Дмитрий Бондарь - Здесь птицы не поют (СИ)
— Хорошо, — Семен казался довольным, — когда сможете пойти?
— Да хоть сейчас, — Юрик посмотрел на Рогозина, немножко ошалевшего от столь стремительного развития событий, и кивнул: — Да, сейчас пойдем, пока паря не отказался.
— Я… а, — все, что нашел сказать Рогозин, потонуло в звуках дружеских шлепков по плечу:
— Ни пуха, парень!
— Возвращайтесь.
— Я буду жа ваш молитшя.
— Осторожнее там…
Разведчикам собрали нехитрый паек, сложив туда едва ли не половину оставшегося припаса, каждый подержал за руку героев, Семен хотел сказать напутственную речь, но просто махнул рукой.
Потом все резко замолчали, сделавшись похожими на онемевшего Виталия, и стали безмолвно взирать на сборы Рогозина и Юрика — должно быть, люди уже считали их мертвыми.
Глава 11. Вылазка
Уже перед самым выходом из пещеры их догнал Шепа, схватил за руку Виктора и сунул в нее два криво вырезанных из дерева крестика на тонких бечевках:
— Вожьми, хаб Божий. Намоленные крешты. Может быть, тойько это тебя однажды шпашет.
И Рогозин вдруг понял, что не смотря на все его вновь открывшееся мракобесие, Матвей все‑таки неплохой человек и по — своему заботится о людях. А то, что не может поделить власть с Борисовым и капитаном — так это просто из‑за большой разницы позиций и необходимости очень быстрого принятия решений. Утрясли бы со временем.
— Пойдем, паря, — потянул его за рукав Юрик. — Нечего здесь стоять лишний раз.
Как сутки назад они вышли под тень вековых деревьев. Не хватало только Мони.
— Наденешь? — Рогозин показал Юрику крестик.
— Нет, — отказался якут. — Я в это не верю. Иччи верю, он здесь живет, он меня защитит. А в кресте никого нет — это просто символ. Вернее, там есть свои иччи, только с нами они знаться не захотят. Вот был бы шаман…
— Как хочешь, — оборвал рассуждения приятеля Рогозин. — Тогда я два надену. Моему иччи они не помешают?
— Как они могут ему помешать? Думай, что говоришь. Это же иччи! Они друг с другом всегда общий язык найдут.
Рогозин не заметил, как они удалились от пещеры так далеко, что ее уже не было видно. Он обернулся пару раз, но за частыми стволами деревьев ничего не разглядел, и сердце екнуло: как найти дорогу назад?
— Смотри, Витька, — зашептал вдруг Юрик, бухаясь на колени перед деревом. — Смотри направо!
Рогозин перевел взгляд в указанном направлении и едва не уронил свою челюсть на землю! На глинистой прогалине, перевитой вылезшими из‑под земли корнями деревьев, стояли три человека. Хотя, конечно, невозможно себе вообразить человека, будто зажаренного до состояния угля, с вывернутыми наружу суставами, с кровоточащими трещинами в обгоревшей шкуре, истекающего зловонной жижей при каждом движении и при этом — живого. Они были мерзки, их вид вызывал тошноту, но и странным образом притягивал к себе, приковывал внимание, не позволяя отвести взгляд в сторону.
С большим усилием Рогозину далось даже простое моргание — настолько впечатлило его увиденное.
— Осторожно, — предупредил Юрик. — Не шевелись! Это не абаасы. Это обращенные люди. Вон тот, повыше — Петр, маленький — Иван. Помнишь, Санек о них рассказывал? Они могут нас почуять и тогда даже иччи не спасет. У них нет внутренностей — Улу все вытащил и держит в кулаке, заставляя этих рабов делать все, что ему захочется. Если начнут с нами говорить — бежим! Если сможем…
Но троица дурнопахнущих зомбаков стояла, покачиваясь под порывами ветра и, кажется, не собиралась никого преследовать.
— Удачно мы с подветренной стороны зашли, — улыбнулся Юрик. — Они нас не чуют. Тихонько отползаем, Витька.
Рогозин пристроился вслед за Юриком, перед носом мелькали мягкие подошвы сапог приятеля и продолжалось это так долго, будто якут решил ползком добраться до Москвы.
Очень быстро Виктор привык к ритму, наловчился обползать торчащие из земли коряги, и очень удивился, когда за очередной гнилушкой не обнаружил Юрика. Он остановился, стал озираться вокруг и услышал торопливый шепот:
— Сюда ползи, быстро!
— Что стряслось? — запыхавшийся Виктор был немного зол на Юрика за его постоянные фокусы.
— Петр за нами пошел, — спокойно ответил якут. — Или заметил или просто по секторам ходят, ищут.
— И что?
— Башку ему снесем, вот что, паря! Одним подручным у Улу меньше — нам легче. Убьем его!
— А как? Санек же говорил, что у него регенерация и вообще…
— Подманим. Ты спрячешься за деревом, а я окликну его. Он на меня бросится, а ты сзади его по хребту мачетой своей! Только осторожнее — меня не порань.
От идиотизма изложенного плана Рогозин остолбенел и целую минуту соображал, что можно сказать, пока изо рта не вырвалось:
— Твою мать, Юра! Ты совсем сбрендил? Как я буду человека по шее рубить? Ты дурак, что ли? Я не смогу!
— Это не человек! — возразил Юрик.
— Все равно!
— Давай я буду рубить, — переиграл план якут. — Я на скотобойне недолго однажды работал, не промажу. Только если он тебя покусает, ты не расстраивайся. Хорошо? Он уже близко, решайся!
Мысли Рогозина метались, но выхода он не находил. Хотелось и уничтожить эту нечисть и брезгливая боязнь этого странного существа была настолько сильной, что страшно даже было подумать о том, чтобы к нему случайно приблизиться, не то что приманивать.
— Быстрее, — напомнил Юрик. — Или придется возвращаться в пещеру пустыми.
— А ты точно отрубишь ему голову?
— Я постараюсь, — серьезно пообещал Юрик. — Но, знаешь, если вы будете вертеться, то…
— Давай ружье, — набравшись решимости, потребовал Рогозин. — Мне с ним спокойнее будет. А тебе — вот, — он протянул привычный тесак. — Только не промахнись, а?
— Я постараюсь, — повторил якут. — Сейчас я спрячусь, а ты выскакивай и попрыгай на месте. Он тебя услышит. Будь осторожен, он очень сильный. Его тело питают духи. Он быстрый и сильный. Но ты справишься. Потому что выхода у тебя нет.
Юрик неслышно ушуршал куда‑то в сторону, оставив Рогозина одного.
Виктор на мгновение прикрыл глаза, собираясь с силами, прислушиваясь к звукам и запахам, запоминая все нюансы окружающего мира. Перекрестился, поцеловал оба крестика, пообещал себе, что никогда в жизни больше не возьмет в рот ни единой капли, и в отчаянном порыве поднялся на ноги, держа дробовик перед собой за приклад и цевье.
Обращенный был уже совсем недалеко — шагах в тридцати и едва Виктор сосредоточился на нем, как черное существо, брызгая во все стороны кровью, устремилось к Рогозину. Оно неслось так быстро и столь мощно, что если бы Рогозин не был предупрежден, то непременно попытался бы задать стрекача.
Тридцать шагов эта тварь преодолела буквально за две секунды, Виктор едва успел покрепче вцепиться в дробовик, даже не помышляя о том, чтобы сделать выстрел. С ног Рогозина сбил вонючий черный вихрь, в который превратился обращенный. Они повалились на землю, пару метров тело Рогозина тащила по земле инерция, но никакой боли он не почувствовал, наполненный ужасом, который внушала ему зубастая зловонная почти неузнаваемая харя недавнего знакомца. С огромными зубами, с которых что‑то капало, рычащая, с выпученными глазами, изрезанными красной сеткой раздутых кровеносных сосудов, едва не выпадающими из глазниц, она была ужасна, и страх буквально парализовал Рогозина. Очень удачно в последний миг Виктору удалось воткнуть ружье между зубов монстру и теперь чудовище грызло железо, мерзко скрипели зубы, во все стороны летели брызги какой‑то дряни, иногда попадающей на лицо Виктору.
Ему показалось, что прошла уже вечность, а Юрик все не появлялся. Все окружающее пространство заполнила чернота свирепой рожи обращенного, он вцепился обеими руками с полуразложившимися, но почему‑то крепкими когтями в почти незащищенное горло Рогозина. В глазах Виктора появились радужные круги, захотелось глубоко вдохнуть побольше воздуха, но тот отказывался заполнять легкие, словно не стало его во всей Якутии.
И внезапно все кончилось: на лицо Рогозина пролился холодный кисель, что‑то больно ударило его прямо в лоб — так, что искры из глаз, но в следующий миг над собой он увидел не отвратительный оскал чудовища, а высокое синее небо с парой облаков. Тяжесть лежащего на Рогозине тела, однако, никуда не делась.
Адреналин бушевал в организме, вызывая мощную трясучку, Виктор одним движением сбросил с себя мертвое — теперь уже окончательно мертвое — тело, подтянул к подбородку колени и часто задышал, растирая поврежденное горло. Хотел что‑нибудь сказать, но ни язык, ни губы слушаться не хотели.
— Все, паря, все. Уделали мы эту тварь, — говорил рядом Юрик, гладя Рогозина по голове. — Ты настоящий герой. Я не знаю, смог бы так с ним…
