Александр Конторович - Лорд в серой шинели
Он мотает головой – точно, не знает. Жаль, я думал, что хоть кто-то расскажем мне что-нибудь новое.
– Теперь я могу сделать тебя его рабом. Как здесь, так и после смерти. Если бы я хотел тебя убить – ты был бы мертв. Но я пока этого не хочу. Ты ещё нужен мне, пока ещё не знаю – надолго ли? Хочешь спросить – зачем?
Он кивает.
– Став его рабом, ты предашь всё, во что верил. Предашь всех, кого знал. Я скажу – и ты убьешь их своими руками.
В глазах пленного вижу неприкрытый ужас.
– Хочешь – я прикажу, чтобы ты убил своего товарища? Разорвал его голыми руками? Это будет интересно и необычно – я от души посмеюсь.
Вы считаете меня исчадием ада? А как должен вести себя такой персонаж? Учитывая то, что сами эти ребятишки далеко не примеры для подражания, мне они должны приписывать и вовсе жуткие злодеяния. Такие, чтобы им самим не по себе стало бы. Или я ничего не понимаю в психологии. Вот на этом и сыграем.
Своим руководителям этот тип должен верить безоговорочно. Стало быть, всё, что обо мне они не понарассказывали – должно им восприниматься как "Отче наш"! Усомниться в этом – усомниться в праведности своих учителей. А этого он сделать не может. Во всяком случае – не должен. Да и вся история только подтверждает мои нынешние слова. Как там мой предшественник у них порезвился? Такую зачистку организовал, что и до сих пор они его помнить должны. У меня и у самого мурашки по коже бегают, а уж у этих товарищей Серый должен просто беспредельный ужас вызывать. И такую же ненависть.
Резюме – мне он поверит. Если я буду и дальше изображать из себя запредельного негодяя, каковым с их точки зрения и должен быть. Кстати говоря, то, что их посланец покончил с собой после нашего разговора, должно косвенно играть на мою версию.
– Ты в курсе, отчего ваш посланец, тот, что со мною говорил, покончил с собой?
Отрицательный жест.
Не ведает – и это хорошо.
– Ваши иерархи осведомлены о том, что я могу сделать рабом клинка любого человека. Вот и в данном случае они постарались этого избежать. Мне пришлось просто его убить. Ты же знаешь, куда он теперь попал…
Судя по выражению морды лица – знает. И активно туда не хочет.
– Так вот – у тебя есть два пути. Первый – ты станешь моим рабом и будешь слепо исполнять мою волю. И здесь – и после смерти. Хочешь этого?
Не хочет – вон как головою замотал, того и гляди – оторвется.
– Путь второй. Расскажешь мне то, что я хочу знать. Потом я развяжу тебя и верну кольцо. Ты будешь волен делать то, что хочешь. Это, с вашей точки зрения, будет меньшим злом по отношению к Ордену. Хочешь – живи, нет – можешь умереть так, как, и положено любому из вас.
Втыкаю в щель между камнями щепку.
– Когда её тень дойдет до твоей ноги – дашь ответ. Не разочаруй меня…
Мы отходим в сторону. Брат Рон с интересом смотрит на меня.
– И вы думаете, что это с ним сработает?
– Бог весть, – пожимаю я плечами, – но попробовать можно. Я поставил его сейчас в такую ситуацию, что как бы то ни повернулось, а он неминуемо предает Орден. В его воле свести этот ущерб к минимуму. И чем сильнее он предан интересам Ордена, тем больше вероятности, что он согласится на мои условия. Как вы знаете, жизнью они не дорожат, а вот правильная смерть – это едва ли, не самое главное для него. И это тоже серьезный аргумент для его раздумий.
Рон кивает и отходит к своим ребятам. Со мною остается только Лексли.
Кот ничего не говорит. Присев на лавочку, он с любопытством рассматривает нашего пленника.
– Ну, а ты-то чего молчишь? – спрашиваю его.
– А я просто смотрю. Мне интересно, сколь велика его преданность Ордену. В твоих рассуждениях есть здравое зерно. Но поскольку это первый из Молчащих братьев, с которым хоть кому-то удалось разговориться, я обожду пока делать какие-либо прогнозы.
Посмотрев на отошедшего в сторону монаха, он спрашивает меня:
– Флягу свою он тебе сам предложил?
– Да. Я только сказал ему, что пить хочется.
– Эти ребята никогда и ни с кем не делятся своей едой и питьем.
– Это еще почему?
– Устав их ордена прямо запрещает преломлять хлеб и делить воду с тем, кто не является членом ордена.
– Это что же за орден такой суровый? Это нельзя, то нельзя…
– Орден Стражей Спокойствия. Про них вообще мало чего известно. Я так и вижу-то их в первый раз. Они вообще мало появляются на людях. А про их монастырь ходят всяческие легенды. Никто даже не знает, где он находиться. А гости никогда не преступают его порога. Что он тебе при этом сказал?
– Да ничего особенного. Поблагодарил за помощь внизу.
– Мне, однако, он ничего подобного не сказал, – язвительно замечает Лексли. – А ведь я тоже там был.
– Но флягу-то он дал и тебе!
– Пожалуй…
Рон возвращается и присаживается рядом с нами.
– Ну как там наш пойманный? Добралась до него тень?
Монах кивает головой.
– Да.
– Ну, что, пойдем, поговорим с ним?
Мы встаем и дружно топаем к пленнику.
Он выглядит постаревшим и осунувшимся, судя по всему, мысли его одолевают достаточно тяжкие.
– Ну, что – решил?
Клиент кивает головой. Рон делает знак, и у него изо рта вытаскивают деревяшку. Стрелок сплевывает на песок и прокашливается, прочищая горло.
– Что бы ты ни надумал, – предупреждаю я его, – помни: умереть мгновенно ты можешь только от моего клинка. Ты, конечно, можешь измыслить что-нибудь и вовсе хитроумное, но на выполнение любого твоего замысла все равно уйдет какое-то время. А мне достаточно будет произнести несколько слов. И все – ты мой раб. При жизни и после смерти. Понял меня?
Он кивает головой.
– Понял, – говорит он хриплым голосом.
– Хочешь воды?
– Хочу.
Лексли делает знак, и кто-то из солдат подносит к его рту кружку с водой. Он выпивает воду несколькими крупными глотками. Солдат убирает кружку и отходит в сторону.
– Я не спрашиваю твоего имени. Но как высоко ты стоишь в иерархии Ордена?
– Я наблюдающий.
Краем глаза я вижу кивок брата Рона. Значит, ранг пленника достаточно высок.
– Ну, что ж, значит, разговор с тобой будет интересным.
– Пусть отойдут все остальные. Я не буду при них говорить.
Рон поворачивается и отходит в сторону. За ним это делают все монахи и Лексли. Отойдя метров на пятнадцать, они присаживаются, не сводя с нас внимательных глаз.
– Расскажи мне о вас, – спрашиваю у стрелка. – Чего вы хотите достичь в этом мире?
Его глаза слегка оживляются. Судя по всему, не этого вопроса он ждал.
– Мы были первыми в этом мире, кто пришел к пониманию его сущности. Все прочие верования возникли уже позже.
– Иными словами – вы единственные, кто познал истину?
– Да! – с некоторым вызовом отвечает мой оппонент.
– Ну, тебе виднее, – отвечаю я. – В конечном итоге, я всего лишь прохожий в этом мире. И не собираюсь вникать в то, кто из вас прав, а кто нет. У меня и своих дел хватает, знаешь ли…
Оппонент снова кивает. Судя по всему, моя репутация на всю голову отмороженного и беспринципного негодяя, пока что, находит подтверждение в его глазах.
– Мы единственные, кто правильно понимает своё место в этом мире.
– И каково же оно?
– Предназначение человека – служить высшему существу. Ведь и ты являешься его слугой, хотя и понимаешь это по-своему.
– Интересно! С чего это ты взял?
– Ты можешь убить не только тело человека, но и его душу. Никто из нас так не может, а значит, тебе доступен более высокий уровень мастерства, чем нам. Но ты – один. А нас много.
– Ты говоришь – служение… А в чем оно состоит?
– Не будешь же ты спорить, что еще никто, из людей, живущих под этим небом, не сумел избежать смерти?
– Не буду.
– Что может быть более высокой целью, чем облегчить путь человека к своему венцу?
– То есть, как живет человек, с вашей точки зрения не так важно. Важно, как он умирает?
– Не только. Важно еще то, во что он верит при этом. Мы все, умерев должным образом, соединяемся с Незримым, тем самым усиливая его мощь. И в последующем своем перерождении становимся еще более сильными и могучими. Наступит день, когда весь мир будет подчинен истинной вере.
– И что тогда?
– Тогда и откроются нам пути к дальнейшему совершенствованию и росту.
– Ты так уверенно об этом говоришь…
– Я знаю, что говорю. Иногда божественное просветление сходит на некоторых из наших братьев. Телесно оставаясь здесь, духом своим проникают они сквозь пространство и время. И, возвращаясь сюда, рассказывают нам о том, что видели и чувствовали.
– Интересно. И как часто такое происходит?
– С начинающими – редко. Может быть, раз или два раза в год. Чем выше поднимаешься в своем познании, чем больше твои заслуги перед братьями, тем чаще снисходят на нас моменты просветления.
