Ричард Кнаак - Летучий Голландец
На заднем сиденье бессмысленно пялил глаза целый птичник попугаеголовых аниматронов.
Явление не ограничивалось автомобилем и его пассажирами. Улицы, фонари, центр города, сам Чикаго были теперь бесконечной цепочкой мегаполисов.
Хамман Таррика бешено напрягал разум и зрение, сражался с теряющим управление автомобилем, но везде была улица, везде был тротуар, везде обочина.
— Таррика! Там фонарный столб! — взревела армия Гилбринов.
Он видел столбы, но как их избежать, когда они везде, вот в чем вопрос. Еще хуже то, что дома стали, казалось, подступать со всех сторон, сплющивая расширившуюся машину.
— Подвинься, парень. В такой шторм у штурвала должен быть старый морской волк, вроде меня. — С заднего сиденья мимо Таррики протянулась длинная рука. Негр отодвинулся к дверце, чтобы дать возможность аниматрону, или аниматронам двигаться свободнее.
— Тормози, — закричали Гилбрины.
— Нет, — возразил Фило. — Не бросай якоря ни при каких обстоятельствах. Борись со штормом, иначе — конец. — Он обогнул один столб, затем второй.
И тут, так же внезапно, как началось, сумасшествие прекратилось. Улица снова стала нормальной. Был только один автомобиль и по одному каждого из них внутри. Перед ними лежала одна улица. Все здания снова стали обычных размеров.
— Шторм пронесся, парень. — Аниматрон отпустил руль.
Таррика быстро его перехватил, затем подвел машину к обочине и тут остановился. Поразительно, что его светловолосый компаньон вообще может говорить.
— У, у вас все нормально?
— Ну скажем, «нормально». Мне кажется, я превратился в яичницу. Мастер Таррика.
— Лучше не говорить о еде. — Одна мысль о ней вызвала спазм в желудке Таррики.
Он смотрел на темный город, лежащий в спокойствии и неведении того, что сейчас происходило.
Таррика знал и был уверен, что Гилбрин с аниматроном знали тоже.
— Началось, — провозгласил Фило своим обычным невыразительным тоном, — немного рановато, но точно, началось. Мир рассыплется раньше, чем я считал. Корабль, он простоит несколько дней, когда вернется. Он всегда так делает, чтоб капитан знал, он следит за ним, пока он наблюдает Конец. Значит, времени мало. Думаю, неделя, а может, и того меньше.
Странники переглянулись. Началось! Простая фраза, а как ужасно само событие. Это потрясение — не последнее.
Скорее, оно — самое слабое. Со временем каждый толчок будет становиться сильнее, вызывая все более серьезные нарушения реальности до тех пор, пока все полетит в бездну.
Андроид откинулся на сиденье машины.
— Я должен добраться до капитана. Это — ваша единственная надежда.
10. Потерянный рай
— Где мы? — спросила женщина с внешностью Марии. — Где мы?
Их окружало ночное небо, не та пустота, в которой обычно плавал он и «Отчаяние». Проклятый корабль рассекал сейчас воды, казавшиеся знакомыми, и это было необычно. Иногда «Отчаяние» хватал его раньше назначенного часа, умыкал его до того, как случится крах. Не часто, нет, но достаточно, чтобы понять, что происходит.
Она повторила вопрос. Была она скорее сбитой с толку и злой, чем испуганной, что делает ей честь. Совсем как Мария. Если бы Голландцу не довелось снова и снова переживать в сердце ее смерть, он мог бы поклясться, что это его любовь сейчас стоит на палубе призрачного судна, уперев кулаки в боки и глядя со все растущим раздражением.
— Море времени, — ответил наконец и он.
— А что это — море времени?
Голландец содрогнулся, не имея точного объяснения. Он знал, что происходит в такие периоды, но как это происходит? Это тайна «Отчаяния».
— Корабль, он плавает против и по течению времени, собирая себя по кусочкам и набираясь сил. Когда он закончит, и когда мир закончится тоже, он заберет меня снова в свое проклятое лоно и опять поплывет в чистилище.
Вероятно, она поняла лишь часть из сказанного. Отвернувшись, Мария, нет, ее имя Майя, тихонько подошла к все еще сломанному поручню и перегнулась через него.
— Внизу ничего нет, там тоже звезды. Мы в космосе?
— Нет.
Он не продолжил объяснений, и темноволосая эмигрантка оглянулась. Может, в лице его что-то и было, но гнев ее, казалось, утих, его место заняло нечто вроде сочувствия.
Теперь уже Голландец смотрел в сторону. Он не желал от нее сочувствия, она тоже напоминала ему женщину, погибшую из-за его грехов.
— Спасибо, что спасли меня.
Этого он не ожидал. Никто никогда его не благодарил.
— Вам нет причин меня благодарить. Я обрекаю вас худшей судьбе, чем любая, ожидавшая вас.
— Сомневаюсь. Очевидно, вы никогда не встречали моего дорогого негодяя-отца. Это от него вы меня спасли. Помните мальчишку?
Мальчишку он помнил. Мальчишка его смутил. В нем было зло. Ее отец?
— Это его называют Сын Мрака?
— Сын Мрака? Едва ли, он просто болонка Властелина Теней. А с ним были твари, которых сотворил Сын Мрака.
Дорогой папочка, думаю, заключил сделку: он получает меня, а Сын Мрака — вас, вашего первого помощника. — Она нахмурила брови. — Чтобы найти вас, насколько я поняла.
— Сын Мрака хотел меня найти? — Ирония ситуации вполне соответствовала обычным поворотам его жизни.
Тот, кого Голландец искал, сам искал его. Теперь же оба оказались так далеко друг от друга, как только могут быть два существа. И снова выбранный путь привел в тупик и обрек на гибель еще одну Землю.
— Благодарите бога, что не нашел. Попасть в его руки — смерть. Он охотится на нас, потому что, или на наши души… потому что думает, мы знаем, когда придет Конец света. Мы прыгаем и вновь рождаемся на Земле нового варианта, но вы ведь это знаете, правда?
— Знаю.
Он не сказал больше ничего, надеясь, что больше она ничего не спросит.
Некоторое время оба молчали. Голландец просто боялся говорить, а Майя, казалось, удовлетворила на данный момент свое любопытство. Она отошла от поручня и стала рассматривать все, что могла, на «Отчаянии». Голландец смотрел на нее, желая по крайней мере стоять с ней рядом, а внутри его возник страх перед ней. Она же была его Марией, но выглядела каким-то ее вариантом. Для него этого достаточно. Ее гнев и проклятия, когда она узнала, что оказалась на борту этого судна в вечной ловушке, причинили ему такую боль, как если бы сорвались с губ его возлюбленной.
— Он выглядит таким старым. — Обхватив себя руками, она прошла палубу из конца в конец, задержавшись у трапа, ведущего к штурвалу.
Майя поставила ногу на ступень, а затем обернулась и спросила — А вы и правда Лодочник?
Это был еще один из его титулов, но нелюбимый.
— Иногда меня так называют. Иногда зовут Харон, Вечный моряк, Отверженный и Летучий Голландец. У меня множество имен.
— А сами вы как себя называете?
— Я предпочитаю «Голландец».
— Голландец… — Она вернулась к нему, остановившись, когда их разделял лишь шаг.
Майя была высокой, как Мария, но все же, чтобы встретиться с ним взглядом, ей пришлось поднять голову. Глаза ее были такими же живыми и прекрасными, как у Марии.
— Значит, вы голландский морской капитан, который поклялся проплыть вокруг какого-то мыса?
Эта близость была для него мучительна. Наконец он решился на шаг отступить, стыдясь, но и не доверяя себе: кто знает, как ее близость в нем отзовется.
— Нет, просто я предпочитаю это имя другим.
— Понятно. — Игнорируя его очевидное смущение, Майя приблизилась еще на шаг. — Раз вы не хотите говорить, может, тогда вы отвезете меня к друзьям, боюсь, что они в опасности.
Тот самый вопрос, которого он хотел избежать. «Отвезете ли вы меня к друзьям?» «Нет, я не могу отвезти тебя к твоим друзьям. Мы здесь навеки». Голландец глубоко вздохнул:
— Нет, я не могу.
— Не можете или не хотите? — Она опять разозлилась.
Когда он не ответил, она спросила снова.
Не в состоянии выложить ей в лицо такие страшные новости, изгнанник отвернулся от Майи и зашагал к носу корабля. Везде вокруг «Отчаяния» были звезды, зрелище куда более приятное, чем пустота. Сначала он захотел, чтобы его тюрьма всегда так выглядела, но потом осознал: пройдет время, и он затоскует по этой черноте. Новизна наскучит быстро, если впереди вечность.
Женственная, но сильная рука схватила его за локоть.
Позади раздался настойчивый голос:
— Я задала вопрос!
— Я не могу.
Рука соскользнула. Потом вернулась вместе со второй.
Майя пыталась развернуть его к себе лицом.
— Повторите.
— Я не могу, Майя де Фортунато. Вы здесь навеки, как и я, пленник «Отчаяния» и его строителей.
Самообладание, которое она до сих пор выказывала, теперь померкло, обнажая тот факт, что было оно лишь маской, налетом, скрывающим женские страхи.
— Я вам не верю.
— Жаль.
— Это ваш корабль!
— Я капитан только по имени. Я управляю им не больше, чем вы.
— Я не верю! — Майя подняла взгляд к штурвалу и вдруг кинулась к нему.
