Олег Верещагин - За други своя!
— Закрой глаза, — попросил Олег.
…Камас, войдя точно в горло, сел в бревна — Олег бил уже поставленным на взрослого ударом… Он смотрел только в лицо Антона, но через оружие ощутил, как судорога сотрясла умирающее тело. На лезвие почти ничего не вытекло — камас рассек не артерии, а гортань и позвоночник. Олег одержал свое слово. Едва ли убитый успел осознать что-то из того, что почувствовали его нервы. Глаза подернулись пылью, рот открылся уже сам собой, и из него выплыл маслянистый, густой кровавый пузырь. Лопнул с еле слышным «пок», и струйки крови потекли на подбородок, закапали на комбинезон и лезвие…
Олег качнул камас и вырвал его. Антон уютно и неспешно сел в траву у стены. Уткнулся подбородком в грудь, и волосы мокрыми прядями упали на лоб. Кровь больше не капала.
"Он спит, — сказал себе Олег, вытирая клинок. — Все нормально, он спит. А мне пора идти. Надо уходить сейчас. Все нормально."
Он лгал себе. Ничего не было нормально. Ничего уже не могло теперь быть нормальным… Ничего.
* * *Странно, но чету Олег нашёл не на Темном. Он прошел какие-то две версты, никуда не сворачивая и почти ничего не видя, — лишь затем, чтобы попасть в объятья Холода и Святомира — Гоймир послал их посмотреть, кто там прется, как кабан через заросли.
Олег даже не удивился. Кажется, он отвечал на приветствия, хлопки и поздравления. Кажется, даже смеялся. Он не спросил, почему чета здесь. И хоть как-то живо отреагировал лишь на вопрос Гойира:
— Одно Антона не повстречал? Ну так, того…
— Да я помню, — сказал Олег, — что я, дурак, что ли? Видел, — Гоймир и Йерикка переглянулись, а Олег поспешил сказать: — Все нормально. Я его убил. Без проблем.
Потом он снова куда-то пошел, и, когда Йерикка, нагнав его, схватил за плечо, Олег его ударил, и Йерикка не увернулся, а лишь перехватил друга за руки, удерживая от падения в черный колодец, который называется обмороком…
…Все давно уже спали в наспех разбитом лагере, кроме часовых, костерка да Олега и Йерикки. Собственно, Олег рад был бы уснуть, но Йерикка, сидя рядом, костерил себя и просил прощения, хотя Олег не понимал — за что?..
— …дубина! Кровь Перунова, ну он же мне сразу показался подозрительным, так кто мне мешал его «пощупать»! Нет, поверил! Он же нас просто на дурачков взял — в каком мало-мальски крупном городе на юге нет улицы Невзгляда и Старого Квартала?! Ну и дурак же я! Надо было мне догадаться и самому его прикончить….
— Эрик, — тихо позвал Олег.
— Что? — сразу откликнулся тот, нагнувшись.
— Не говори ничего больше, я спать хочу, хватит, — попросил Олег.
— Конечно, — поспешно согласился Йерикка.
— Эрик, — снова позвал Олег, и рыжий горец почувствовал, как ладонь друга — холодная и мокрая от пота — коснулась его руки.
— Что? — снова отозвался тот.
— Пожалуйста, — голос Олега сорвался, — не уходи. Мне страшно. Мне ОЧЕНЬ страшно.
— Я буду здесь, — Йерикка твердо повторил: — Я буду здесь, ты спи.
— Ты не уйдешь? Ты будешь скотиной, если уедешь, Эрик, я умру от страха…
— Я всегда буду с тобой… — Йерикка помедлил и закончил: — Друг.
— Хорошо, — удовлетворенно вздохнул Олег. — Хорошо.
* * *— Никогда не думал, что папоротник может быть таким вкусным, — заметил Олег, копаясь палочкой в золе.
— На безрыбье и рак — рыбу… то есть, рыба, — Йерикка, растянувшись на охапке вереска, покрытой плащом, ловко поправлял разболтавшуюся накладку на пистолете. Ветер свистел над оврагом; день был холодный и солнечный. Но тут, в затишье, оказалось тепло и спокойно. Горцы лежали или сипели — кто лениво переговаривался, кто спал, кто чистил оружие, кто пек в небольших бездымных костерках корни орляка, кто перебивал голод черникой. Поохотиться не успели, трофейные сухие пайки Гоймир открывать не разрешил.
— Самое прикольное лето в моей жизни, — со вздохом признался Олег, добыв наконец-то корешок и вытирая его о плащ. Йерикка искоса посмотрел на него, словно оценивая сказанное, и с интересом спросил:
— Слушай, а ты понимаешь, что тебя могут убить? Мы же играем в "кто
хитрее" и вовсе не обязательно останемся самыми хитрыми.
— Если постоянно думать о том, что тебя могут убить, то сдвинешься раньше, чем это случится, — возразил Олег. Йерикка подумал и согласился:
— И то верно.
Он хотел еще что-то добавить, но сверху бесшумно спрыгнул Резан.
— Гоймир, — не садясь, мотнул он головой, — выжлоки по-за полверсты.
Все разговоры разом угасли. На Резана смотрели семнадцать пар глаз. Гоймир чуть-чуть выдвинул из ножен зловеще замерцавший клинок меча:
— Числом? — задумчиво спросил он.
— Полста, — ответил Резан. — По ручейку стоят. Но близким еще стрелки, так что…
— Так что без огня возьмём, — заключил Морок. — Так ли, князь? В мечи их!
— Йой-а, — лениво начал Гоймир, — я-то разом молчу одно…
— Да будет! — возбужденно перебил Гоймир. — Промнемся, Гоймирко, а? — он вскочил, выхватывая меч — и сверкающий нимб засиял вокруг замершего на расставленных ногах мальчика. Горцы вскакивали один за другим, возбужденно обнажая мечи:
— Рысь!
— Рысь да победа!
— Скукой скучаем!
— Кровь-от им пустить!
— Да и свою погреть!
— До боя!
— Князь, твое слово!
— Всей докуки — плюнуть и растереть!
Гоймир еще колебался, хотя отчётливо было видно, что его самого дико тянет в бой. Хор голосов совершенно определенно уговаривал его атаковать. Конечно, Гоймир был князь-воеводой, но он оставался мальчишкой по возрасту и горцем по рождению — а значит, ему хотелось подраться!
— Тишком! — слегка повысил он голос. Тишком, слово мое! Морок, угомонись! Твердиславко, не горлань, твердь треснет! Добро! Довольно, за-ради Сварожичей! Мирослав, смолкни концом! Кому-от ножнами по хребту?! — установилась относительная тишина, все ждали, опустив мечи. — Добро, возьмем их в мечи. Да тихо! — он снова повысил голос, видя, что все вокруг готовы опять завопить, теперь уже — ликующе. — Йерикка, сам-восемь поведешь ручьём. Глубоко ли, Резан?
— Вершков десяток, за голенище не плеснешь, — ответил тот.
— Добро… Я с остатними сзади зайду. Как ворон трижды каркнет — то на место вышли. Как лис-то — тявкнет — разом до боя. Йерикка, до лошадей выжлоков не пустишь. Пошли!
…Олег еще раз проверил, как ходит в ножнах меч. Йерикка, стоявший на колене впереди него, неотрывно смотрел через ветви кустов на вражеский лагерь. Остальные горцы расположились справа и слева — большинство тоже рассматривали врага, некоторые, как и Олег, проверяли клинки.
Хангары выбрали удачное место для водопоя, но очень неудачное — для лагеря. Кусты подходили слишком близко к берегам. Некоторые поили или купали лошадей, кое-кто вроде бы стоял на часах, но большинство сидели на седлах, валялись на плащах, спали, разговаривали или правили клинки. При несхожести персонажей Олег удивился тому, как хангарский лагерь похож на лагерь горцев в
овраге — и подумал с холодком, что Йерикка был прав: напасть могли и на них. Кто ловчее…
У хангаров запели — протяжно, под занудливый аккомпанемент какого-то инструмента. Несколько голосов подхватили. "Один палка, два струна — я хозяин вся страна," — подумал Олег. И услышал троекратное карканье с той стороны. Йерикка, поднеся ладони ко рту, тоже каркнул три раза. Вокруг, зловеще шипя, поползла из ножен сталь. Олег обнажил свой меч и устроил его клинком на плече.
Хангары весело перекликались. Кое-кто ловил рыбу в ручье. над большим костром кипела вода в закопченном котле.
"Йа, йа, йапп, йапп!" — затявкала лисица в кустарнике на том берегу. И тут же Олег был оглушен — таким диким, тошнотворным воплем рвануло вокруг:
— Р-р-рысь! Ай-йа!
— Рысь!
— Дажьбог!
— В мечи! Руби выжлоков!
— Ай-йа!
С визгом и воплями горцы перелетали через кусты — волосы и плащи по воздуху, орущие рты, убийственные высверки стали. В туче брызг, не переставая улюлюкать и выть, они мчались через ручей.
На берегу все замерло на миг. Потом послышался непонятный рыдающий крик — в нем отчетливо звучал ужас.
Все смешалось. Кто-то бросился к лошадям, кто-то, оцепенев, замер на месте, кто-то рванулся к кустам, кто-то — к оружию.
Олег поотстал — от неожиданности — и видел, как горцы рубят поводья и схватываются с хангарами. Глухой лязг стали, крики и призывы смешались в воздухе. Несколько кочевников с саблями наголо рванулись через ручей. Но на их пути встали Данок и Холод; хангаров было аж семеро, мальчишки пятились, отбиваясь обеими руками.
Все сомнения и вообще мысли исчезли. Олег завопил:
— Иду, ребята, держись! — и бросился к сражающимся по воде.
Очень вовремя. Левая рука Данока повисла, его ранил быстрый, как ртутный шарик, хангар, ловко орудовавший клинком, украшенным драгоценными камнями. Холод отбивался, как мог, но с двумя руками сражаться за три было трудно: Олег увидел белое лицо горца с несколькими капельками пота над закушенной верхней губой, прищуренные глаза…
![Олег Верещагин - Красный вереск [За други своя!]](/uploads/posts/books/102443/102443.jpg)
![Олег Верещагин - Красный вереск [За други своя!]](/uploads/posts/books/104685/104685.jpg)
