Хироси Сакурадзака - Грань будущего
– Ты странный. – Лицо ее смягчилось, просветлело.
– Давай-ка пока прервемся. – Я бросил взгляд на парней через ее плечо. – Северо-восток. Готова?
Мы с Ритой помчались прочь, оставив ребят на плацу озадаченно скрести в затылках. Мы пролезли сквозь натянутые между столбами цепи, ограждающие тренировочный полигон. Бриз, доносящийся с моря, приятно холодил кожу. Какое-то время мы бежали просто так, удовольствия ради. По левую руку, далеко отсюда, виднелось побережье. Ярко-синяя вода простиралась за бессмысленной оградой из колючей проволоки, тянувшейся вдоль прибоя. Патрульное судно шло курсом, параллельным нашему, оставляя белую полосу вдоль четкой линии, разграничивавшей небо и море.
Громкие крики солдат постепенно остались позади. Здесь были слышны только рев моря, далекое шуршание многих пар армейских ботинок по бетону, грохот моего бешено стучащего сердца и шелест дыхания Риты.
Я резко остановился и застыл на месте. Рита не успела вовремя среагировать и врезалась в меня. Еще одна ошибка операционной системы. Я сделал несколько неровных шагов. Рита споткнулась, пытаясь восстановить равновесие. Мы вцепились друг в друга, чтобы не упасть. Я одной рукой обнимал Риту, а она – меня.
Наше столкновение нарушило разом все правила и нормы. Ее тренированное тело прижималось ко мне. Я ощутил приятный аромат. Без Доспеха я был совершенно беззащитен перед странными химическими соединениями, насыщавшими воздух.
– Э, прошу прощения. – Рита извинилась первой.
– Да нет, это я виноват. Не нужно было так резко останавливаться.
– Нет. То есть прости, конечно, но…
– Не нужно извиняться.
– Я и не собиралась. Просто… ты не мог бы наконец отпустить мою руку?
– А… – На запястье Риты там, где его стискивали мои пальцы, осталось красное пятно. – Извини.
Для меня Рита была старым другом, соратницей во многих боях. Но для нее Кэйдзи Кирия был незнакомцем, которого она только что встретила. Всего лишь призрачный силуэт из другого времени. Только я помнил облегчение, которое мы испытывали, стоя спиной к спине. Только я чувствовал электрические искры, пробегавшие между нами, когда наши взгляды встречались, выражая понимание без слов. Только я ощущал тоску, желание и преданность.
До того, как я пошел в армию, мне довелось посмотреть шоу про человека, который любил женщину, потерявшую память после несчастного случая. Наверное, он прошел через те же переживания, что сейчас испытывал я, – без всякой надежды наблюдать, как все, что ты любишь, исчезает, развеиваясь по ветру, а ты стоишь на месте, не в силах этому помешать.
– Я… в общем… – Я даже не знал, что ей сказать, несмотря на предыдущую петлю.
– Это и есть твой хитроумный способ убраться ото всех подальше?
– Да. Наверное.
– Это хорошо. А где мы находимся? – Рита развернулась на месте, оглядываясь.
Мы стояли на широком поле, с одной стороны заканчивавшемся заграждением из колючей проволоки, а с трех других – оградой из натянутых между столбиками цепей. Дикие травы выпустили зеленые ростки из трещин в бетоне, покрывавшем огромный квадрат площадью десять тысяч квадратных метров.
– Это плац номер три.
Я сумел провести нас от одного огромного плаца до другого. Неплохо. Наверное, я слишком много времени проводил с Феррелом. Его любовь к тренировкам напоминала серьезное психическое расстройство, и, похоже, я успел его подцепить.
Рита снова повернулась ко мне:
– Как-то здесь уныло.
– Прости.
– Да нет, мне даже нравится, что тут так пустынно.
– Странные у тебя вкусы.
– Это разве можно вообще вкусом назвать? Там, где я выросла, тоже пустынно. Правда, в тех местах океана нет. А небо здесь… прекрасно. Оно такое яркое, – произнесла она, запрокинув голову.
– Оно тебе нравится? Небо?
– Не столько само небо, сколько его цвет. Яркий, сияющий, голубой.
– Тогда почему у тебя красный Доспех?
На несколько мгновений воцарилась тишина. Затем, наконец, Рита снова заговорила:
– Небо в Питтсфилде поблекшее. Как вода, в которой споласкивали кисть с синей краской. Словно вся вода, которая была в земле, устремилась к небу и разбавила его цвет.
Я бросил взгляд на Риту. Она подняла на меня карие глаза.
– Прости. Забудь, что я сказала.
– Почему?
– Это не то, что ожидаешь услышать от Риты Вратаски.
– В этом я не специалист.
– А я – да.
– Мне показалось, это очень мило, – признался я.
Глаза Риты расширились. На мгновение в них промелькнуло нечто, свойственное исключительно Стальной Суке. Но выражение ее лица не изменилось ни на йоту.
– Что ты сказал?
– Что это очень мило.
Похоже, ее удивил мой ответ. Короткая прядь волос цвета ржавчины упала ей на лоб, и она подняла руку, чтобы потеребить и убрать ее. Между пальцами промелькнули ее глаза, наполненные странным сиянием. Рита была похожа на девочку, чье сердце наконец кто-то затронул, на ребенка, чью ложь разоблачил пронзительный взгляд матери.
Я нарушил неловкое молчание:
– Что-то не так?
– Нет.
– Я вовсе не пытался смеяться над тобой. Мне просто захотелось это сказать. Но, видимо, я выбрал неудачный момент.
– У нас уже был похожий разговор, в предыдущей петле, верно? Но помнишь его только ты, – догадалась Рита.
– Да. Прости.
– Нет, меня это не смущает. – Она покачала головой.
– Тогда что не так?
– Скажи мне, что ты будешь делать.
– Ну, я еще многого не понимаю, – признался я. – Мне нужно для начала, чтобы ты объяснила, как разорвать петлю.
– Я спрашиваю, что ты будешь делать дальше, чтобы мне не пришлось об этом думать.
– Ты что, шутишь? – спросил я.
– Серьезна, как никогда.
– Ты же Рита Вратаски. Ты всегда знаешь, что делать.
– Хорошо будет наконец оказаться вне рамок петли – для разнообразия.
– А для меня в этом нет ничего хорошего, – заметил я, гадая, что она хотела сказать этим своим «будет». Я думал, она уже освободилась от петли, двести одиннадцать раз прожив одни и те же тридцать часов во Флориде. Я открыл было рот, собираясь задать ей этот вопрос, но Рита меня опередила.
– Думаю, я заслужила право посидеть в сторонке и посмотреть, – произнесла она. – Мне дерьма и так хватило по самые уши. Теперь твоя очередь. И чем быстрее ты смиришься с этим, тем лучше.
– Знаю, – вздохнул я.
– Эй, не вини меня в этом.
– Что ж, еще, конечно, рановато для этого, но дальше я собираюсь пойти в столовую. Надеюсь, ты ничего не имеешь против японской кухни.
Во второй столовой было шумно. В одном углу горстка солдат выясняла, кто сделает больше отжиманий за три минуты. Другая группа, которую мы миновали, устроила чемпионат на поедание – и теперь в ход пошел таинственный состав, похожий на смесь кетчупа, горчицы и апельсинового сока. На другом конце столовой какой-то парень пел под аккомпанемент банджо народную песню – или, может, она появилась впервые в каком-то старом аниме, – которая была довольно популярна лет семьдесят назад. Одна из новоявленных сект когда-то использовала ее в качестве антивоенного гимна, но такие мелочи не смущали парней, записавшихся в ряды сил Единой обороны. Мелодия легко запоминалась, а этого достаточно, чтобы песня стала хитом среди операторов Доспехов.
Все, идемте в армию!
Все, идемте в армию!
Все, идемте в армию!
И будем убивать!
Я видел все это уже сто пятьдесят девять раз. Но с тех пор, как меня затянуло во временную петлю, почти не обращал внимания на мир вокруг меня и сидел, погруженный в свои мысли, если происходящее не могло помочь мне освободиться. В маленькой, серой столовой, в которой царило полное безмолвие, методично запихивал в рот лишенную вкуса еду.
Даже если завтрашний бой пройдет хорошо, некоторые из сидящих здесь солдат не вернутся. Если он пройдет плохо, значит, не вернутся многие. И все это понимали. Бронепехота была эдаким Санта-Клаусом, а сражения давно стали нашим Рождеством. В конце концов, чем еще заняться эльфам в канун Рождества? Разумеется, расслабиться по полной и хлебнуть эггнога![1]
Рита Вратаски сидела напротив меня и в сто шестидесятый раз ела один и тот же обед. Сейчас она внимательно рассматривала свою сто шестидесятую умэбоси.
– Что это такое?
– Умэбоси. Умэ – это… их называют сливами, хотя вообще-то это абрикос, высушенный на солнце и затем засоленный. Попробуй.
– И какова она на вкус?
– Еда – как война. Чтобы понять, надо попробовать.
Она два или три раза потыкала умэбоси палочками, затем, отбросив осторожность, засунула ее себе в рот целиком. Слива оказалась очень кислой. Рита согнулась пополам, словно получив удар по корпусу от боксера-тяжеловеса, схватилась за горло и за грудь. Я видел, как на спине у нее судорожно подергиваются мышцы.
– Нравится?
Рита принялась работать челюстями, не поднимая взгляда. Горло напряглось, кадык дернулся. Что-то вылетело изо рта – чистенько обсосанная косточка, которая приземлилась на ее поднос. Рита вытерла уголки губ, ловя ртом воздух.