Максим Хорсун - Смерть пришельцам. Южный фронт
– С начала, – ответила, словно само собой разумеющееся, Людмила. – После четвертого курса ушла добровольцем.
– Я тоже хочу в армию! – сказал Степан, чувствуя, как у него захватывает дух. – Я хочу воевать против пришлых! Товарищи, меня зачислят добровольцем?
Бойцы в маскхалатах переглянулись.
– Вообще-то у нас каждый человек на счету, – сказал Кузнец. – Гляжу, парень ты правильный и неробкий, может, сгодишься на фронте.
– Я уже имел дело с пришлыми, – добавил Степан. – У меня есть сведения, которые я должен передать…
– Что за сведения? – тут же среагировал Икар.
– Передашь, раз должен, – сказал поскучневшим голосом Кузнец. Видимо, он решил, что парнишка хорохорится.
Линию горизонта на востоке разорвали вертикальные штрихи. Приглядевшись, Степан понял, что это – далекие тополя. Впереди был населенный пункт.
– Твое Степное. – Кузнец махнул рукой в сторону деревьев. – Но мы пойдем дальше. Еще приблизительно километра четыре. Выдюжишь?
– Я с вами, – поспешно сказал Степка.
– Ну, конечно, ты с нами! – усмехнулся Икар и хлопнул его по плечу.
Степное осталось за их спинами. К вечеру они вышли на грунтовую дорогу, по всей длине усеянную обломками боевых машин.
Сердце Степана наполнилось щемящей грустью. Он отделился от группы и какое-то время бродил среди обгоревших, изувеченных БТРов в одиночестве. Он догадывался, кого перевозили эти машины и кто принял здесь бой. Степан шел, прикасаясь ладонью к проржавевшим бортам, к оплавленным шинам. Сквозь пыль проблескивали стреляные гильзы, взгляд то и дело задерживался на гнилых обрывках формы и костях, обглоданных волками.
Валяющиеся по отдельности солдатские сапоги, каски, поломанное оружие, рваные вещмешки и подсумки – унылая, подавляющая волю картина бойни.
Выжил ли кто-нибудь?
Ну, хоть кто-нибудь…
За следующим БТРом стоял старый знакомец. Его изъеденное инопланетной болезнью лицо окончательно превратилось в костяную маску. Полный мелких зубов рот был широко распахнут, в глотке пузырилась насыщенная болезнетворными спорами слизь. Глаза, похожие на два шарика для настольного тенниса, выпирали из черепа. Тонкая и корявая, покрытая налетом плесени рука протянулась к Степану. Острый указательный палец, точно стилет, был направлен юноше в сердце.
– Я не забыл, – сказал Степка. – Я передам твои коды, можешь не преследовать меня больше.
Мертвый всадник все равно продолжал тянуться, было слышно, как трещат от напряжения его суставы.
– Что ты от меня хочешь? – устало спросил Степка. – Я не болен костянкой, я не пойду по твоим стопам!
Мертвец замер. Тонкая морщинистая корка, в которую превратились мышцы его лица, захрустела и покрылась сетью разрывов. Степан с недобрым предчувствием понял, что покойник улыбается.
Под каблуком холодно клацнуло. Степан опустил взгляд: он наступил на заржавелую гранату «Ф-1». Затаив дыхание, Степка убрал ногу. Граната осталась приутопленной в землю. Тогда он огляделся, словно только что проснулся. Умершего от костянки всадника не было и в помине, даже пыль осталась непримятой на том месте, где он якобы стоял. Бойцы в маскхалатах сбавили шаг, подстроившись под темп Степана, двигались они в двухстах метрах в стороне от дороги смерти.
Нужно было возвращаться в группу Лютика, пока, задумавшись в очередной раз, он не напоролся на более агрессивно настроенную железяку, чем подвернувшаяся под ноги «Ф-1».
– Они выступили против пришлых в числе первых! – сказала Людмила, чтобы морально поддержать мрачного Степку. – Они все герои!
– Их разбили в пух и прах, – проворчал Икар.
– Скорее всего пацаны даже не поняли, что с ними происходит, – с сожалением добавил Кузнец.
Но дальше пейзаж становился еще более тягостным. Насупились и больше не проронили ни звука бойцы, Степан же шел, словно во сне. Сознание отказывалось воспринимать то, что видели глаза.
Сбитые на низкой высоте и не успевшие развалиться в воздухе транспортные самолеты «Ан-8» лежали на мелкой волне ковыля, словно выбросившиеся на берег киты. Сквозь пробоины в фюзеляжах было видно, что в грузовых кабинах осталась боевая техника: искореженная сталь вперемежку с останками десантников. Бесчисленное множество обломков засеяли землю, и теперь они неуклонно ржавели, добавляя в серо-желтую гамму степи кровавый оттенок. Разбитые иллюминаторы глядели на людей уже знакомым Степану потусторонним взглядом неупокоенных мертвецов. Пробоины с зазубренными закраинами походили на оскаленные рты людей, больных костянкой. Ломаные-переломаные крылья выгибались и вздрагивали на ветру, словно были не из металла, а из плоти и крови.
То тут, то там торчали бетонные шапки капониров, почва вокруг них была оплавлена и стеклянисто блестела, отражая свет заходящего солнца. Живо представлялось, как когда-то здесь сверкали лучи пришлых, выжигая и обращая в прах все живое, что оказывалось в зоне поражения.
Неожиданно Степан понял, что под его ногами больше не бугристая земля степи, а армированный бетон рулежной дорожки военного аэродрома. Здесь было еще больше уничтоженной техники. Настоящее кладбище самолетов: обгоревших, исковерканных взрывами, превратившихся в груды металлолома. Среди обломков фюзеляжей виднелись не успевшие подняться по грузовым трапам БТРы и танки. Грузовикам, пожарной технике, радиолокационным станциям, батареям ПВО – всем когда-то досталось сполна.
На взлетно-посадочной полосе лежала груда серебристого металла, и Степан понял, что это – сбитое «блюдце». От сердца немного отлегло: ну, хоть кто-то из сволочей не ушел безнаказанным. Возле «блюдца», направив на него стволы пушек, стояли два сожженных танка. Степан понял, что танкисты расстреляли сбитый аппарат практически в упор, а потом и сами попали в прицел энергетических орудий следующей боевой машины пришлых.
Кузнец повел группу к пустым арочным укрытиям, которые раньше служили ангарами для фронтовой авиации. Присыпанные землей и заросшие травой, с высоты они выглядели словно курганы.
– Вы здесь не в первый раз? – спросил Степан Людмилу.
– Да, – ответила та, – во второй.
Под арочным сводом царила разруха. В полумраке попискивали крысы, где-то капала вода. Икар и Кузнец подхватили и отбросили в сторону гнилое брезентовое полотнище, распугав грызунов. Степан увидел крышку люка, заросшего по закраинам жирной грязью. Людмила вытащила из-за шкафа, забитого ржавым инструментом, гвоздодер-фомку. Икар принял фомку и подцепил ею люк.
Через минуту они уже спускались по железной лестнице в темноту. Впереди – Икар и Людмила, за ними – Степан, Кузнец же задержался, чтобы задвинуть тугие засовы.
Людмила включила электрический фонарь. Степан увидел узкую, покрытую разноцветным плесневым налетом горловину колодца. Ухнули сапоги по цементу – это Икар спрыгнул на пол. Почти сразу раздался его голос:
– Керосинка…
Послышалось чирканье. Степан при этом звуке невольно умилился: он сто лет не видел спичек. Внизу затеплился красноватый свет, Людмила спрыгнула с лестницы, исчезла в низком дверном проеме.
Это было бомбоубежище. Оно не пострадало при налете пришлых, и, судя по беспорядку, в нем кто-то обитал. Причем – долгое время.
Низкие арочные своды нависали над головой, на вид они казались несокрушимыми и, возможно, способны были защитить от непрямого попадания ядерной бомбы. Узкие коридоры образовывали несложный лабиринт с множеством тупиков. Вдоль стен располагались двухъярусные кровати, некоторые до сих пор были застелены тонкими солдатскими одеялами. Со всех сторон громоздились многочисленные шкафы и ящики.
Бойцы сбросили маскхалаты, отложили оружие. Икар с хозяйским видом взялся хлопать дверцами шкафов. Почти сразу он нашел вторую керосинку и примус, водрузил и то и другое на узкий стол.
– Ох… – Людмила села на кровать, откинулась спиной на стену.
– Отдыхай, Лютик, – сказал Кузнец заботливо, – а я чирикну, чтоб нас подобрали.
– Сейчас… – Биологичка запрокинула голову и помассировала лицо ладонями. – Пять минут только… Отдыхать будем, когда вернемся – две недели в карантине.
Степан пошел за Кузнецом. Заглянув ему через плечо, он увидел радиоузел, все оборудование в котором было покрыто густой и пыльной паутиной. Сердце тревожно екнуло: Степка привык полагать, что пришлые слушают эфир на всех частотах и любой упорядоченный сигнал – уже повод выслать к его источнику пару «блюдец». А потом он подумал, что для связи с бомбоубежищем наверняка на большой глубине проложен кабель.
Кузнец обернулся.
– В конце коридора – сортир и душ, – сказал он. – Вода холодная, но ее полно: целая цистерна.
– Намек понят, – усмехнулся Степка, отступая.
– Да от нас от всех сейчас разит как от козлов, – подал голос Икар, выкладывая на стол одну запаянную жестянку за другой. – От всех, кроме нее. – Он показал рукой с зажатой в ладони банкой на Людмилу.
