"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Белл Том

— Дай-то бог, сударь! —ответил звонарь. — И так сколько человечьих душ уже погублено!

И он вернулся к своему делу.

Через час вода действительно начала отступать: по крайней мере, валов больше не было. На колокольню, тяжело дыша, взобрался какой-то священник, вероятно, настоятель.

— Звоните Miserere[1], брат, — велел он. — Преосвященнейший магнус Клемент и наши собратья утопли!

— Тело магнуса нашли? — живо спросил Альдо.

— Его унесло в море, — ответил настоятель. — Созывайте всех уцелевших! Преосвященнейший Леонид распорядился открыть монастыри для приёма погибших и раненых. Он с выжившими кардиналами отправился служить молебен в Храм Семи свечей.

— Подождите, отче, — сказал звонарь и протянул настоятелю золотую велу, данную ему Альдо. — Возьмите от меня пожертвование на пострадавших.

— А что Его святейшество? — снова вмешался Альдо. При этом вопросе настоятель заметно помрачнел и нахмурился. — Не бойтесь рассказать мне всё! — приободрил его Альдо. — Я никому не передам ваших слов. Просто я лично знаю Святого отца и беспокоюсь о нём.

Священник вздохнул и горестно поднёс пальцы левой руки к губам.

— Говорят, Его святейшество скончался, — признался он. — Умер сегодня утром, едва ему сообщили о затоплении порта.

— Ох, беда, беда! — охнул звонарь.

— Но пока это нужно держать в тайне. Сейчас такое известие посеет среди народа ещё большую панику, — заметил священник.

«Уж куда больше!» — не без иронии подумал Альдо.

— Вы можете положиться на меня, — уверил он настоятеля. — Я приезжий и завтра же покидаю город.

Спустившись с колокольни, он принялся бездумно блуждать по Агарису. Адрианов холм, самый высокий, остался совершенно не затронут стихийным бедствием – так же, как соседние с ним Танкредов и Иоаннов; Андрониев, лежавший на западе, пострадал очень мало. Однако остальные были так или иначе разорены потопом, а порт и холм святого Торквиния ушли под воду полностью.

Люди метались по Агарису в поисках своих родных и друзей; многие спешно собирались бежать подальше от побережья. Набаты постепенно смолкали; их тяжёлый гул повсюду заменялся жалобным колокольным Сaeli terraeque creator, miserere nobis![2]

«Это меня они молят о милости, — думал Альдо. — Меня!».

Ощущение собственного могущества пьянило его.

Этот город – проклятый ханжеский город, который столетиями кормил Раканов жидкой похлёбкой своего милосердия, а под конец выгнал, как гонят со двора назойливого попрошайку, – этот город теперь молил его о пощаде сотнями своих медных языков. Альдо упивался сладостью справедливого возмездия. О, он, конечно, пощадит этих жалких испуганных людей, которые шлёпали вокруг него по щиколотку в воде и грязи и отчаянно выкликали имена своих близких. Он пощадит их. Виновные уже наказаны.

Над Агарисом полил дождь.

Он шёл весь день и всю ночь и не прекратился утром. Вода, казалось, истощившая свою ярость накануне, снова начала подниматься. Все дороги, ведущие от агарисского побережья на север к полудню оказались забиты людьми и телегами; в гостинице, где жил Альдо, творился настоящий кавардак.

Сам он тоже велел слугам собираться, но подготовке к отъезду сильно мешала Мэллит. Она двигалась и говорила как сомнамбула, всё валилось у неё из рук. Ставшая его женой гоганская простушка была явно напугана его силой.

Альдо решил, что терпение и доброта – лучшее средство для приведения бедняжки в чувство.

— Мы уезжаем в Сакаци, пчёлка, — ласково сказал он, остановив шатающуюся по комнатам Мэллит и взяв её за подбородок, чтобы она подняла к нему лицо. — К Матильде, к царственной бабушке Матильде. Разве ты не хочешь вернуться к ней?

— Недостойная не может… Недостойная не имеет права… — забормотала Мэллит как в бреду. Глаза её блуждали.

— Запомни, пчёлка, — наставительно сказал Альдо, удерживая её за подбородок, — моя жена не должна называть себя недостойной. Так чего же ты не можешь? Расскажи мне!

— Первородный не захочет остаться в Сакаци… — бормотала Мэллит.

— Конечно нет, — подтвердил Альдо, решив не заострять внимания на «первородном». Пускай. — Я же ясно сказал тебе вчера: я поеду вслед за Борнами. Мои люди ждут меня в Талиге.

— Я должна быть рядом с тобой, — неожиданно заявила Мэллит совершенно осмысленно. То есть, разумеется, так только казалось: смысл её слов оставался бредовым.

— Не говори ерунды, пчёлка! — отмахнулся Альдо. — Твоё дело – родить мне здорового сына. Неужели ты хочешь подвергнуть младенца всем опасностям военного похода?

— А зачем ты хочешь подвергнуть этой опасности себя? — спросила Мэллит. — Зачем тебе… Всё это?..

Альдо засмеялся. Так малышка просто беспокоится за него! Это совершенно естественно.

— Не волнуйся, пчёлка, мне не угрожает никакая опасность, — благодушно уверил он её. — Фердинанд Оллар мёртв, а его наследник – отвергнутый рогоносцем ублюдок. Не то, что наш с тобой сын! — Он игриво подмигнул гоганни. — Обещаю тебе: к тому дню, как он родится, ты станешь законной королевой Талигойи! Неплохо, а? Хороший подарок от мужа, не так ли, пчёлка?

— У Талига уже есть королева, — бесцветно пробормотала Мэллит.

— Ты имеешь в виду Катарину? О, она может оставаться в монастыре, замаливать грехи перед тенью покойного мужа. А знаешь, какие стишки пели про неё в Олларии, когда муженёк-рогоносец сослал её в Атрэ-Сорорес? Мэтр Балажи, сиречь достославный Тариоль, прислал мне список.

И Альдо игриво запел:

— Я неверной женою была королю.

Это первый и тягостный грех.

Десять лет я любила и нынче люблю

Эра маршала больше, чем всех!

Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,

Пусть проступок мой будет прощён!

— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,

А другой прошептал: — Мэратон!

Мэллит слушала его с расширившимися от ужаса почерневшими глазами.

— Что с тобой? — недовольно спросил Альдо. — Ты-то чего боишься? Ты же не такая, как наша милейшая святая Катарина! Впрочем, её недавно похитили, — продолжал он, пытаясь отвлечь Мэллит от её непонятных переживаний. — Мне сообщил об этом кардинал Левий, твой посаженный отец. Они с Юннием полагали, что это лишит меня поддержки Штанцлера. Глупцы! — добавил он презрительно. — Я всегда видел двуличие Штанцлера, его игра не способна меня обмануть. Ему мешал не Фердинанд, а Дорак и Ворон. Он пыжился устранить их руками Людей Чести под знаменем верности Раканам. Удайся ему задуманное, он обезглавил бы оппозицию и стал бы править сам через свою куклу-Катарину. Но её слабость к мужским статям подвела его. Теперь вся его игра пошла насмарку. Он должен либо погибнуть, либо стать моим верным сторонником, так как Ворон вздёрнет его на первом попавшемся дереве, как это у него в обычае. И даже если Катарина отыщется, это не изменит ничего. Даю слово, что эта милая песенка прилипла к ней до конца её дней!

И Альдо снова запел:

— Не от мужа, увы, родила я детей:

Старший принц и хорош и пригож,

Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей

На урода отца не похож.

Но сегодня, Создатель, покаюсь в грехах,

Пусть проступок мой будет прощён!

— Кайся, кайся! — сурово ответил монах,

А другой прошептал: — Мэратон!

Да что ты так смотришь?

— Альдо… — проговорила Мэллит едва слышным шёпотом. — Но ведь эта песня… Разве её сочинили не о твоей прабабушке Бланш?

Альдо осёкся.

— Это сплетни, — резко сказал он.

— Но если ты поедешь в Талиг, — пролепетала Мэллит, — и если ты запоёшь там эту песенку… Тебе скажут, что ты тоже незаконнорождённый.

Её слова хватили Альдо будто обухом по голове. Это была позорная часть семейной истории: королеву Бланш почти открыто обвиняли в связи с тогдашним Первым маршалом Эктором Приддом. Если бы мямля Эрнани XI дал ход расследованию в отношении жены, как это сделал Фердинанд, никто не знает, чем бы кончилось дело.