В. Коростелев - Хозяин
Петро завел разговор о постройке дома для меня, и мужики охотно поддержали. Я не стал разубеждать их, хотят – пускай строят, а вообще-то я собирался поселиться в Степаново, все же село теперь мое. Главное – завершить все разборки с Пауком, а потом убедить жену в необходимости переселения. Интересно, как там дела у Ефимыча с Митькой? Кстати, надо выдвинуть дозор на дорогу, ведущую к поселку, мало ли что может случиться на тракте, рванут недобитки в нашу сторону, а тут хутор как на ладони, открытый и незащищенный… Меж тем мужиков беззаботно развлекал подначками Петро, я, подшучивая над Костей Рябым, спросил:
– Слышь, Рябой, а что за трофей ты заныкал? – и, обращаясь к собравшимся, пояснил: – Смотрю, Коська покойника потрошит, ну в смысле по карманам шарит, гляжу – достает листок с голой девкой и так, украдкой за пазуху прячет. Я ему: «Костя, ты еще мочалку в бане приспособил бы, натравливая зуб на жену». Вот представьте: Костя в бане смотрит на картинку, подносит к естеству мочалку и убеждает ЕГО: чужая… чужая… А после ентого лихим галопом – и в койку к своей…
Мужики заржали так, что со стен побелка посыпалась, а Костя, густо покраснев, только руками отмахивался и мычал что-то невразумительное, чем вызвал дополнительный восторг собравшихся…
– Ну ладно, – сказал я, когда мужики отсмеялись. – Кум и Скачок (местный кузнец) сегодня в дозоре, через час при полном вооружении выступить к поселку. Пойдете верст на десять вперед, и, если появятся чужие, в бой не вступать, быстрей на хутор, а тут мы их и примем…
Лица мужиков сразу стали серьезными, и назначенные в дозор, с сожалением оставляя компанию, пошли собираться в дорогу.
* * *Солнце тонким краем едва выглянуло из-за леса, с хуторских плетней петухи приветствовали рассвет. Я стоял, поглядывая на отлично просматриваемую дорогу с крыльца тещиного дома. Когда же Ефимыч появится? Меня со вчерашнего дня беспокоило отсутствие как самих дружинников, так и вестей от них. Сзади неслышно подошла Настена.
– Степа, пошли за стол, завтрак стынет.
Я уже разворачивался, но краем глаза зацепил какое-то движение на дороге, рядом с лесом…
Едут! Показалась телега, с впряженной в нее Соловой, но в повозке было видно одного Митьку. Рядом с телегой шагает только один человек… Ага, вон из леса вынырнули двое дозорных, дежуривших со вчерашнего дня. Переговорили и двинулись к хутору вместе. В подъехавшей через двадцать минут телеге обнаружился раненый тесть, лежащий на дне повозки. Рядом с ним лежал покойный сельчанин. Митька, спрыгнув на землю, с серьезным лицом направился ко мне, а вокруг тестя уже хлопотали домашние: голосила теща, бестолково суетилась моя жена, сыновья Ефимыча, необычайно серьезные, растерянно замерли подле отца. А соседский сорванец Гришка уже побежал за фельдшером.
Покойный был пришлым на хуторе, и по нему никто особо не убивался. Все суетились вокруг старосты.
Ефимыч был без сознания, и я, уже предчувствуя не совсем удачный финал нашей задумки, сидя в общественной избе, слушал описание событий от Митьки и последнего оставшегося в живых бойца…
Двигалась группа по намеченному плану до лесной развилки, а там разделились, Ефимыч с двумя бойцами свернул к заимке, вытащить часть оружия и оказаться у предполагаемой засады в последний момент, когда бойцы уже вступят в огневой контакт. В его задачу входило показать людям Марата, что схрон нашелся только что, и они, не мешкая, оказывают огневую поддержку новым вооружением. Место в плане слабое, но по-другому мы не видели безболезненного выхода из ситуации. Показывать настоящее хранилище нам резону не было, открыть фальшивый схрон на заимке маратовцам до прихода людей Паука тоже не выход, а вдруг они откажутся спасать моего отца? Им тогда никакого интереса не будет схлестываться с бойцами Паука. Они вполне резонно могут рассуждать так: схрон нашли, оружие мощное получили, эсбэшники, по логике, подумают на деревенских, бросят на войну с ними своих бойцов. Паук человек жесткий, вцепится – не отпустит, и, когда он оттянет свои силы из Полиса, можно будет нанести удар новым оружием и захватить территорию Паука…
Митька, как человек, которого знал помощник Марата – Мустафа, возглавлявший группу из Полиса, должен был встретить бойцов у тракта и, переговорив, наметить засаду. В задачу нашего совместного отряда входило по возможности положить всех эсбэшников, или, как минимум, руководителей группы, которые были в курсе реальных событий, и освободить моего отца. Задачка еще та! Но с ними к моменту боя будет Ефимыч, так что я рассчитывал на успех. Однако события разворачивались не совсем по нашему сценарию…
Бойцы выплыли из-за поворота – сосредоточенные, крепкие парни, все в камуфляже, и на велосипедах. Увидев вышедшего на тракт Митьку, остановились, взяв его на прицел автоматов. Из сгрудившейся на дороге группы выдвинулся Мустафа, недоверчиво поглядывая узкими глазками на Митьку:
– А что, ты один, что ли?
– Да, а остальные по лесу рыскают, схрон ищут, да и хутор с южного тракта прикрыть надо, на лесной дороге у нас не побалуешь, ловушек понаставили столько, что без знания никто не пройдет (это он с намеком, чтоб и маратовцы не совались). Схрон-то в основном вам нужен, – хитрил дальше Митька, – поэтому и выделили всего троих людей на поиски. Возможно, еще успеют и сами найти… До боя. – Митька остановился, давая старшему осмыслить информацию, и со значением добавил: – Еще одно непременное условие: среди людей Паука будет пленник, это наш человек, ну вы сразу же увидите, он, скорее всего, связан будет. Просьба в него не стрелять, он парень ловкий, как догадается, так и сам в кусты сиганет, при возможности.
Мустафа задумался.
– Ладно, все равно эсбэшники раньше утра не появятся, именно на завтра же у них намечена выемка оружия? – спросил он, испытующе поглядывая на Митьку. – Хотя меня такая точность м-м… настораживает. Да еще какой-то ваш пленник появился, – в упор глядя на собеседника, заявил Мустафа.
Ну, Митьку смутить сложно, он в ответ равнодушно пожал плечами, мол, хочешь – верь или катись сам разбирайся с эсбэшниками… Мустафе делать нечего, стал располагаться на ночь. На притрактовой лесной поляне разбили лагерь, выставили дозор, стали кашеварить. А Митька вроде в лес, по надобности, к условному месту подошел, там его уже Ефимыч с двумя бойцами дожидался, взяли они с заимки только один РПГ-7 и крупнокалиберный пулемет дотащили. Правда, патронов всего на три ленты взяли, ну уж больно штука тяжелая этот «Корд», да еще и свое оружие им тащить пришлось.
– Так, Митька, устраивайте засаду у поворота, – начал Ефимыч, – нам легче будет прийти вам в помощь, ни те ни эти не увидят, откуда мы подошли. Устраивайте засаду по правому краю тракта, на левый не суйтесь, пойдете шмалять друг по другу. Сам заляжешь спереди, а как Паучьи дети кинутся назад, так и пущай их секут безжалостно, ни одного живым не берите. Сам же приятеля моего Ваську прикрывай, может, он успеет в кусты запрыгнуть, ну ладно, все, иди, а то заподозрят тебя маратовские…
Мустафа, взглянув подозрительно на возвернувшегося Митьку, спросил:
– Что, медвежья болезнь перед боем одолела?
– Не-а, просто еды такой вкусной, как у вас, не ел никогда, вот и опорожнился, штоб больше влезло. А запах от вашего харча на весь лес, счас волчишек со всей округи соберете…
После таких речей бойцы стали поглядывать в лесную темень с опаской, дурачье городское, волк зимой опасен, да и то не для всех, а летом и по весне в наших краях волк сыт, и на человека может только из баловства напасть, мол, деток к охоте приучает.
Утром, с самого рассвета, заняли позиции. С предложенной тактикой распределения Мустафа согласился, все же Митька был местным и лучше знал, где выгодней занять позицию. Мустафа только спросил, почему Митька сам напрашивается на самый тяжелый участок? Митька пожал плечами – не хочешь – сажай своих, это успокоило главного, хотя одного своего бойца он все же подсадил рядом с моим приятелем.
* * *Колонна рейдеров Паука появилась ближе к полудню, ехали на велосипедах, по двое-трое в ряд. Колонна растянулась метров на триста, в середине повозка с одной лошадью в упряжке, а там пленник и два бойца в охране. Такой длинной колонны не ожидали, и огонь открыли только тогда, когда голова колонны вплотную приблизилась к повороту дороги. Как только загрохотали выстрелы, Митька успел достать короткой очередью одного охранника, сопровождавшего телегу, но тут автомат, как назло, заклинило, и второй охранник, видимо имевший приказ при первой угрозе уничтожить пленника, выстрелил в голову связанному отцу…
Выстрелы гремели со всех сторон. Рейдеры Паука, поднаторевшие в перестрелках, мгновенно сориентировались и, хотя после первых очередей была выкошена треть бойцов, все же залегли на противоположной от засады стороне. Автоматы с той и другой стороны периодически замолкали – сказывалось наличие некачественных патронов, бой продолжался уже в течение десяти минут, и тогда из тыла противника зарокотал крупнокалиберный пулемет Ефимыча. Старик тоже сориентировался, и в процессе боя зашел в тыл бойцам Паука. И хотя пули крупнокалиберной дуры летели теперь и в нашу сторону, первоначальный эффект был велик. Многие бойцы противника повыскакивали со своих позиций, попадая под перекрестный огонь, а тут еще гранатомет в руках нашего дружинника добавил жару, выпустив несколько снарядов. Эсбэшники заметались и вдруг пошли в атаку на засаду. Бойцов у противника еще оставалось много, примерно столько же, сколько и наших. На неожиданное действие эсбэшников маратовцы ответили длинными очередями, позабыв, что магазины у автоматов ограничены числом патронов, а тут как раз и Ефимыч вторую ленту патронов прикончил. В общем, противник добился рукопашной. На Митьку налетел здоровый малый. Держа автомат как дубинку, он с ходу пытался проломить Митькин череп, но промахнулся и, пролетая по инерции мимо моего приятеля, нарвался на Митькин клинок. Невдалеке какой-то рыжий парень добивал, молотя по черепу сапогом, Мустафу. В общем, когда Митька вогнал свой клинок в спину рыжего, Мустафа уже отбросил копыта. Схватка еще продолжалась, но наши противники потеряли практически всех бойцов, и маратовские вояки их добивали, ожесточенные своими потерями. Пленных в живых не оставляли, впрочем это было нам на руку.
