решился на создание такого огромного Стража, теперь я прекрасно это понимаю. Помня о том, что мне для полноценной работы с существом такого размера, должно понадобиться до двух часов, я все никак не могу понять, как, каким образом меня, совсем не слабого Плетущего смог упрятать сюда этот человек. И не просто упрятать, но и лишить большей части возможностей. Ведь совершенно ясно, что по вине именно этого человека в черном плаще, что замер сейчас перед огромным змеем, я и мои друзья оказались здесь. Я выясню это, прежде чем убью негодяя.
Неизвестный все же не удерживается и отступает на шаг от склонившегося над ним монстра. Очевидно – он допускает «детскую» ошибку. При работе с сознанием новорожденного Стража необходимо полностью отключать свои эмоции. Однако человек, судя по всему, берет себя в руки и продолжает дело, потому что Страж замирает неподвижно, не пытаясь больше приблизиться к своему создателю.
Скашиваю глаза вниз и вбок, на пол, куда падает тень от «солнечных часов». Узкая темная полоска едва ли продвинулась на сантиметр. Семен с мелом в руке неотрывно смотрит на площадь. Лом начинает медленно крениться, но Клаус тут же выравнивает железную дуру. Снова приникаю к биноклю. Человек и огромный змей каменными истуканами замерли друг напротив друга. Не сразу я замечаю изменения, происходящие со змеем, а точнее с его глазами. Из золотисто-желтых они превратились уже в апельсиново-оранжевые и сейчас продолжают темнеть, наливаясь красным, только узкий вертикальный зрачок остается черным. Поднимается ветер, взметая тучи пыли. Он рвет полы черного плаща, срывает с человека капюшон, обнажая лысую голову. Я жадно вглядываюсь в его профиль, но так и не могу вспомнить, где же мог видеть неизвестного, хотя черты лица, овал, форма носа безусловно знакомы. Почти сразу ветер утихает, оставив после себя пыльную взвесь в воздухе.
